Читать интересную книгу Посредники - Зоя Богуславская

В сущности, это было первое такое задание. Первое профессиональное столкновение с человеком, перешагнувшим грань дозволенного и попавшим в мир преступления и наказания.

Как только Родион вник в это дело, он пришел к Федору Павловичу.

Тот сидел в прокуратуре, седой, усталый, все на свете перевидавший, и тер глаза кулаком. Рядом щебетала молоденькая секретарша.

— Федор Палыч, — окликнул его Родион, когда секретарша прервала свою тираду о том, что протоколы писать не на чем, кончилась бумага, — извините, можно вас на минутку...

Федор Павлович вышел к нему в коридор, устало облокотился о подоконник.

Мимо бегали девочки с модными прическами, разносившие в толстых папках «Дела», откуда-то из коридора вынырнули два дружинника и начали обсуждать чью-то свадьбу.

— Не могу я, — наконец решился Родион. — Что-нибудь другое, ну что хотите, а это не могу.

— Это почему? — поинтересовался Федор Павлович.

— Не могу... — Родион увидел, как обернулись дружинники, и понял, что говорит чересчур громко. — Ну войдите в мое положение. Я же для этого Мальцова — такой, как и он. Как же я буду его спрашивать: почему, мол, ты ее того, а она что... Не могу я в это влезать... Их бельишко трясти.

— Тогда меняй специальность, — холодно сказал Федор Павлович. — Да побыстрей. Еще только четыре с половиной года потерял, а то, глядишь, десяток уплывет.

— Зачем же вы так? — обиделся Родион. — Я ж вам, как... да ладно!

— И я тебе по-отечески, — возразил следователь. — У нас  ч и с т е н ь к о й  работы не бывает. Надо, чтобы после человек чистым стал. После твоей разборки. Для этого ты и поставлен, — добавил он, подводя черту, — во всем досконально разобраться, осмыслить. И гляди в оба, чтобы они тебя не надули, дельце это не простое.

— Что же, — взмолился Родион, — прямо спрашивать, к а к  он это с ней сделал?

Федор Павлович помолчал, потом медленно, словно с трудом оторвавшись от подоконника, двинулся прочь. Потом вернулся.

— Ты спросишь не только, к а к  все было. А где. Сколько раз встречались? И выяснишь, почему Галина готова его выгораживать, а обвиняет Мальцова ее мать. Соблазнитель этот поднял руку на ее родную мать, нанес ей телесные повреждения, и все же дочка за него. В чем здесь дело? Итак, учти, виновник преступления за тобой.

— Мать его преследовала, — буркнул Родион. — Мешала им поступить по-своему, их счастью мешала, — вот он и схлестнулся с ней.

— Счастью, говоришь? — сдвинул брови Федор Павлович. — Ну, брат, ни в чем ты еще не разобрался. Ты найди подход к парню, он тебе кое-что разъяснит. Счастью, — усмехнулся он. — Даже сейчас Мальцов категорически отказывается узаконить свои отношения с девчонкой. Хотя знает, что это единственное, что спасло бы его. По крайней мере, смягчило бы вину.

— Не может быть! — ахнул Родион. — Что же ему мешает пойти в загс? Он же гулял с ней.

— «Гулял», — передразнил Федор Павлович. — Вот ты и разберись, что мешает. Побеседуй с матерью Рожковой, с Галей, а потом уж с ним. А жениться он не хочет категорически. Через три месяца ей стукнет восемнадцать. И уж кому-кому, а Мальцову-то известно, что, если даже для проформы он женится, брак он когда-нибудь может расторгнуть, а приговор уже никак не изменишь. Даже для своей выгоды, для избежания срока, он не желает — понятно?

— Так, может, прямо и начать с этого, почему не женится? — уже уступая, спросил Родион.

— Не спеши, — Федор Павлович еще раз внимательно оглядел Родиона. — Больно ты, брат, азартен, — посетовал он. — Азарт тебе очень будет мешать в жизни.

И вот теперь, после мимолетного и бесплодного разговора с Галиной и ее матерью, Родион вызвал Васю Мальцова на первый допрос.

Они беседовали в комнате следователя. Здесь же, за другим столом, шел допрос женщины, давшей взятку за поступление дочери в вуз. Женщина плакала. Лицо ее было смято, стерто слезами и несчастьем. С первых же ее слов Родион понял, что взятку она дала от отчаянья. Дочь растила без мужа. Испугалась, что не пройдет по конкурсу...

Родион не мог отключиться от событий за соседним столиком, все это мешало ему. Но что поделаешь: комнат в прокуратуре не хватало, в каждой работало по два-три следователя.

Расположился он подальше от окна — чтоб не так заметна была его неуверенность и можно было остаться в тени. Кроме стола, простых стульев и телефона, в комнате ничего не стояло: стол и стулья были чересчур новенькие, необжитые, Родион чувствует себя не в своей тарелке, как в чужом подъезде.

Вася Мальцов, напротив, вошел чуть волоча ноги, вразвалочку, как к себе. Не спеша оценил обстановку, затем оглядел зареванную женщину, следователя за соседним столом и уж потом удобно уселся на отведенное ему место. Узкие глаза его блеснули на Родиона из-под рыжих косм, падавших на брови, он насмешливо улыбнулся.

Действительно, было чему улыбаться.

Родион увидел их обоих как бы со стороны. Рядом с неуклюже-сильным, независимо-безразличным обвиняемым он конечно же казался изнеженным, бледным, хлипким. Детскость его физиономии, безусость губ и непокорная вихрастость макушки сводили на нет старшинство в четыре года.

— Ну что? — Родион нахмурился. Чтобы сосредоточиться, он разложил бумаги, потом решил идти напрямик. — Будем признаваться или мне вопросы задавать?

— Так не тебе же я стану признаваться, — нагло уставясь на него, тыкнул Мальцов.

— Мне. Я буду вашим следователем.

— Не может быть?! — Мальцов заложил ногу за ногу. На ногах — вельветовые туфли на молниях, как говорится с иголочки. И брючки. Брючки тоже имели складочку, будто только что из универмага для новобрачных.

Родион вообще забыл почистить ботинки. Брюки хранили отпечатки засохшей глины и травы. Вчера они с Валдой до ночи просидели на берегу Химкинского водохранилища. Моросил дождь, после дневной жары это было одно наслаждение. Он обернул курткой ее голые ноги, газетой покрыл голову. И когда она, прижавшись плечом, молча, не дыша смотрела, как расходятся круги по воде, он думал, что ничего ему в мире больше не нужно. Только бы было так всегда. Общие солнце, ливень, какая-нибудь комнатенка, скромные заработки и путешествия на край ночи и дня.

Родион заставил себя сосредоточиться.

— Очень даже может. Это как раз мое первое дело.

— Учиться на мне будешь? — усмехнулся Мальцов.

Родион кивнул.

— Если вы не одумаетесь, мне ни за что не выпутать вас из этой передряги, — сказал он, вздыхая. — И статья паршивая.

— Ну и что, — огрызнулся Мальцов и опустил ногу. — Тебе-то что? Или пожалел?

— Да нет. Просто удивляюсь на вас, — подчеркнул Родион свое настойчивое «вас». — Очень уж непроизводительный расход времени. Отсиживать за то, что побыл с девчонкой.

— Ух ты, — присвистнул Мальцов. — Уже скалькулировали. А я, если хотите знать, отсиживать буду не за то, что побыл, а за то, что больше быть не хочу.

— Разонравилась?

— А это уж наше с ней дело. К вам оно не имеет отношения.

— Ну, как знаете. — Родион начал собирать бумаги на столе. — Тогда вы пока свободны.

— Значит, раздумали меня вытягивать?

— Нет у нас взаимопонимания, — вздохнул Родион. Бумаги на столе были уже собраны. — А нет взаимопонимания — одна бюрократическая липа получается.

— Ладно, я подумаю, — сказал Мальцов, но в тоне его было мало обнадеживающего.

— Думайте.

Родион вышел из здания прокуратуры крайне недовольный собой. Не было в нем эдакой солидности, силы характера. А без этого — какой он юрист?

Бывало, мать поглядит, как он то гантелями займется, то бегом — трусцой, а потом вдруг закаливание его увлечет — чуть ли не в прорубь лезет, — и пожалеет:

— Ничего-то ты до конца не умеешь довести. Быстро увлекаешься, быстро остываешь. Тебе не тело тренировать, а волю.

Он обижался.

...Снова, что ли, в Химки махнуть, подумал сейчас. Жарища нестерпимая. Нет, на реку, в Звенигород, решил.

Там, в Звенигороде, была одна такая чистенькая студеная речка. Вода прозрачная, ледяная, аж челюсти сводит. Он подумал об этой речке, и недовольство его быстро прошло. Праздничное ощущение предстоящего вечера нахлынуло, вытеснив все остальное. Он снова вообразил, какое чудо эта речка. Именно не море, не озеро, а стремительная, прозрачная струя, которая бежит, как электричка, сквозь лес, поля, город и живет отдельной, таинственной жизнью.

Чуть не бегом пустился он по улице. Рубаха быстро взмокла, компрессом облепив грудь и спину.

«Ага, — вспомнил он, — ребята же дали мне тот телефончик. Насчет машины».

Он поискал бумажку, телефон начинался на Б-9. Где-то здесь, в центре. Вот если бы выгорело с этим дядечкой! Что тот хочет? Продавать машину? Или — на пока? Вроде бы он уезжает куда-то.

В автомате было невыносимо душно. Дверь не откроешь, с улицы грохот. Наконец он пробился сквозь какие-то голоса к уверенному басу и договорился заехать тотчас.