Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дима провёл кончиками пальцев по шероховатой поверхности стены. Отдёрнул – холодная. Он чувствовал, как в груди сжимается мягко-мягко и колет обида, и мир сужается, давит – за него не волнуются. «Подумай о жене, о сыне…»
Волнуется, прочитал Дима на дне его глаз. Александр вошёл в Димин кабинет, где тот пытался что-то распечатать и, поскольку сосредоточиться было нереально, постоянно лажал, и запер дверь на ключ.
- Попался, - едва слышно проговорил он, подходя к Диме и обхватывая его за шею, прижимая к себе спиной. Свободной рукой задрал футболку на животе, провёл по коже, вызвав лёгкую дрожь. Дима закрыл глаза и тихо вздохнул от удовольствия. – Почему не веселишься?
- Как-то не весело, - Дима откинул голову на плечо Александра и сжал ту ладонь, что гладила его живот, останавливая. – Я слышал про Степнова... опасная ситуация?
Александр развернул Диму к себе лицом и ласково поцеловал в скулу, потом прихватил нижнюю губу, осторожно раздвинул языком губы и напористо проник в глубину податливого рта - на губах остался вкус крепких сигарет и вишнёвого вина - опрокинул Диму на рабочий стол. Бумажки с мягким шуршанием рассыпались по полу – не жалко.
- Саша… - Дима задохнулся стоном и громко сглотнул, быстрые ловкие пальцы расстёгивали пряжку ремня, одновременно скользя вдоль, прихватывая, сдавливая. – Саша… а если Лида?..
- Вот опасная ситуация, - усмехнулся Александр, стягивая Димины брюки на бёдра, коснулся губами вздрагивающего живота, провёл языком ниже. Приподнял ноги, одним точным движением стащил кроссовки, откинул назад. Одна кроссовка шмякнулась на Лидин стол, рассыпая скрепки из кубышки. – Забудь все эти непонятные фамилии, моя птичка… наслаждайся.
- Я… за тебя волнуюсь… - пробубнил Дима, закусывая костяшку большого пальца. Александр вытащил одну ногу из тесной штанины и стал быстро целовать от голени к коленке по внутренней стороне ноги, пока щекотные ощущения не утонули в яркой волне наслаждения.
А потом Александр целовал и вторую ногу, и грудь, и шею, но Дима уже смутно понимал, что с ним делают. В голове стоял влажный розоватый туман, как небо над Парижем, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь частицы песка, делают воздух розоватым. Дима никогда не был в Париже, но сейчас развратно развалившись на рабочем столе поверх чертежей с закинутыми вверх ногами, он думал именно о Париже… вот такая се ля ви. В другое бы время можно поиронизировать… только бы не забыть.
- Ты специально это сделал… - блаженно зевнув, протянул Дима, пытаясь надеть брюки обратно. Пальцы подрагивали и напрочь отказывались двигаться. Колени тоже не слушались, словно он пробежал стометровку на время. – Чтобы я не донимал тебя расспросами о работе.
Александр принёс Димины кроссовки, помог подняться со стола и, взъерошив волосы, застегнул штаны.
- Это чтобы ты крепче спала, деточка, - душно выдохнул он в висок и, взяв Димино лицо в руки, крепко поцеловал. – Поехали домой.
- Мало, что ли?.. – хихикнул Дима.
- Мне-то?.. – Александр лукаво улыбнулся и ущипнул Диму за задницу. Больно ущипнул, вполне себе отрезвляюще.
- Сам сказал, что две недели никакого нормального секса тебе не светит. Так что… крепись. Будешь радовать меня. Минет я делать не умею, поэтому позориться не стану, даже не мечтай, - Дима опять зевнул, нескромно открывая рот. Завязал шнурки на кроссовках и перекинул сумку через плечо.
- То есть иной вариант ты не рассматриваешь?
Дима замер на секунду, не донеся ключ до замочной скважины. Мгновенно представив Александра в этом нелепом положении, Дима решительно мотнул головой.
- Это не для тебя… и не для меня, - улыбнулся он. – Мне нравится ощущение власти, а ты… слишком крут для того, чтобы быть снизу. К тому же, это я со сдвигами, а ты абсолютно нормален.
- И с какими же ты сдвигами?
Они спустились в гараж и взяли «Лансер» Александра. Дима хотел бы покататься с ним по городу, на улице прохладно и прозрачно. Сейчас самое время катиться по полупустой трассе, размывая свет фонарей.
- Потом узнаешь, - он опять зевнул и сполз по сиденью ниже, нахохлился. В тепле с Вивальди было очень уютно. – Тебя ждёт бо-о-ольшой рыжий сюрприз.
- Уже страшно, - улыбнулся Александр, заводя машину. – Я люблю сюрпризы. Прокатимся до Боголюбова?
Дима кивнул и отвернулся к окну, он уже не спрашивал у Александра, как тот догадался про поездку. Он всегда знает, что нужно сделать, и от этого на душе воцарялось спокойствие и тихая радость, казавшаяся вечной и незыблемой. Так будет всегда. Рядом с ним так будет всегда.
- А я сегодня подслушал твой разговор с Всеволодом Игнатьевичем. Впервые подслушивал…
Они сидели на остывающем капоте машины, стоявшей в поле, и мёрзли, глядя на звёзды. Дима достал из сумки оставшиеся от обеда чипсы и протянул Александру раскрытый пакет. Тот подцепил пальцами один неровный кругляшек и аппетитно захрустел. В холодном осеннем воздухе запахло острым луком и сыростью.
- Плохой мальчик, - Александр погладил Диму по шее сзади, сжал пальцами. По телу от прикосновения растеклось тепло и нега, расслабляя, усыпляя. – Они ничего нам не сделают, я тебе обещаю.
- Саш… а это ведь даже хорошо, что про меня никто не знает. Это касается только тебя и меня. Ковчег, в котором мы можем спрятаться и куда можем вернуться в любое время, несмотря ни на что и ни на кого… По крайней мере, для меня так…
Дима прижался щекой к плечу Александра и опустил голову, провожая взглядом падающую звезду. Росчерк света ещё некоторое время стоял перед глазами, а потом мираж растворился в чернильной синеве высокого неба.
- Для меня тоже, не сомневайся, мой хороший. Это наш с тобою секрет.
- Мне кажется, что ты всегда был один. Словно до меня у тебя никого не было. У тебя аура одинокого человека, как у буддийского монаха, который сорок лет прожил в хижине у подножия горы. Рубил дрова, выращивал сад, вечером сидел и смотрел на закат, а потом шёл в хижину, готовил еду и спал на жесткой подстилке. Вставал с солнцем, засыпал тоже с ним. Никогда никого не любил.
- А потом в его дом залетела маленькая птичка, - с улыбкой в голосе проговорил Александр, обнял Диму, прижал к себе крепко-крепко. И так стало хорошо, что захотелось плакать. Дима смотрел на небо, на дрожащие звёзды, и тут же видел тот, другой мир. Ночной сад и беспечную птичку, поющую песни одинокому монаху.
- Она ему сразу понравилась, - уверенно сказал Дима, - с первого взгляда. И монах не выгнал птичку, даже несмотря на то, что она была наглая животина и день и ночь донимала его своими песнями.
- Птичка прилетала из богатого дома императора, где все любили слушать её песни. И она привыкла к тому, что её любят и всегда ждут. Монах не мог поступить иначе.
Дима коротко вздохнул, вспоминая те грустные взгляды, которые бросала на него Вика, когда поняла, что ничего у них так и не получится. Как были параллельными прямыми, так и остались. Просто фантазия богатая, и очень хотелось поверить в любовь.
- Птичка улетела из сада императора, когда его империя распалась, - тихо начал Дима. - И некому было слушать её песни, у людей появились иные заботы. А монах мог. Он работал в саду и слушал, он готовил еду и слушал, он слышал её молча. А когда уходил в дом, оставлял окошко открытым, чтобы она могла залететь, когда на улице похолодает. У него по-прежнему были свои заботы, он по-прежнему был одинок. Просто каждый вечер открывал окно, ждал, когда птичка влетит в дом, и плотно закрывал ставни.
Они помолчали некоторое время, пока Александр не продолжил, чуть понизив голос:
- Он любил её как то небо, что видел каждое утро и вечер. Он любил её как свой сад, который неизменно рос перед домом, отсчитывая ход времён. Он любил её как тот воздух, которым дышал, как ту воду, которую пил, как тот свет, который видел. Он любил её больше, чем всё это, он любил её так, как невозможно полюбить.
- А она… глупая, - голос Димы неожиданно сорвался на шёпот. Он всхлипнул, потёрся носом о жёсткую ткань куртки на плече и шумно задышал через рот. – Пела свои праздные песенки и ничего не понимала…