Вероника была единственной дочерью пронырливых Пономаревых. Любимой. Ненаглядной. Был, правда, один неприятный момент: высокая черноволосая девушка с узким лицом, темными глазами и довольно длинным, прямым носом, была абсолютно не похожа ни на полного, щекастого отца, ни на светло-русую, курносую мать. В свое время это послужило поводом для грандиозного семейного скандала, но, на счастье, мадам Пономарева вовремя вспомнила о своей бабушке, которая тоже отличалась от остальных членов семьи. Извлеченная из старых альбомов фотография подтвердила полное, можно даже сказать, уникальное сходство Вероники с прабабушкой, и семейная лодка Пономаревых отправилась в дальнейшее плавание. Пономарев-папа, отбросивший мысли об адюльтере, принялся безоглядно баловать единственную дочь, которая, не зная ни в чем отказа, прекрасно научилась этим пользоваться. Вероникина комната была самой большой в квартире, Вероникины интересы – самыми главными, Вероникины желания – обязательными к исполнению. Пономаревы не спрашивали, куда она исчезает по ночам, и закрывали глаза на то, что вот уже третий год Вероника не может покинуть второй курс не самого престижного московского института.
Для них она была самой умной и самой красивой.
Девушка зажгла стоящую на трюмо свечу, подождала, пока огонек хорошо разгорится, подошла к окну и тщательно задернула плотные шторы. Проклятое летнее солнце никак не хотело исчезать за домами, дразнящими лучами проникало в московские окна, и его озорной свет мешал Веронике. Теперь же в комнате установился необходимый полумрак. Девушка сняла с полки одну из книг, достала из нее фотографию улыбающегося молодого человека, нежно поцеловала ее, поставила рядом с зеркалом и присела на диван.
– Лешенька мой… – К горлу Вероники подкатил комок. – Почему ты ушел?
Полгода без него. Полгода одиночества.
Лешенька Бурляев… Они познакомились на пляже в Серебряном Бору, когда Веронике было восемнадцать, а ему – двадцать четыре, и девушка сразу же попала под обаяние молодого человека. Лешенька был восхитительным юношей, тонким, чувственным, мечтательным, он окончил Литературный институт, был блестяще эрудирован и серьезно увлекался мистикой. Благодаря Лешеньке в комнате Вероники впервые появилась полка с книгами, правда, их подборка полностью отражала пристрастия Бурляева: «Молот ведьм» и Блаватская, Алистер Кроули и Еремей Парнов. Вероника не очень понимала заумные тексты этих томов, но ради своего друга она бы могла прочитать даже «Войну и мир». Сам Лешенька писал стихи, и большинство из них Вероника помнила наизусть:
И, как подброшенный снаряд,Огонь взметнулся к облакам,И Сатаны настал обряд,На радость преданным жрецам…
Замечательные, тонкие стихи. Вероника улыбнулась, но тут же нахмурилась.
«Почему мир несправедлив? Почему никто так и не понял, насколько гениален был Лешенька? Почему никто не оценил его талант? Все так жестоко! Холодно! Мир убил Лешеньку! Мир заставил его сделать тот роковой шаг с крыши!»
О том, что, согласно официальному полицейскому заключению, Алексей Алексеевич Бурляев совершил самоубийство, находясь в состоянии сильнейшего наркотического опьянения, девушка не думала. Лешенька был замечательный! Гениальный поэт, первый любовник и первый… Именно он дал Веронике наркотик. Сначала простую травку, Лешенька еще в школе считался опытным «сенокосом», затем последовали «винт», солутан, а примерно за год до своей трагической гибели молодой человек впервые сделал любимой инъекцию героина.
Но «стим» был гораздо лучше.
«Жаль, что Лешеньке не довелось попробовать его!»
Вероника медленно поднесла к ноге одноразовый шприц – «чай, не дура, что такое СПИД, понимаем!» – выбрала вену и, тихонько ойкнув, сделала укол. Девушка уже давно не боялась самой процедуры, могла без содрогания смотреть, как быстро окрашивается кровью бесцветная жидкость в шприце, но по-прежнему тихо ойкала каждый раз, когда игла проникала в вену. Как будто в первый раз, с Лешенькой. Привычка.
– Хорошо.
Вероника выдернула шприц и блаженно откинулась на диванные подушки. «Стим» мягко обволакивал сознание, проникал в каждую клеточку тела, наполняя их восхитительным трепетом, а мозг – изящными и причудливыми образами.
«Какой там «герыч», – пронеслось в голове девушки. – Он и рядом не валялся с этой прелестью».
Вероника немного полежала, давая возможность наркотику полностью овладеть ею, затем лениво потянулась и села перед зеркалом. Еще после самого первого приема «стима» девушка заметила, что действие нового наркотика резко отличается от любого другого препарата. «Стим» мог вызвать галлюцинации, а мог просто добавить бодрости, мог полностью расслабить, а мог моментально уйти, как это произошло два дня назад, когда родители некстати нагрянули с дачи. Не ожидавшая визита Вероника как раз вмазалась и с большим трудом услышала звук открываемой двери, но не успел из нее выветриться страх разоблачения, как девушка с огромным удивлением поняла, что полностью контролирует себя! «Стим», словно почувствовав неладное, прекратил действие! Более того, он наполнил тело девушки непередаваемой силой, энергией и удивительной легкостью! В «стиме» была заключена загадка, какая-то тайна, и Вероника собиралась ее разгадать. Именно сегодня! Родители вернулись на дачу, дверь в квартиру надежно закрыта, и она может делать все, что хочет.
Дрожащий огонек свечи был не в силах осветить все зеркало. Девушка посмотрела на фотографию.
– Лешенька, любимый мой, где ты?
Когда-то, вскоре после смерти друга, Вероника уже пробовала вызывать его при помощи свечи и зеркала. Она тщательно изучила все способы общения с умершими, и этот способ показался ей наиболее правильным. По крайней мере, в тех книгах, которые читала девушка, рекомендовали именно его. Тот опыт оказался неудачным, но сейчас Веронике казалось, что «стим» сможет помочь ей услышать ушедшего Лешеньку. Хотя бы ненадолго! Хотя бы перекинуться парой фраз! Вновь услышать его голос! Вновь услышать, как сильно он ее любит!
Если бы Вероника внимательнее взглянула на свое отражение в зеркале, то, возможно, она бы заинтересовалась странным золотистым блеском, появившимся в ее черных глазах, но все внимание девушки было приковано к фотографии и огоньку свечи.
– Лешенька, ответь мне.
Ей показалось, или…
Язычок пламени разбрасывал обманчивые тени, но окружающий мрак стал еще плотнее, а образы, появляющиеся в голове, – более реалистичными. Теперь они казались не плодом фантазии, но воспоминаниями. Они стали более отчетливыми, узнаваемыми, и они оживали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});