В это время зазвонил телефон.
— Привет! — в трубке раздался бодрый голос Ольги Князевой, подруги детства. — Ты жива еще, моя старушка? Как твои веселые картинки?
— Еще жива, — ответила Любка, шмыгнув носом. — Картинки — никак.
— Ты чего там швыркаешь? Простыла, что ли? Или опять ревела из-за своего Николаса Кейджа?
Николасом Кейджем, а так же Санта-Клаусом она обычно называла Николая — Любкиного ухажера, который появлялся здесь раз или два в месяц и никогда не оставался ночевать, так как был хоть и неофициально, но женат. Зато съедал за один присест весь недельный запас продуктов и оставлял Любку в удрученном состоянии духа, в слезах и отчаянии. Так продолжалось уже года три. Княгиня (ну, то есть Князева), понятное дело, люто его ненавидела и всегда говорила о нем в уничижительной форме. А бывало, высказывалась и покруче.
— Оль, давай не будем, — мягко попросила Люба.
— Ох, Перфилова, я давно уже подозревала, что ты мазохистка, какие маркизу де Саду и не снились. Ладно, черт с ним, с твоим Николой Паганини, — смилостивилась подруга. — Скажи лучше, какие у тебя планы на Новый год?
— Не знаю.
— Приезжай завтра ко мне, на новую квартиру, за одно и новоселье справим.
— Я не могу к тебе, — после короткого раздумья ответила Любка. — Я теперь не одна. У меня котенок, я его на улице подобрала.
— Ну-у, это вполне в твоем духе! Только чем же ты его будешь кормить? «Грин Писа» на тебя нет!
— Не знаю, — честно ответила Любка и даже пожала плечами, хоть Ольга по телефону и не могла этого видеть.
— Понятно. Знаешь что, я завтра сама к тебе приеду. Девчонки все равно у бабушки будут. Посидим вдвоем, выпьем, телевизор поглядим. Как тебе такая идея?
— Ну хорошо, приезжай, — смирилась Любка.
Закончив разговор с Ольгой, она снова выпила кофе, и принялась за работу, вытащив на середину комнаты мольберт с неоконченной картиной. Она включила портативную стерео-магнитолу и поставила кассету с Луи Армстронгом. Спать Любка ложилась поздно, потому что, увлекаясь работой, за временем не следила и могла опомниться уже далеко заполночь, а то и вовсе — под утро. Она ничего не знала и не замечала. И ничем не интересовалась, кроме живописи.
В отличие от прочих женщин, Люба даже не понимала, красива она или нет. Княгиня не раз упрекала ее в равнодушии к собственной внешности. Впрочем, Любка смутно догадывалась, что на поддержание красоты, молодости и стройности тела требуется много денег и времени, а так как не располагала ни тем, ни другим, то даже и не бралась за это трудоемкое дело.
У нее были изумительные, ярко-синие, очень выразительные глаза и густые русые волосы, которые она заплетала в толстую косу, а иногда собирала в пышный хвост. Осветлить или покрасить волосы в какой-нибудь необычный цвет, как это часто делают современные женщины, чтобы хоть как-то изменить свой привычный облик, Любке даже в голову не приходило. А когда Ольга, потеряв терпение, сказала ей об этом открытым текстом, та без слов лишь отмахнулась. Вообще-то, она действительно была не дурна собой: высокая, стройная и даже при всей своей неухоженности выглядела очень молодо. Любке исполнилось двадцать восемь, а никто не давал ей больше двадцати.
Итак, она принялась за работу, под хриплое пение Армстронга. Нужно было спешить. Эту работу важно закончить до православного Рождества, потому что заказчица планировала подарить картину какому-то своему приятелю, у которого восьмого января был день рождения. Деньги, обещанные за работу, были небольшими, но Любка старалась не ради денег. Просто у нее впервые заказали картину в абстрактном стиле. Ведь покупают и заказывают в основном натюрморты, которые производят впечатление на одних лишь домохозяек. Стоит вся эта реалистическая канитель копейки, а возни столько, что в конечном итоге овчинка перестает быть достойной выделки.
На этот раз Любка снова легла спать под утро, в половине пятого. Степанида, разумеется, залезла к ней на диван и пристроилась на подушке, мурча под самым ухом.
2
Княгиня пожаловала к ней под вечер, с двумя пакетами, набитыми совершенно фантастическими продуктами. Она деловито переставила пакеты через порог и радостно бросилась Любке на шею.
— Ну привет, что ли, художница ты моя — от слова худо! Падла Пикассо моя непризнанная!
Они дружили с первого класса школы, но потом их жизненные пути разошлись. Ольгу тянуло в экономику, и она окончила нархоз, а Любка предпочла скучным цифрам тернистый путь творчества.
Князевой, то ли из-за фамилии, то ли из-за амбициозного характера, ни на одном рабочем месте не удавалось задержаться надолго. Она сразу же начинала перечить руководству и вступать в конфронтацию с коллегами. Потом Ольга поняла, что работать на дядю — не ее тема, и открыла собственный парикмахерский салон. За год она создала целую сеть парикмахерских в разных частях города, прибыль не заставила себя ждать, поэтому ей удалось даже купить квартиру в ипотеку и поменять автомобиль.
Свою менее удачливую подружку Князева любила, помогала ей и всячески поддерживала. Вот, к примеру, самый крупный заработок у Любки случился именно благодаря Княгине, которая заказала ей десяток простеньких картин для своих салонов и при этом заплатила столько, что Любке стало неудобно. Она начала протестовать и тем самым едва не обидела подругу.
— Перфилова, не будь овцой, — говорила Княгиня. — Во-первых, для меня это своего рода меценатство. Я прямо-таки чувствую себя легендарной Морозовой, а ты пытаешься лишить меня последнего удовольствия. Во-вторых, если ты откажешься от этих денег, то я обижусь! И вообще не буду тебе помогать. Где ты еще, интересно, найдешь такую идиотку, которая столько заплатит за твою мазню? Пользуйся, пока я добрая!
Едва переступив порог Любкиной квартиры, Ольга разулась и потащила пакеты на кухню. Потом побежала в комнату, бросила на диван свою куртку из золотистой норки, и понеслась мыть руки в ванную, а потом — снова на кухню. Она была не просто активна, а гиперактивна. Можно даже сказать — реактивна.
Ольгиным близняшкам, Полине и Ангелине, было уже четыре года. Это были две точные копии матушки. Два года назад от Князевой ушел муж, поэтому воспитанием девчонок в большей степени занималась бабушка, ее мама, но иногда и Ольга сама принимала активное участие в формировании характера своих дочерей, когда выпадало свободное время.
Мужчины у нее не задерживались, так как находиться рядом с личностью такого масштаба не каждому было под силу — без ущерба для здоровья. Она была подобна Скарлетт О'Хара из «Унесенных ветром», — со всеми вытекающими отсюда последствиями, — и даже внешне напоминала актрису Вивьен Ли. Тот, кто не был близко знаком с этим неземным созданием, вряд ли мог подумать, что ее дивный кукольный ротик в сложные моменты жизни способен выдавать отборный трехэтажный мат. Конечно, она могла быть и лапочкой, например когда необходимо было произвести впечатление на очередного кандидата в половые партнеры или просто «нужного» человека, но надолго ее не хватало.