Читать интересную книгу Безмолвная - Райчел Мид

Женщина, в которой я узнаю главную повариху, выходит из двери. Перед ней семенит ногами какой-то паренек. «Повариха» – это не слишком точное именование ее должности, потому что продуктов очень мало и ничего особенного из них не приготовишь. Кроме этого она командует всей прислугой «Двора Зимородка». Меня передергивает, когда она отвешивает парнишке такую оплеуху, что тот падает на пол. Я его и раньше видела – ему обычно поручают самую черную работу. Между ними идет стремительный обмен знаками.

«…Надеялся, что не попадешься? – вопрошает повариха. – О чем ты думал, когда брал больше положенного?»

«Я не для себя! – отвечает ей паренек. – Это для семьи сестры. Они голодные».

«Мы все голодные! – огрызается повариха. – Это не повод воровать».

Я судорожно вздыхаю, понимая, что случилось. Кража еды у нас одно из самых серьезных преступлений. А то, что его совершил кто-то из наших слуг, которые обычно питаются лучше других сельчан, поражает еще сильнее. Паренек с трудом встает на ноги и отважно встречает гнев поварихи.

«Они – шахтеры, и они болели, – объясняет паренек. – Шахтеры и так получают меньше еды, чем мы, а им еще урезали порции, пока они не работали. Я хотел, чтобы все было по-честному».

Суровое лицо поварихи говорит нам, что ее это не тронуло.

«Вот теперь и можешь присоединиться к ним в шахтах. Здесь ворам не место. Изволь исчезнуть еще до того, как мы соберем посуду».

Паренек пугается. Его лицо полно отчаяния.

«Пожалуйста! Не отправляйте меня работать с ними. Простите меня! Я отдам мою порцию взамен того, что взял. Это не повторится».

«Конечно, не повторится», – злорадно утверждает повариха.

Она отрывисто кивает двум самым крепким слугам, и они хватают паренька за руки, чтобы выволочь из столовой. Он пытается высвободиться и протестует, но с двумя справиться не может. Повариха смотрит на это невозмутимо, а мы все изумленно на них глазеем. Когда он скрывается из вида, она и те слуги, которые не обслуживают завтракающих, снова исчезают на кухне. Мы с Чжан Цзин переглядываемся: от потрясения мы забыли все слова. Поддавшись слабости, этот слуга только что сделал свою жизнь значительно более сложной – и опасной. Мало того, что его ждут непривычные трудности в шахте, после наступления темноты ему могут тайно отомстить те, кого разозлил его поступок.

Когда после окончания завтрака мы возвращаемся в студию, все только и могут говорить, что об этой краже.

«Ну надо же! – обращается кто-то ко мне. – Как он посмел отдать нашу еду шахтеру!»

Это говорит Шэн. Как и я, он – один из лучших художников «Двора Зимородка». В отличие от меня, он из семьи, где было много поколений художников и Старейшин. По-моему, он порой забывает, что мы с Чжан Цзин первыми в семье достигли этого звания.

«Конечно, это ужасно», – отвечаю я нейтрально.

Я не смею выразить свои истинные чувства: на самом деле у меня есть сомнения относительно справедливости распределения продуктов. Я давно усвоила, что сохранить свое место среди подмастерьев «Двора Зимородка» можно, только отказавшись от всякого сострадания к шахтерам – нужно просто рассматривать их как необходимую часть рабочей силы нашего поселка. И только.

«Он заслуживает гораздо более серьезного наказания, чем увольнение!» – угрожающе заявляет Шэн.

Помимо таланта художника Шэн обладает нахальной самоуверенностью, которая заставляет других следовать за ним, так что меня не удивляет, что те, кто проходит мимо нас, согласно кивают. Их внимание заставляет его гордо вскинуть голову, демонстрируя изящные высокие скулы. Большинство девушек вокруг нас признали бы его самым привлекательным парнем, но на меня он никогда особого впечатления не производил.

Надеюсь, это в ближайшее время изменится: в будущем нам предстоит пожениться.

Я уверена, что, скорее всего, совершаю ошибку, но спрашиваю:

«А ты не считаешь, что в его поступке свою роль сыграли обстоятельства? Желание помочь больной родне?»

«Это не оправдание, – заявляет Шэн. – Здесь каждый получает то, что заслуживает: не больше и не меньше. Это – равновесие. Если ты не в состоянии выполнять свои обязанности, нечего ожидать, что тебя за это будут кормить. Разве ты с этим не согласна?»

От этих слов у меня ноет сердце. Я невольно бросаю взгляд на Чжан Цзин, которая идет по другую руку от меня, а потом снова поворачиваюсь к Шэну.

«Да, – уныло отвечаю я, – конечно, согласна».

Все подмастерья подходят к своим полотнам, чтобы вынести их на обозрение остальных жителей поселка. Некоторые еще не досохли и требуют особой осторожности. Когда мы выходим на улицу, солнце уже встало высоко над горизонтом, обещая теплую и ясную погоду. Оно сверкает на зеленой листве деревьев вокруг поселка. Их ветки создают полог, укрывающий тенью почти весь путь к центру поселка. Я рассматриваю узоры, которые солнечный свет создает на земле, пробиваясь сквозь листву. Я часто мечтаю о том, как нарисовала бы этот пятнистый свет, – если бы у меня была такая возможность.

А еще мне бы очень хотелось нарисовать горы. Они окружают нас – поселок устроился на вершине одной из самых высоких. Это создает потрясающие виды – и массу трудностей для нас всех. Нашу вершину с трех сторон окружают отвесные скалы. Предки переселились сюда много веков назад; пройдя по перевалу на противоположной стороне склона, где располагались плодородные долины, идеально подходившие для выращивания съедобных растений и разведения домашней живности. Примерно в то же время, когда исчез слух, сильнейшие обвалы перекрыли тот перевал, заполнив его валунами и обломками скал огромного размера. Из-за них наши предки вынуждены были остаться наверху и потеряли возможность обеспечивать всех продуктами.

Именно тогда жители нашего поселка заключили соглашение с городом, расположенным у основания горы. Каждый день большая часть взрослого населения работает наверху в шахтах, добывая драгоценные металлы. Наши поставщики отправляют эти металлы в город по подвесной дороге вниз по склону. В обмен на металл город отправляет нам продукты, раз мы сами их выращивать не можем. Эта договоренность неплохо работала, пока некоторые наши шахтеры не начали слепнуть, теряя способность работать. Когда количество отправляемого вниз металла уменьшилось, то же произошло с отправляемыми в обмен продуктами.

Когда наша группа подходит ближе к центру, я вижу шахтеров, готовых отправиться на работу, – в тусклой одежде, с лицами, покрытыми морщинами от усталости. Теперь даже дети помогают в шахтах. Они идут рядом со своими родителями, иногда – дедушками и бабушками.

В самом центре деревни мы видим тех, кто лишился зрения. Потеряв способность видеть и слышать, несчастные стали попрошайками: они жмутся вместе и ждут ежедневной милостыни, сидят неподвижно со своими плошками, лишенные способности общаться: им остается только ждать вибрации почвы, которая подскажет о приближении людей и даст надежду на получение хоть какой-то пищи. Я смотрю, как один из поставщиков обходит их и кладет в миску каждому по половине булочки. Я помню, что видела про эти булочки в отчете пару дней назад. Они уже и тогда были несвежие: на большинстве видна была плесень. Тем не менее мы не можем позволить себе выбрасывать любую еду. Эта половинка булочки – единственное, что попрошайки получат до вечера, если кто-то не окажется настолько добрым, чтобы поделиться с ними собственным пайком. От этого зрелища меня начинает подташнивать, и я отвожу взгляд. Мы идем к центральному помосту, откуда работники уже убирают вчерашние записи.

Мой взгляд улавливает яркое пятно: я вижу, как на ветку дерева на опушке садится синий каменный дрозд. Как и шелковая отделка Старейшины Чэня, это красочное пятно притягивает меня. Пока я восхищаюсь лазоревым оперением самца, он на несколько секунд открывает клюв, а потом выжидающе осматривается. Вскоре более тусклая самочка подлетает и садится рядом с ним. Я изумленно взираю на них, пытаясь понять, что именно произошло только что. Как он ее к себе привлек? Что он сумел сделать такое, что несло в себе столько смысла? Она же его не видела! Судя по тому, что я читала, когда он открыл свой клюв, произошло нечто: он «спел» ей и каким-то образом призвал, хотя она и находилась далеко.

Толчок в плечо говорит мне, что пора прекращать грезы. Наша группа уже дошла до помоста в центре поселка, и большинство жителей собрались вокруг, чтобы увидеть наши работы. Мы поднимаемся по ступенькам на помост и развешиваем свои картины. Мы делали это уже много раз, и все знакомы со своими обязанностями. То, что в студии было серией иллюстраций и каллиграфии, теперь соединяется воедино в одну связную фреску, наглядно представляя собравшимся внизу все, что произошло накануне. Вывесив свою редиску, я спускаюсь вниз с остальными подмастерьями и всматриваюсь в лица тех, кто читает последний отчет. Я вижу нахмуренные брови и мрачные взгляды, с которыми принимают новые известия о слепоте и голоде. Редис никого не утешает. Пусть он и изображен безупречно, это совершенно не интересует людей, получивших столь печальные новости.