Боярский. Что вытекает для меня из моей фирмы, когда я интересуюсь исключительно счастьем?
Арье-Лейб. И я вам отвечу на это, Лазарь, что если мы поведем наше дело как люди, а не как шарлатаны, то вы будете обеспечены счастьем до самой вашей смерти, живите сто двадцать лет… Это я говорю вам, как шамес, а не как сват.
Беня (разливает вино). Исполнение обоюдных желаний.
Левка (грубым голосом). Будем здоровы!
Арье-Лейб. Пусть будет хорошо.
Боярский. Я начал про Фанкони. Выслушайте, мосье Крик, историю про еврея-нахала… Забегаю сегодня к Фанкони, кофейная набита людьми, как синагога в Судный день. Люди закусывают, плюют на пол, расстраиваются… Один расстраивается оттого, что у него плохие дела, другой расстраивается оттого, что у соседа хорошие дела. Присесть, между прочим, некуда… Поднимается тут мне навстречу мосье Шапелон, видный из себя француз… Заметьте, что это большая редкость, чтобы француз был из себя видный… поднимается мне навстречу и приглашает к своему столику. Мосье Боярский, говорит он мне по-французски, я уважаю вас, как фирму, и у меня есть дивная крыша для шубы…
Левка. Крыша?
Боярский. Сукно, верх для шубы… Дивная крыша для шубы, говорит он мне по-французски, и прошу вас, как фирму, выпить со мною две кружки пива и скушать десять раков…
Левка. Я люблю раков.
Арье-Лейб. Скажи еще, что ты любишь жабу.
Боярский. …и скушать десять раков…
Левка (грубым голосом). Я люблю раков!
Арье-Лейб. Рак — это же жаба.
Боярский (Левке). Вы простите меня, мосье Крик, если я скажу вам, что еврей не должен уважать раков. Это я говорю вам замечание из жизни. Еврей, который уважает раков, может позволить себе с женским полом больше, чем себе надо позволять, он может сказать сальность за столом, и если у него бывают дети, так на сто процентов выродки и бильярдисты. Это говорю вам замечание из жизни. Теперь выслушайте историю про еврея-нахала…
Беня. Боярский!
Боярский. Я.
Беня. Прикинь мне, Боярский, на скорую руку, во что мне обойдется зимний костюм прима?
Боярский. Двубортный, однобортный?
Беня. Однобортный.
Боярский. Фалды вы себе мыслите — круглые или отрезанные?
Беня. Фалды круглые.
Боярский. Сукно ваше или мое?
Беня. Сукно твое.
Боярский. Какой товар вы себе рисуете — английский, лодзинский или московский?
Беня. Какой лучше?
Боярский. Английское сукно, мосье Крик, это хорошее сукно, лодзинское сукно — это дерюга, на которой что-то нарисовано, а московское сукно — это дерюга, на которой ничего не нарисовано.
Беня. Возьмем английское. Боярский. Доклад ваш или мой? Беня. Доклад твой. Боярский. Сколько вам обойдется? Беня. Сколько мне обойдется?
Боярский (осененный внезапной мыслью). Мосье Крик, мы сойдемся!
Арье-Лейб. Вы сойдетесь!
Боярский. Мы сойдемся… Я начал про Фанкони.
Слышен гром сапог, окованных гвоздями. Входит Мендель Крик с кнутом и Никифор, старший кучер.
Арье-Лейб (оробел). Познакомьтесь, Мендель, с мосье Боярским…
Боярский (вскакивает). Привет! Боярский.
Гремя сапогами, ни на кого не глядя, старик идет через всю комнату. Он бросает кнут, садится на кушетку, протягивает длинные толстые ноги. Нехама опускается на колени и стягивает с мужа сапоги.
Арье-Лейб (заикаясь). Мосье Боярский рассказывал нам здесь про свою фирму. Она выдает полтораста костюмов в месяц…
Мендель. Так что ты говоришь, Никифор?
Никифор (прислонился к косяку двери и уставился в потолок). Я то говорю, хозяин, что с нас люди смеются.
Мендель. Почему с нас люди смеются?
Никифор. Люди говорят — у вас тыща хозяев на конюшне, у вас семь пятниц на неделе… Вчера возили в гавань пшеницу, кинулся я в контору деньги получать, они мне — назад: тут, говорят, молодой хозяин был, Бенчик, он приказание дал, чтобы деньги в банк платить, на квитанцию.
Мендель. Приказание дал?
Никифор. Приказание дал.
Нехама (стянула сапог, размотала грязную портянку, Мендель подает ей другую ногу. Старуха поднимает на мужа глаза, полные ненависти, и бормочет сквозь стиснутые зубы). Чтоб ты света не дождался, мучитель!..
Мендель. Так что ты говоришь, Никифор?
Никифор. Я то говорю, что от Левки сегодня грубость видели.
Беня (отставив мизинец, пьет вино). Обоюдное исполнение желаний.
Левка. Будем здоровы.
Никифор. Повели сегодня Фрейлину ковать, наскочил в кузню Левка, открыл рот, как лоханку, приказывает кузнецу Пятирубелю подковы резиной подбивать. Я тут встреваю. Что мы, полицмейстеры, говорю, или мы цари, Николаи Вторые, чтобы резиной подбивать? Хозяин не приказывал… А Левка стал красный, как буряк, и кричит: кто твой хозяин?..
Нехама стянула второй сапог. Мендель встал. Он потянул к себе скатерть. Посуда, пироги, варенье — все полетело на пол.
Мендель. Кто же твой хозяин, Никифор?
Никифор (угрюмо). Вы мой хозяин.
Мендель. А если я твой хозяин (он подходит к Никифору и берет его за грудь), а если я твой хозяин, так бей того, кто вступит ногой в мою конюшню, бей его в душу, в жилы, в глаза… (Он трясет Никифора и отшвыривает от себя.)
Согнувшись, шаркая босыми ногами, Мендель идет через всю комнату к выходу, за ним бредет Никифор. Старуха тащится на коленях к двери.
Нехама. Чтоб ты свету не дождался, мучитель…
Молчание.
Арье-Лейб. Если я скажу вам, Лазарь, что старик не кончил Высших женских курсов…
Боярский. …так я поверю вам без честного слова.
Беня (подает Боярскому руку). Зайдешь другим разом, Боярский.
Боярский. Бог мой, в семье все случается. Бывает холодное, бывает горячее. Привет! Привет! Зайду другим разом. (Исчезает.)
Беня встает, закуривает папироску, перекидывает через руку щегольской плащ.
Арье-Лейб. Про такого свата, как я, сказано у Ибн-Эз-ра: «Если ты вздумаешь шить саваны для мертвых…» Левка. Зарезать такого старика ко всем свиньям!
Двойра откинулась на спинку кресла и завизжала.
Здрасте! Двойра получила истерику (он разжимает ножом крепко стиснутые зубы сестры. Она верещит все пронзительнее).
В комнату входит Никифор. Беня перекладывает плащ на левую руку и правой бьет Никифора по лицу.
Беня. Заложи мне гнедого в дрожки!
Никифор (из носу у него вытекает нерешительная струйка крови). Расчет мне дайте…
Беня (подходит к Никифору в упор и говорит ласковым, вздрагивающим голосом). Ты у меня умрешь сегодня, не поужинав, Никифор, дружок мой…
Вторая сцена
Ночь. Спальня Криков. Лунный луч, роящийся и голубой, входит в окно. Старик и Нехама на двуспальной кровати. Они укрыты одним одеялом. Всклокоченная грязно-седая старуха сидит на постели. Она бубнит низким голосом, бубнит нескончаемо.
Нехама. У людей все как у людей… У людей берут к обеду десять фунтов мяса, делают суп, делают котлеты, делают компот. Отец приходит с работы, все садятся за стол, люди кушают и смеются… А у нас?.. Бог, милый бог, как темно в моем доме!
Мендель. Дай жить, Нехама. Спи!
Нехама. …Бенчик, такой Бенчик, такое солнце на небе, он пошел в эту жизнь. Сегодня один пристав, завтра другой пристав… Сегодня люди имеют кусок хлеба, завтра им обложат ноги железом…
Мендель. Дай дыхать, Нехама! Спи.
Нехама. …Такой Левка. Дите придет из солдат и тоже кинется в налеты. Куда ему кинуться? Отец выродок, отец не пускает детей в дело…
Конец ознакомительного фрагмента.