– Пойдем в комнату, ты еле на ногах стоишь.
Он отвел меня в комнату, усадил на кровать. Я торопливо раскрыла одеяло и стала ощупывать руками сына. Убедившись, что он цел и невредим, я прижалась к нему лицом и тихо заплакала. Александр осторожно поднял меня и пересадил в кресло.
– Тише, тише, Таня, разбудишь Сереженьку.
Меня била крупная дрожь, я не могла сдержать судорожные рыдания.
– Лена, найди что-нибудь. Мальчика надо покормить.
– Сейчас, сейчас. Все готово.
Лена вошла в комнату, держа в руках бутылочку с молоком, полотенцем она вытирала с нее воду.
– Я уже молоко подогрела. Сейчас переодену малыша и можно будет кормить.
– Нет, я с-сама по-покормлю.
– Танюша, тебя же всю трясет. Все уже хорошо. Сейчас все пройдет. Покормишь Сереженьку завтра, а то он плакать будет. Ты же весь день нервничала, а малышу все через молоко передается. Отдохни. У тебя руки дрожат.
Лена переодела моего мальчика, который начал недовольно кричать, положила его на колени Александру, подложив ему на брюки чистое полотенце. (Еще неизвестно, где вас сегодня носило!) Вручив ошеломленному Александру бутылочку с молоком, она показала, как ее надо правильно держать. Решительным шагом она направилась на кухню, налив в чашку воды, заставила меня принять какое-то лекарство. Уложила меня на кровать и укрыла пледом. Через некоторое время дрожь прошла, я согрелась и уснула. Проснувшись через несколько часов, я увидела, что верхний свет в комнате потушен, на письменном столе горит ночник. Александр спал полусидя, привалившись боком к детской кроватке. Свою правую руку он положил на животик Сережке, мирно спавшему в своей кроватке.
Глава 13
Пододвинув подушку, мне удалось поудобнее уложить Александра на кровать, осторожно встав с кровати, я укрыла Александра пледом. Он что-то пробормотал во сне, устраиваясь поудобнее.
Я потерла виски, стараясь вспомнить, что же забыла сделать. Да, конечно, мы же забыли покормить Дона и не погуляли с ним. Куда он делся? Дон лежал в коридоре, направляясь на кухню, я едва на него не наступила. Включив свет, я увидела на кухонном столе записку, оставленную Леной. Она писала, что с собакой она погуляла и накормила ее. Под грелкой лежал приготовленный ужин. Есть мне совсем не хотелось, но чай я себе разогрела. Выключив свет, я вернулась в комнату.
До утра оставалось еще много времени, но спать мне совсем не хотелось. Я поправила одеяльце на Сергее, присела на край кровати.
Как странно, бывает, случается в жизни. Незнакомый человек вдруг становится близким и дорогим и делает для тебя то, чего ты не вправе была требовать даже от родственника. А родной брат… родной брат, как это ни горько, стал мне совершенно чужим. Каким же жалким и испуганным выглядел он во время нашей последней встречи. Я увидела его во время нашей с Сережей утренней прогулки во дворе. Довольный сынуля радостно улыбался мне, потом его внимание привлек воробей, скакавший по скамейке, на которой я сидела. Воробей, вспорхнув на ветку клена, громко чирикал, словно радуясь приближающейся весне, теплу и солнцу. Испуганно взмахнув крыльями, птица улетела. Сережа проводил ее взглядом и посмотрел на меня. Нужно будет рассказать Светлане, как Сережка уже рассматривает движущиеся предметы.
– Здравствуй, Таня.
– Владик? Откуда ты взялся?
– Я искал тебя, почему ты мне не позвонила?
– Кажется, я потеряла номер твоего телефона.
– Кажется? Ты даже не уверена?
– Я не искала его.
– Чей это ребенок?
– Мой. Чей же еще?
– Ты вышла замуж?
– Нет. Зачем ты приехал?
– Увидеть тебя.
– Послушай, Владик, я слишком хорошо тебя знаю. Ты не показывался целый год, тебя совершенно не волновало, что со мной стало, как мне здесь живется. Ты попросту вышвырнул меня из своей жизни. А теперь ты приходишь и говоришь мне, как ни в чем не бывало…
– Послушай, хватит меня отчитывать, мне и так все ясно. Просто я не понимаю. Это так неожиданно: ты и вдруг ребенок. Ты сказала, что не замужем. Ты что, пошла по рукам? А возмущалась, кричала, что любишь.
– Убирайся!
– Ну, перестань, Тань. Я не хотел тебя обидеть.
– Я никогда не думала, что мы вот так с тобой встретимся.
– Тань, я действительно очень по тебе скучал.
– Владик, ты скучал настолько, что даже не мог позвонить ни разу за этот год. Что тебе нужно?
– Прости. Ты, конечно, права, что ругаешь меня. Мне очень нужны деньги, задолжал, а долг требуют вернуть. А мне сейчас нечем, понимаешь, ну, совершенно нечем. Ты не можешь мне помочь? Я обязательно верну.
– У меня нет денег для тебя.
– На что же ты живешь?
– На то, что наше государство дает мне как матери-одиночке.
– Но на эти деньги невозможно прожить.
– Я рада, что ты это понимаешь.
– Таня, не надо со мной так.
– Повторяю, у меня нет денег, сейчас я не работаю, ребенок очень маленький…
– А ты потом работала? Ну, я имел в виду после того, как ушла от Константина.
– Да, торговала цветами у метро.
– Я слышал, они хорошо зарабатывают.
– А ты никогда не пробовал простоять на морозе целый день? Когда мороз пробирает тебя до костей и к вечеру начинает казаться, что никогда не удастся согреться.
Я посмотрела ему в глаза. Почему же раньше я никогда не замечала, какие у него могут быть пустые, ничего не выражающие глаза? Мой брат, и это мой младший брат. Как страшно и больно, больно мне, но не ему.
Владик ушел, ничего от меня не добившись, на прощание он сказал, что его могут даже убить. Честно говоря, я ему не поверила тогда. А теперь? Теперь мне кажется, что за деньги некоторые люди могут убить, даже не задумываясь.
На кухню, стуча тяжелыми лапами, шумно прошел Дон. Было слышно, как он лакает воду из миски. Затем он вернулся в коридор и с громким вздохом улегся на пол. Неудобно ему, бедняжке, без подстилки в чужой квартире.
Свет ночника отбрасывал резкие тени на лицо спящего мужчины. Похоже, за этот день лицо Александра осунулось, даже во сне глубокие складки у рта не разгладились, и брови насуплены, а может быть, освещение такое? Я было протянула руку, чтобы погладить эти насупленные брови, но вовремя спохватилась. Как странно, рядом со мной лежит, по сути, совершенно чужой мне человек, а сделал он для меня больше, чем родной брат. Усевшись поудобнее на кровати, я уперла локти в свои колени, спать мне решительно не хотелось.
Что со мной сделалось? Сижу, рассматривая Александра, рассуждаю, а о брате почти не вспоминаю. Что с ним сталось? Страх за сына совершенно заслонил в моем сознании все остальное. Если говорить откровенно, после последней встречи с братом обида снова расцвела в моей душе, как чертополох на пустыре. Не ожидала я от себя такой злости, хотя мне просто трудно понять, как свое «я», свои потребности затмили для брата все на свете. Он же впервые увидел своего племянника, но это не вызвало у него в душе никаких чувств! Полное душевное отупение. Как странно. А слова обвинения в мой адрес? Его даже не остановило то, что он хотел занять у меня денег. По логике вещей, ему не нужно было злить и оскорблять меня, но это даже не пришло ему в голову! Почему? Неужели он так презирает меня и так уверен в моей безотказности, что, прося у меня денег, он тем не менее еще и осуждал мое поведение? Если бы у меня не было Сережки, неужели бы я тогда дала ему денег? А ведь, пожалуй, дала, он же мой младший брат. Что же я за человек такой?