Удивительно, но д-р А. Р. Бейли (A. R. Bailey) провел в 1972 г. похожие опыты по обмену между растениями в Англии. Два растения посадили в теплицу с искусственным освещением и строгим контролем температуры, влажности и освещенности. Их намеренно поливали нерегулярно. Бейли с помощником измеряли напряжение в каждом из растений. Когда одно растение поливали при помощи подведенной к нему пластиковой трубки, другое растение немедленно реагировало. Позже Бейли рассказывал членам Британской ассоциации лозоходцев: «Между растениями не было никакой электрической связи, они даже не соприкасались физически, но каким-то образом одно растение чувствовало, что происходит с другим».
В своей книге «Трава», название которой отражает самое широкое понятие этого слова, то есть все, произрастающее на земле, Солоухин решил просветить советского обывателя и обратить его внимание на внутренний мир растений. Он раскритиковал сельскохозяйственную бюрократию, колхозников, начальников лесопилок, и даже продавщиц московских цветочных магазинов.
В начале книги Солоухин иронично заметил: «Человек обладает потрясающей наблюдательностью. Он замечает воздух только тогда, когда ему нечем дышать. Скорее нужно сказать не "замечает", а "ценит". Пока нам дышится свободно и непринужденно, мы не ценим воздух и даже не замечаем его. Человек чрезвычайно гордится своими огромными знаниями. Но он скорее смахивает на механика, который знает, как починить радиоприемник, но не имеет никакого понятия о природе и действии радиоволн; или на древнего человека, который разжигая огонь, не понимал процесса мгновенного окисления. Мы до сих пор расточительно пользуемся светом и теплом и даже не знаем, да и знать не хотим, об их сущности».
Также человеку совершенно наплевать на то, что земля вокруг него зеленая. «Мы затаптываем растения в грязь, рвем зеленые покровы земли бульдозерами и гусеницами тракторов, мы заливаем землю бетоном и горячим асфальтом. Чтобы избавиться от отходов деятельности своих адских машин мы поливаем землю сырой нефтью, заваливаем мусором, сливаем кислоты, щелочи и прочие яды. Что, у нас так много растений? Я, например, представляю, как в результате космической, а может и экологической катастрофы, человеку придется жить в бескрайней пустыне без единой травинки».
Чтобы разбудить уважение к природе в сердцах урбанизированной советской молодежи, Солоухин рассказывает историю об узнике, заключенном в холодный и промозглый карцер. И вдруг между страниц старой книги, которую ему дал почитать сердобольный тюремщик, он находит крохотное семечко, не больше булавочной головки. Узник был очень взволнован: это зернышко напоминало ему о мире за пределами тюремных стен, к которому он так привык. Узник представил, что это маленькое зернышко — все, что осталось от прежде пышного и яркого царства растений. Тогда он посадил семечко в единственный угол своей камеры, куда проникали редкие солнечные лучи. Он поливал свое семечко слезами и все ожидал появления на свет чуда превращения семени в растение.
Солоухин приравнивал это событие к настоящему чуду, волшебству. Но для человека это чудо давно превратилось в обыденное явление, ведь оно повторяется на его глазах тысячи миллионов раз в день. Даже если бы в распоряжении того узника были все химические и физические лаборатории мира со сложными реактивами, точным анализом и электронными микроскопами, даже если бы он изучил каждую клетку, каждый атом и ядро, то и тогда он не смог бы разгадать таинственную программу, заложенную в семя; не сумел бы понять, что же заставляет его превратиться в сочную морковь, душистый укроп или яркую астру.
Солоухину пришлись по душе слова доктора географических наук и профессора МГУ И. Забелина, который в своей статье «Опасные заблуждения», опубликованной в «Литературной газете», писал: «Мы еще только начинаем познавать язык природы, ее душу, ее разум. За семьюдесятью семью печатями для нас "внутренний мир" растений». «Эти строки ничем не выделены в газетном столбце, — писал Солоухин, — но мне эти строки показались напечатанными жирным шрифтом».
Во время поездки в Париж Солоухин с радостью отметил обилие цветочных магазинов, разбросанных по всем, даже самым бедным районам столицы Франции. Чтобы найти приличный букет в Москве, нередко приходилось потратить целый день.
Солоухин также подверг критике совершенно глупую политику советских чиновников в области сельского хозяйства. В октябре 1972 г. в одном из выпусков «Литературной газеты» он сокрушался о том, что исконные луга и пастбищные угодья пустуют и превращаются в пустыри, тогда как поля, на которых следовало бы сажать зерновые, распахиваются и засеиваются кормовыми культурами для скота. «Если собрать все сено и свежую траву с наших лугов и положить их сплошным слоем, то они могли бы покрыть всю Европу, а если соорудить из них стог, то он бы простирался от Средиземного моря до Скандинавии. Тогда почему же мы не используем это богатство?» — вопрошал Солоухин. Этот риторический вопрос вызвал лишь яростный отпор со стороны замминистра сельского хозяйства, стремившегося сохранить статус-кво.
Эта проблема касается не только СССР, но и США и других стран. Солоухин упорно обвинял советских промышленников, которым было совершенно наплевать на природу, превращающих реки и озера в вонючие отстойники, уничтожающих леса во имя увеличения объемов производства. Мечтая повернуть процесс разрушения в другое русло, этот «пылкий защитник природы, ее певец и хранитель» (как назвал Солоухина один из издателей его работ) призывал своих земляков вместо того, чтобы бороться и покорять, учиться дружить с природой.
В первом номере журнала «Химия и жизнь» за 1973 г. была опубликована статья о намерениях русских перейти с нефти, газа и угля (трех форм солнечной энергии, изначально сохраненной растениями) на солнечную энергию. Статья указывала на исследования американского нобелевского лауреата и специалиста по фотосинтезу Мелвина Калвина (Melvin Calvin). Он обнаружил, что растительный хлорофилл под воздействием солнечных лучей способен отдавать электроны полупроводникам, к примеру, оксиду цинка. Мелвин и его сотрудники создали так называемый «зеленый фотоэлемент», один квадратный сантиметр которого генерировал электрический ток в 0,1 микроампер. Но через несколько минут, говорилось в статье, растительный хлорофилл теряет чувствительность или попросту «выдыхается». Но его жизнь можно продлить, добавив гидрохинон в солевой раствор, действующий в качестве электролита. Похоже, хлорофилл можно сравнить с насосом, который перекачивает электроны гидрохинона в полупроводник.
Калвин подсчитал, что хлорофильный фотоэлемент в десять квадратных метров способен генерировать ток мощностью в 1 киловатт. Он предполагал, что в последующие 25 лет такие фотоэлементы будут поставлены на промышленное производство и будут в сотни раз дешевле кремниевых солнечных батарей, с которыми ведутся эксперименты в настоящее время.
«Даже если человек к 2000 г. так и не удосужится реализовать идею превращения солнечного света в электричество через хлорофилл, — говорит «Химия и жизнь», — то можно будет подождать еще несколько десятилетий. Это сущие пустяки по сравнению с миллионами лет, требующимися для превращения растения в каменный уголь».
Итак, советские читатели познакомились с идеей о том, что однажды растения будут производить для человека электричество из солнечного света. Тем временем профессор Гун ар с молодыми советскими учеными продолжал изучать восприятие растений. Среди прочего они хотели по реакции разных сортов ячменя и огурцов определить их морозо-, холодо- и теплоустойчивость, а по реакции картофеля — его устойчивость к болезням.
С чем же связан взрыв интереса к изучению растений в СССР? Ответ можно найти в статье А. М. Синюхина, опубликованной в 1958 г. Коллега Гунара ссылается на выдающегося индийского физиолога и биофизика, работы которого подверглись шквалу критики со стороны западной науки, а после его смерти были практически преданы забвению. Еще в 1920 г. К. А. Тимирязев, в честь которого названа московская Академия сельского хозяйства, писал, что работы индийского ученого стали предвестником новой эпохи в развитии мировой науки. Этот непризнанный гений, по словам Тимирязева, разработал потрясающий по своей простоте и чувствительности прибор. С его помощью индийский ученый смог опровергнуть общепринятое среди немецких ботаников мнение, будто передача любых сигналов в растительной ткани имеет гидростатическую природу. Он смог измерить с точностью до сотой доли секунды время прохождения сигнала по стеблю различных растений.
Синюхин подчеркнул, что советские ученые были просто потрясены достижениями этого индийца и решили создать целую исследовательскую программу на основе его давно забытых работ.