тысячу, картошка то у меня есть, да собак кормить нечем». Послал я ему пять тысяч, сам довольный, вроде как доброе дело сделал! А в среду мне извещение пришло. Пошёл вчера утром до работы на почту, — а это мой перевод ко мне назад вернулся, только ещё комиссию удержали. Звоню Славе, — «да — говорит — приходили деньги, только мне их не выдали, так как паспорта не было. Паспорт то у Ириши, она с ним по всем инстанциям бегает. Архивы кое-где, вообще сгорели, предприятия, которые не закрылись — названия поменяли. Чему удивляться, если страна, — и та своё название сменила!»
— Слава, говорю, — ты уже лет двадцать как живёшь в этой деревне, неужели эти люди с почты тебя не знают?
— Как не знать, я их часто подвозил; бывало и разгружать посылки помогал, как людям не помочь?
— А почему же они тебе деньги не выдали?
— Прости, — говорят, — Вячеслав, всё понимаем, но без паспорта никак. Докукин немного помолчал. — Вы всё тут о выборах спорите. — Скажите, — он глянул на Свиблову, — это мой товарищ Славик безотказный, застрявшую машину начальника почты Путина из ямы на своей машине вытаскивал? Или оператору Зюганову — он перевел взгляд на Стрешнева. — помогал посылки разгружать? Или — Докукин пристально посмотрел на Приорова. — почтальона Гришу Явлинского ночью в дождь со срочной телеграммой в соседнюю деревню возил? Это они что ли ему больному, одинокому, когда-то их покой на Севере охранявшему, холодной зимой, с голодными собаками, его законные деньги не выдали?
Все как-то разом притихли, даже непокорная челка под береткой Стрешневой, вдруг, замерла, и спорить почему-то расхотелось. Докукин, наскоро попрощавшись, ушёл. Он спешил.
2010 г.