Стены и потолок комнаты были обшиты дубом, на окнах висели синие занавески, а на диванчике у огня – лежали синие подушки. В центре комнаты стоял стол, застеленный белой скатертью, стул и табуретка.
Адвокат молча осматривался, невесело размышляя о внезапной перемене в хозяине. По всему было видно, что сэр Энтони пользуется в «Шашках» уважением.
Явно обеспокоенный, он принялся расхаживать по комнате, опустив голову и заложив руки за спину. Он рассчитывал встретить иной прием – он приехал к опозоренному графскому сыну, и его ожидания были самыми тревожными.
Шесть лет тому назад лорд Джон Карстерз, старший сын графа Уинчема, отправился с братом, достопочтенным Ричардом, поиграть в карты – и вернулся обесчещенным.
Джон Карстерз мог сжульничать? Невероятно, смешно, – и поначалу никто не верил быстро распространявшейся сплетне. Но он сам не стал отрекаться, вел себя вызывающе, бесстыдно – а потом уехал (говорили, будто бы во Францию и другие заморские страны). Брат Ричард остался, чтобы жениться на леди, в которую были влюблены они оба. О лорде Джоне больше ничего не было слышно, и возмущенный граф запретил упоминать о нем, обещая лишить блудного сына наследства. Ричард взял в супруги прекрасную леди Ла-винию и привез жить в огромное поместье, странно опустевшее без притягательного лорда Джона. Но он не был похож на счастливого новобрачного: наоборот, казалось, из свадебного путешествия он привез тоску – таким он был молчаливым и удрученным.
Пять лет прошли медленно, не принося вестей о лорде Джоне – и наконец двенадцать месяцев тому назад по дороге из Лондона в Уинчем карету Ричарда остановили – грабителем оказался никто иной, как наш непутевый пэр.
Можно вообразить себе чувства Ричарда. Что же до лорда Джона, то он оказался на удивление нечувствителен ко всему, кроме комичности происшедшего. Она произвела на него столь сильное действие, что он разразился хохотом, от которого к горлу Ричарда подступил ком, а сердце защемило новой болью.
Уступая настояниям брата, Джон дал ему адрес гостиницы «на крайний случай» и велел справляться о сэре Энтоне Ферндейле, если в том будет нужда, а потом, сердечно пожав Ричарду руку, ускакал в темноту…
Адвокат перестал беспокойно шагать по комнате и прислушался. По деревянному полу коридора застучали каблуки и послышалось шуршание плотного шелка.
Ожидавший судорожно оттянул галстук. А что если… что если добродушный лорд Джон уже не столь добродушен? А что если… но он не осмелился продолжать. Нервно вытащив из кармана пергаментный свиток, он стоял, вертя его в руках.
На дверную ручку легла уверенная рука и повернула ее. Открывшаяся дверь впустила подобие некоего видения и снова звучно затворилась.
Перед судейским стоял стройный высокий джентльмен, который отвесил глубокий поклон, изящно помахав модной треуголкой. Другою рукой он держал трость и надушенный носовой платок. Он был одет по последней моде Версаля: в широкополый кафтан бледно-сиреневого цвета, расшитый серебром, белые чулки, короткие узкие панталоны и атласный жилет в цветочек. Обутый в туфли с серебряными пряжками на высоких красных каблуках, голову он украсил новейшего фасона париком, чудесно напудренным, завитым и несомненно доставленным из Парижа. В водопаде кружев его галстука поблескивала бриллиантовая булавка, а на изящной руке, полуприкрытой ниспадающим кружевом манжет, поблескивал гигантский изумруд.
Адвокат смотрел не в силах пошевелиться – и только когда пара темно-синих глаз взглянула на него с чуть грустной насмешливостью, он, наконец, обрел дар речи. Тогда на лице его отразилось изумление, и он робко подался вперед.
– Мастер Джек! – ахнул он. – Мастер Джек!
Элегантный джентльмен шагнул навстречу, укоризненно приподняв руку. Мушка в углу его рта дрожала, синие глаза искрились смехом.
– Вижу, что вы не знакомы со мной, мистер Уорбертон, – проговорил он, и в его приятном, чуть ленивом голосе слышалась улыбка. – Позвольте представиться: сэр Энтони Ферндейл.
Теперь в глазах адвоката вспыхнула насмешка, и он сжал протянутую руку.
– Полагаю, что вы и сами с собой, возможно, незнакомы, ваша светлость, – суховато заметил он.
Лорд Джон положил шляпу и трость на столик. Казалось, он немного заинтригован.
– Так что вы хотели, мистер Уорбертон?
– Я приехал сообщить вам, ваша светлость, что граф, ваш отец, скончался месяц тому назад.
Синие глаза широко раскрылись, вдруг посуровели и снова сощурились.
– Неужели? Ну, ну! От апоплексии, полагаю?
Губы адвоката растянулись в невольную улыбку.
– Нет, мастер Джек: милорд умер от сердечного приступа.
– Да что вы говорите? Боже мой! Но не присядете ли, сэр? Через секунду мой слуга заставит повара подать обед. Я надеюсь, вы окажете честь отобедать со мной?
Адвокат пробормотал слова благодарности и уселся на диванчик, озадаченно наблюдая за «сэром Энтони».
Граф пододвинул стул и сел, протянув ноги к огню.
– Шесть лет, а? Ну, право же, так приятно снова видеть ваше лицо, мистер Уорбертон!.. Так я – граф? Граф и разбойник с большой дороги – черт побери! – И он негромко рассмеялся.
– У меня с собой документы, милорд…
Карстерз взглянул на свиток в лорнет.
– Вижу. Будьте любезны убрать их в карман, мистер Уорбертон.
– Но имеются определенные юридические формальности, милорд…
– Вот именно. Давайте не станем о них упоминать!
– Но, сэр!..
Тут граф улыбнулся, улыбка у него была удивительно приятная и заразительная.
– По крайней мере, до конца обеда, Уорбертон. Скажите лучше, как вы меня нашли?
– Мистер Ричард сказал мне, куда ехать, сэр.
– А, конечно! Я забыл, что назвал ему мое… pied-a-terre [1], когда остановил на дороге.
Адвоката чуть не передернуло при этом благодушном и прямом упоминании позорной профессии его светлости.
– Э-э… именно так, сэр. Мистер Ричард очень хотел бы, чтобы вы вернулись.
Молодое красивое лицо графа затуманилось. Он покачал головой.
– Невозможно, мой дорогой Уорбертон. Я убежден, что Дик никогда не говорил столь глупых вещей. Ну-ка, признавайтесь: это вы сами придумали?
Уорбертон оставил без внимания насмешливый тон и медленно проговорил:
– По крайней мере, милорд, я полагаю, что он стремится… к искуплению.
Карстерз кинул на него настороженный, подозрительный взгляд:
– А!
– Да, сэр. К искуплению.
Прикрыв глаза, милорд рассматривал свой изумруд.
– К какому еще искуплению, Уорбертон? – спросил он.
– Разве это не подходящее слово, сэр?
– Признаюсь, оно кажется мне неуместным. Несомненно, я не слишком сообразителен.