Деревню, которую, кажется, покинули не только жители, но и сама жизнь, находится на подступах к Европе – отсюда триста километров до Москвы, шестьсот километров до Риги и триста пятьдесят – до белорусской границы. И всего сотня метров до братского захоронения советских воинов, погибших, защищая эти места в 1942 году.
Так я увидел могилу своего прадеда. Увидел три общих могилы, с памятником, венками и списками захороненных солдат. И в этих списках – прадед. Мы подошли к погосту, помянули, помолчали. Потом налетел ветер.
Тишина и полное безветрие – и вдруг начинается ураган, пригибающий деревья к земле и срывающий шапку.
Второй раз такой ветер начал дуть, когда мы зашли в один из двух оставшихся в деревне домов. Там до сих пор живет фронтовик со своей женой, очевидцы тех страшных боев. Старик служил в одной дивизии с прадедом, в полку, стоявшем чуть поодаль отсюда; за стаканом вина он рассказал, как его родная земля была пропитана кровью, как местная речушка переполнилась трупами советских и немецких солдат.
Дед читал письма, в которых сослуживцы его отца описывали события тех дней, а старик все курил и часто-часто моргал. Слез у него давно не осталось, поэтому все, что он мог – это кивать и кряхтеть. Мол, не врут, всё так и было.
Всё так и было.
Шесть дней в Далмации
I
Ничего не понимаю. Я совершенно ничего не понимаю. Не могу понять, что я здесь делаю. Не знаю, куда себя деть. Я всем мешаю и, вероятно, со стороны напоминаю напуганного утенка. Я не разбираюсь в окружающих меня штуковинах и в их странных названиях. Стаксель?.. Уверен, это столярный инструмент. Слово «грот» напоминает о крепком алкоголе, а «шкот» звучит как оскорбление.
Я нахожусь на побережье Хорватии, в Далмации, где на борту яхты Luka X мне предстоит провести шесть дней. Веры в благополучный исход предприятия уже не осталось.
II
Интересно, что означает буква «Х» в названии нашей лодки. Порядковый номер? Секретный код? Тонкий намек на страну пребывания? Скорее всего, это первая буква в слове «херовый» – именно таким матросом я оказался.
III
У меня все болит. Болят пальцы рук, да и сами руки, скажем прямо, болят. Ноги покрыты синяками, о которых можно написать эротический роман «Пятьдесят оттенков сизого». Болит поясница – передвигаться я теперь могу чрезвычайно медленно, согнувшись, к тому же – в три погибели. Даже зуб заболел зачем-то.
Очевидно, о дальнейшем участии в регате придется забыть. Меня спишут на берег, где я, скорее всего, сопьюсь, заведу немого попугая и сгину в полнейшем забвении. Моя команда продолжит гонку без меня, наверняка победит, и никто сначала даже не заметит моего отсутствия. Потом, вероятно, кто-нибудь вспомнит, что этот долговязый неуклюжий дрищ с испуганными глазами в какой-то момент перестал путаться под ногами, но никого не будет заботить то, куда он делся и был ли вообще.
Я рисую себе этот печальный финал, одной рукой поддерживая больную челюсть, другой прихватив стонущую поясницу.
IV
Чтобы побороть хворь, я отправился на поиски аптеки в городке Водице, в марине которого мы остановились переночевать. Аптека нашлась довольно быстро, правда, пришлось подождать минут двадцать, пока столетний старик обсудит с очаровательной аптекаршей свою обширную историю болезни.
К слову, об аптекарше. Она была удивительна красива. Высокая загорелая брюнетка с тонкими чертами лица и хитрым взглядом. Невероятно красивая хорватка, что, вообще говоря, большая редкость – если мужчины в Хорватии все сплошь средиземноморские аполлоны, то женщины обычно напоминают старуху Шапокляк. Но мне повезло – в аптеке Водице в тот день работала самая красивая хорватка.
Эта мисс Далмация внимательно выслушала мои жалобы на поясницу, зубы и суставы, после чего посоветовала самое сильное, по ее словам, обезболивающее. «Из ит стронг?» – уточнил я. Начнет действовать через пять минут, пообещала хорватская Афродита.
И не обманула – следующие несколько дней я функционировал исключительно благодаря ее таблеткам. Кажется, под их действием я даже начал лучше выполнять свои обязанности на палубе.
Хотя, возможно, так на меня подействовала ее красота.
V
Моя бесполезность и никчемность медленно меня убивает. Я пытаюсь отличиться, отважно выполняя команды шкипера, но каждый раз то веревка вылетит из рук, то, по недомыслию, я путаю правый борт с левым. На месте капитана я давно отправил бы себя на корм рыбам.
Конец ознакомительного фрагмента.