Бывалый дядя Костя от никчемной бумажки просто отмахнулся, как от назойливой мухи. Не скрывая опасения, попросил:
– Ты, милая, давай нам то, что сама съесть не побоишься. Никаких изысков нам не надо, мы люди простые, неприхотливые даже.
Официантка пожала мощными плечами и несколько обиделась:
– Да мы вроде еще никого не отравили!
Константин Иванович немедля поймал ее на слове:
– Ага, это правильно сказано – вроде! Если посетители не местные, а таких, я думаю, большинство, то откуда ты знаешь, в каком состоянии они до дома доехали? По такому поводу ведь в милицию не побежишь, это ведь не криминал. Так что неси проверенное, свежее, и, по возможности, вкусное.
Девушка понятливо кивнула головой в знак согласия, и удалилась за загородку, вихляя пышными, в мягких складочках, бедрами. Мужчина с интересом посмотрел ей вслед.
– Надо же, какая фактура пропадает! – вращаясь среди интеллигентной публики, он знал много интересных выражений.
Татьяна скептически хмыкнула, отметив его ненаблюдательность.
– Почему же пропадает? Наоборот, пользуется повышенным спросом! – и повела длинными ресницами в сторону бара, где за высокой стойкой, облокотившись на черный пластик, тихо сидела пара субчиков, с откровенным вожделением провожавших аппетитную официантку каннибальскими взглядами.
Когда та скрылась из виду, они продолжили прерванный новыми посетителями разговор. Звук в небольшом зале разносился хорошо, поэтому гостям ничего не оставалось, как слушать. Парень в серой куртке сердито заметил, аппетитно хрустя «Кириешками», вытряхивая их из пакетика прямо в рот:
– Владимир осел такой, сколько от своей дурной бабы терпит! Я бы на его месте давно ее к мамочке отправил, и навсегда!
Его товарищ, облаченный во фланелевую рубашку в крупную серо-зеленую клетку, опрокинул в глотку полулитровую кружку светлого пива, промокнул губы обтрепанной манжетой и для проформы, чтобы поддержать разговор, спросил, давно зная ответ:
– А что, опять?
Парень в куртке хотел было в сердцах сплюнуть на пол, но, спохватившись, что находится в общественном месте, а не в чистом поле, сдержался, чуть прихрюкнув от прерванного движения.
– Ну, конечно! Закатила очередной скандал, никого не стесняясь. Причем прямо на улице. Народу рядом было – тьма! Но ей все нипочем. Мы для нее кто? – быдло серое! Кого стесняться?! Так визжала, что на соседней улице было слышно. Как свинья, которую корова в зад лягнула. И знаешь из-за чего?
Парень в рубашке пожал плечами.
– Нет, не слышал.
– Сходить ей, видишь ли, некуда! В театр она захотела, бедняжка! В областной центр, откуда ее сиятельство родом, из Москвы приехал ее любимый театр. Я название толком не разобрал. Маленький, что ли.
– Может, Малый?
Он недоверчиво скривился.
– А что, есть такой? Странное какое-то название.
Более образованный собеседник неуверенно прокомментировал:
– Да вроде…
Рассказчик пораженно почесал затылок.
– Да уж, теперь как только театры не обзывают. Раньше-то хоть думали, как назвать, а теперь – что попало! Я вон по телевизору видел, в Москве и табакерка какая-то есть. Что там люди делают, табак, что ли, нюхают? Ну, в общем, приезжает этот театр, а она, видишь ли, не может даже на спектакль сходить, поскольку живет в дикой глуши, жертвуя собой! И из-за кого? Из-за мужа, которого не видит, поскольку он днем и ночью на работе!
Собеседник матюгнулся, не скрывая своего отвращения.
– Собой жертвует? Делать бабе нечего! Сколько они вместе живут, лет десять? И ведь за это время ни дня не работала, даже поросят и тех не держит. Вот с ума от безделья и сходит. Говорят, она и по дому ничего не делает. Моя мать уверяет, что Володька даже суп сам варит! Представляешь? – второй парень с нескрываемым ужасом посмотрел на собеседника, не веря в столь чрезмерно компрометирующий этого самого Володьку факт. – А его баба по санаториям каждый год мотается, чего лечит, непонятно. И какого лешего он терпит? Хоть бы красавица была, еще можно было бы понять, а то скелет скелетом, подержаться не за что! Одна ее проквашенная физиономия чего стоит!
Парень в серой куртке с сомнением возразил, сам не веря собственным словам:
– Так ведь дочка у них.
Собеседник высыпал в рот остатки сухариков, и, смачно жуя, под непрерывный хруст сурово доложил свое мнение:
– Да уж и дочурка вся в свою великолепную мамашу – ни во что отца не ставит! Вторая мамочка, такая же простокваша!
Из кухни, прервав душещипательный разговор, появилась дородная официантка, крепко держа в руках полный поднос, от которого по всему помещению разнесся шлейф ароматного запаха. Посетители кафе дружно устремили на нее пристальные взгляды. Впрочем, интерес у всех был разный. Парни пускали слюни от неодолимого животного соблазна, а посетители с радостно загоревшимися очами почуяли избавление от голода. Благодетельница солидно, без ненужной спешки, вполне осознавая всю значимость момента, подплыла к столику приезжих и составила с подноса гору разных яств.
Тарелки с вкусно пахнувшим бордовым борщом, соблазнительного вида здоровенными отбивными с желтоватым пушистым пюре, салатом из сочных свежих помидор, огурцов и ярких красно – желтых кусочков болгарского перца, обильно сдобренный густющей деревенской сметаной, украсили собой пустой стол. Завершали пир два стакана крепкого коричневого чаю с плавающими чаинками. Отдельно стояла тарелка с крупно нарезанными кусками свежеиспеченного ноздреватого домашнего хлеба.
Выставив всё это изобилие на стол, официантка насмешливо скомандовала:
– Ешьте! Не отравитесь!
Дядя Костя растроганно пробормотал:
– Спасибо, милая! – и энергично принялся за еду.
Татьяна последовала его примеру. То ли они сильно проголодались, то ли пища, приготовленная из натуральных продуктов, была на редкость вкусной, но они управились с немаленькими порциями всего за десять минут. Довольно посмотрели друг на друга, понимая, что им крупно повезло. Дядя Костя, откинувшись на спинку скамьи, удовлетворенно погладил себя по кругленькому животику, рельефно обозначившемуся под хлопковой футболкой, и призывно помахал рукой официантке, чтобы шла к ним за расчетом. Но она не обратила на него никакого внимания. У нее были дела поважнее.
Она возлежала грудью на широком подоконнике, что-то высматривая на улице, выставив для всеобщего любования плотно обтянутую тугими джинсами обширную пятую точку. Увидев наконец, что ждала, повернулась к парням у бара.
– Бросьте вы ерунду городить! Наша фифа на остановку тащится, опять уезжает! – И с сожалением воскликнула, приложив руки к румяным щекам и недовольно качая головой: – Неужели Владимир Матвеевич опять за ней к ее мамаше отправится?! Опять упрашивать будет, чтобы вернулась?! И зачем она ему нужна?