В то время как доцент овдовел, у Анны Ивановны уже Настя на руках была. Он не бросил Анну Ивановну и не отказывался от давних планов. Анна Ивановна сама выбрала: вместо нормальной семейной — жизнь вдвоем с внучкой.
Когда тебе за пятьдесят, легко выбираешь. Это в юности мечутся, а в зрелости хорошо знают, чего хочется.
Анне Ивановне с вредной девчонкой, с исчадием, с картавой наоборот, с вечным сигналом тревоги, было очень хорошо, лучше, чем мечтаешь. Бабушка получала от Насти не меньше, чем давала ей. Скорее больше. Значит — эгоизм, питающийся судьбой ребенка.
Об этом и рассуждала очкастенькая психологиня.
Она достала какой-то листок, держала его чистой стороной к Анне Ивановне и говорила о том, что многие современные бабушки с неизрасходованным материнским инстинктом отрывают детей от родителей, используя приемы задабривания, чем наносят вред личности ребенка. Потому что бабушки хороши для сирот, а при живых родителях папе с мамой замены нет.
— Анна Ивановна! Вы образованная женщина и, надеюсь, понимаете, что есть тесты, позволяющие графически спроецировать психологические проблемы ребенка?
О чем она толкует, Анна Ивановна толком не поняла, но кивнула. Психолог перевернула листок. На нем был Настюхин рисунок под заголовком “Моя семья”.
На переднем плане здоровенная фигура в виде снежной бабы с кудрявыми волосами, поперек живота надпись: “Бабуля”. В жизни Анна Ивановна не такая упитанная, а кудрявость — химическая завивка, сделанная для простоты прически. Рядом со снежной бабой шклявая фигура поменьше, карикатура на куклу Барби. Надпись над головой: “Я Настя”. Совсем внизу микроскопические человеки-букашки, пояснения к которым — “Мама”, “Папа”, “Дедушка”, “Бабушка Лена” — значительно крупнее самих фигурок:
— Видите, Анна Ивановна? Случай клинически ясный. Ребенок задавлен вашим, давайте признаемся, неестественным авторитетом. Гипертрофия любого авторитета в ущерб родительскому наносит детской психике тяжелейший ущерб.
Если бы Анна Ивановна была с этим не согласна! Ребенка должны воспитывать родители, и только они! Замены мамы, как замены воды, не существует. И каково слышать, когда невестка, рисуясь и кокетничая, говорит по телефону: “В эту субботу? Нет, не могу. У меня матерный день. Веду дочку в зоопарк”. Или напоминать сыну: “ У Насти через неделю день рождения, забыл? Подарите ей котенка. Только обязательно сначала попросите заготовленные стихи прочитать”. А другие дедушка с бабушкой? Что им достается? Минут двадцать Настя ведет себя идеально, получает конфеты и наряды. Потом заставляет стариков садиться в позу лотоса. Шалунья уверяет, будто бабуля Аня в свободное время йогу практикует. Вранье! Просто накануне бабушка ей объяснила, что такое йога.
Семь лет человеческой жизни — очень много. Анна Ивановна это точно знала, как человек по второму кругу данный период прошедший. И в то же время что она помнит из своих до семи? Отрывки, обрывки — мелочь! Главное будет потом.
— Что вы предлагаете? — спросила Анна Ивановна психолога.
— Надеюсь, вы не станете возражать, если я поговорю с Настиными родителями?
— Поступайте, как находите нужным.
Родители Насти, в отличие от Анны Ивановны, отнеслись к рассуждениям психолога с большим доверием, прониклись cтpaxoм за будущее своего чада, просто спелись на ниве перевоспитания ребенка. План разработали, как вернуть девочку в полноценную семью, не нанеся ей душевной травмы.
По плану Анна Ивановна должна была отправиться в длительное путешествие, а Настя под благовидным предлогом переехать к родителям.
Экономить на бабушке сын и невестка не стали — купили ей дорогую путевку в круиз по Средиземноморью.
Анна Ивановна плыла на теплоходе, видела Марсель, Лиссабон, Монако и еще чего-то. На ужин с капитаном напялила подаренное невесткой платье. Какой-то (двадцать пятый?) помощник капитана клеился, точно ему заранее заплатили, чтобы никто из старых перечниц без кавалера не остался.
Вернувшись в порт приписки, Анна Ивановна продолжила скитания. Съездила на родину предков, на Беломорье. Красота невыразимая. Постоянно думала: Настена не видит, а описать словами невозможно. У двоих подруг побывала, в Рязанской и Ленинградской областях. Наревелись вдоволь, вспоминая детство и точно зная, что больше не увидятся.
Полгода Анна Ивановна колесила. Вернулась домой с твердыми перспективами — сделать ремонт, устроиться на работу, разведать, как ее доцент поживает.
Настя примчалась на следующий день в десять утра, то есть из школы удрала. С порога принялась бабушку обвинять:
— Ты! Предательница! Ты меня бросила! Я знаю, ты плавала и ездила, а меня бросила!
— Как мы хорошо все звуки научились выговаривать! — Анна Ивановна тщательно следила за своим голосом и мимикой. — Большой прогресс!
— Бабуля! — Настя кулачки сжала, лицо насупила, как больной зверек. — Бабуля, ты меня больше не любишь?
Наверное, это был момент истины. Хотя, при чем здесь истина? Переломный момент. Скажи Анна Ивановна: “Не люблю!” — и ребенок, пострадав немного, прирос бы к родителям. Но Анна Ивановна внучку любила больше жизни!
— Не говори глупости! И почему ты не в школе?
— Бабуля! Ты плачешь! — заорала Настя радостно.
Анна Ивановна так старалась быть строгой, что не заметила, как полились слезы. А внучка, ликуя, прыгала то на одной ноге, то на другой и скандировала:
— Ты плачешь! Плачешь! Ты плачешь как при скарлатине!
Надо же, помнит! Настена очень тяжело болела скарлатиной. Температура пять дней под сорок, лежала в забытьи. Анна Ивановна сидела рядом и пускала слезы.
Она развернулась, ушла в комнату, села в кресло. Настя тут как тут. Забралась на колени, обняла за шею, и точно бабушкиным голосом, только на октаву выше, назидательно произнесла:
— Ты можешь не помнить о своих хороших поступках, но не должна забывать о плохих и делать правильные выводы!
— Не смей меня передразнивать!
— А что ты мне привезла? Много подарков?!
Вечером в квартире Анны Ивановны разыгралась душераздирающая сцена. Родители пришли забирать дочь. Невестка рыдала и говорила, что только-только начала становиться матерью. Внучка вопила и носилась по квартире. Сын, злой как демон, бегал за ней и ловил. Она вырывалась, царапалась и отпускала такие выражения, что Анна Ивановна подумала о необходимости наведаться в школу и выяснить, кто учит детей площадной ругани. В конце концов Настя подлетела к бабушке, намертво вцепилась в шею и так заверещала, что все оглохли. Сын и невестка испуганно застыли: ребенок обезумел!
— Отпусти! — просипела Анна Ивановна. — Задушишь! Так! Спокойно! Мы пойдем на компромисс! Все вместе.