в неизвестность.
Окопы полного профиля и танк на въездном КПП, строгая геометрия палаточного городка, одноэтажный дощатый барак штаба, возле которого наконец-то закончилась «экскурсия» и началась «эмиграция». Подходившие к штабу офицеры и прапорщики, разбирали пополнение и уходили с ним в свои подразделения. Нас двоих забрал замкомандира роты связи ст. л-нт Коротеев. Невысокий, худой, какой-то невзрачный, он впечатления на меня не произвел
. Идя следом, я с любопытством смотрел по сторонам, рассматривая новую для меня обстановку.
Основным архитектурным решением в расположении были большие и маленькие брезентовые палатки в разных вариантах : частично врытые в землю; обшитые по периметру досками; обложенные камнями; с торчащими из крыш печными трубами и без них. Здесь жили почти 100% рядового и сержантского состава полка, располагались каптерки, хранилось различное имущество, оружие и боеприпасы. Кроме этого, имелось 3 одноэтажных длинных щитовых домика,– 2 офицерских общежития и штаб полка, несколько строений из досок и местного камня и легковозводимых сборных полукруглых конструкций типа ангаров, покрытых профильным металлом. Основным признаком, объединявшим все постройки, был их временный характер, бросавшееся в глаза отсутствие основательности и солидности.
Рота располагалась в двух больших палатках, сразу за офицерскими жилыми модулями. Довольно большую, огороженную колючкой территорию, охранял дневальный с автоматом, в бронежилете и каске. За его спиной виднелось антенное поле с мачтами разных антенн, увитых растяжками и проводами. Сразу за палатками стояли несколько БТР в исполнении КШМ, чуть дальше,– большая бочка с водой, а за ней, под маскировочной сетью,– станция космической связи с тарелкой спутниковой антенны.
В глаза бросалось отличие между стационарно установленными машинами мощных станций – аристократов, подвешенных на чурбаках, аккуратных, чистеньких и рабочими «лошадками» КШМ,– потрепанных, со следами сколов и царапин на бортах и броне. Как я узнал позднее, среди людей, в отличие от машин, считались «элитой» и задавали тон те, кто ходил с носимыми рациями в горы и в сопровождение колонн на этих невзрачных машинах, а не телефонисты и телеграфисты узла связи,– обслуга этих блестящих радиомонстров.
Внутри палатка выглядела значительно привлекательней: белый утеплитель, две небольшие печки,– буржуйки в центре, стоящие по обе стороны от прохода аккуратно заправленные 2-х ярусные кровати, небольшой стол со стоящим на нем импортным магнитофоном. В проходе столпились наши новые сослуживцы, перебивая друг друга, засыпали вопросами: откуда, какая специальность, что происходит «на свободе» и т.п. Мы с Игорем вразнобой отвечали, от усталости и огромного количества новых впечатлений я чувствовал себя «не в своей тарелке» и первые несколько дней запомнились отрывками. Последнее яркое воспоминание этого дня,– мы сидим и пишем письма «на Родину», о том, что добрались нормально, все у нас хорошо.
Больше всего нам обрадовались ребята из нашего призыва, которые минуя «учебку», попали в роту практически сразу после призыва и почти 5 месяцев впятером «летали» и за себя и за нас. Почтальон – бульбаш Носков Николай, молдаване – водители Почтарь Юра и Разнован Валера, радиотелефонисты двух КШМ-ок Баткаев Роман и Сулейманов Валера из Татарии, не скрывая радости, рассказывали о тонкостях службы и обязанностях «душары», готовясь сбросить часть «тягот» на наши плечи. Меня с Игорем закрепили за узлом связи, но «прижился» там только он. Мне, из-за незнания «матчасти» досталась носимая радиостанция Р– 159, весом около 10 кг., с которой я благополучно «провоевал» свои два года.
Полк активно воевал. Прикрывая три афганских провинции: Газни, Пактия и Пактика, регулярно выходил самостоятельно на «реализации разведданных», участвовал вместе с другими частями во всех крупных армейских операциях по всему Афганистану. Примерно раз в неделю в Кабул от нас и обратно ходила колонна за продуктами, боеприпасами, углем и т.п. Учитывая, что было нас в роте всего человек 30, скучать нам особо не приходилось. В сопровождение колонны я попал всего 2 или 3 раза, уже на 2-ом году службы, будучи «опытным ветераном». Поездка в Кабул,– целое событие, яркое пятно на фоне однообразных зелено– серых армейских цветов. Родные 9-ти этажки «Советского района», «глазастые» троллейбусы на улицах города, множество магазинчиков – дуканов и, главное,– молодые, красивые девушки-студентки кабульского университета без паранджи. Ради этого можно было и потерпеть длившуюся почти весь световой день поездку, изматывающую жару, похожую на цемент пыль, оседавшую маской на лице и опасность подрыва, обстрела или засады.
А вот в горы довелось полазить, Панджшер, Алихейль, Хост, Бараки, – далеко не полный список. Так сложилось, что я ходил в составе небольшой группы из 20-25 чел. т.н. «управление полка», связистом командира полка (Суринов), ЗКП (Миронченко) или НШ (Мудрагелов). Обычно в ее состав входили два связиста (с УКВ и КВ рациями), авианаводчик и арткорректиров-щик, расчет АГС, саперы, разведчики с ПК, несколько «комендачей», офицеров и медик. Эта группа десантировалась первой, улетала на последней паре вертушек.
Никакими словами не описать первоначальную тяжесть этих «походов»: автомат, 4 снаряженных магазина в разгрузке, рация, запасные аккумуляторы, двойной б/к, сухой паек, фляга с водой, спальный мешок и еще разной хреновины типа сигнальные огни и дымы на 1-3 кг., а нужно держаться рядом с идущим налегке командиром, вести переговоры, сбивая дыхание. Ходил только на самолюбии, из последних сил, пока не втянулся. Тон задавал легендарный (без кавычек) «дедсостав»,– наших связистов Грохмаля и Бойчука, бессменно ходивших в горы, бесстрашных и неутомимых, знал практически весь полк.
Помощь попросить можно, но «туристов» среди нас не было, все тащат не меньший, а то и больший груз, помогают только совсем потерявшим силы. В
связи с этим всегда с улыбкой вспоминаю ходивших один раз с нами двоих бойцов с ПТУР «Конкурс», таскавших полутораметровые трубы и станок. При обнаружении каких– либо пещер, малейших признаках подготовленных огневых точек они сразу лезли с предложением «в…ть из ПТУРа».
В конце июля 1985г., сразу после армейской операции на Панджшере, подошла к концу моя служба и я был уволен в запас, а 8 августа мои родители с цветами встречали меня на том же перроне, с которого два года назад я уехал, чтобы стать интернационалистом.