Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывало, что он уезжал без всяких предупреждений, чаще же я знала задолго, в какой день он собирается покинуть город и когда вернется. Я очень смутно представляла, чем он занимается – о это безликое слово «дела», за которым может скрываться все, что угодно, от мафии до столь распространенного в настоящее время «купи-продай». Меня это совсем не интересовало. Мне хватало того, что он резко отличался от тех своих приятелей, которых я знала, самоуверенных и невыносимо серых, кичащихся благополучием, которое сверкало тонированными стеклами иномарок, кожей барсеток, звонками мобильных телефонов.
Он как будто хотел чего-то другого. Он как будто понимал, что счастье не в этом.
Он никогда не говорил при мне о каких бы то ни было, женщинах в своей жизни, исключая мать. Подозревать, что у него может быть жена и тем более – дети, было нелепо, если только он не освоил искусство Штирлица в совершенстве. Как-то очень малопонятно, еще более запутав вопрос, он проговорился о какой-то тетке, ну и, разумеется, у него были родители – как-то при мне он звонил отцу, так что я решила, что с ними он и живет. Тем более что в городе он не жил постоянно, а лишь останавливался у каких-то своих родственников. Да изредка ночевал у меня… Если иногда я и представляла себе, что он может быть женат, то жена его казалась мне совершенно мистическим, абстрактным существом. И когда же общалась эта супружеская пара при постоянном отсутствии супруга, было неразрешимой загадкой, оспаривающей реальность существования брачного союза в его жизни. Спрашивать прямо я не решалась.
А если честно – и волновало-то это меня только тогда, когда он где-то задерживался. В наших отношениях проблемы закрепления уз не существовало. Я… слишком боялась потерять его, чтоб предъявлять претензии. Он… слишком быстро ускользал, явно не желая перемен в своей жизни, большая часть которой протекала за пределами меня. И мне оставалось только надеяться, что однажды он устанет в своих поисках и согласится на то, что я могла ему предложить – мягкий свет настенного бра, кофе в постель и возможность курить, где вздумается, а не только на балконе. Мне еще помнилось, как в одну из наших первых ссор я необдуманно вопила, что, в конце концов, не требую предложения руки и сердца, а просто прошу, чтоб он вел себя, как человек. Так я и жила – в счастливом неведении.
Я так любила его! Любовь встречается на свете много чаще, чем мы думаем, она многолика и многогранна, она птицей Феникс то и дело восстает из пепла, жизней у нее больше, чем у кошки, она ежесекундно является нам в тысяче обличий и каждое из них – истинно. Я научилась его ждать. Я помню одну ночь, когда я отказалась от попыток развеять тоску среди друзей или утопить ее в алкоголе, и встречала рассвет в одиночестве. Выкурив пачку сигарет, я смотрела, как падает за окном необычно теплый для этого времени года дождь. Я страдала каждой клеточкой своего тела, и физическая боль не могла бы доставить мне такого мучения, как в ту ночь, когда я скучала по Нему. А спустя неделю он ввалился ко мне вдрызг пьяный, замученный неизвестными мне проблемами, и я была счастлива. Вообще-то (но он этого не знал) я всегда была счастлива рядом с ним.
Это может показаться странным, если не более, но мне нравилось, когда он был пьян. Дело в том, что в эти редкие моменты влекущий, бурный и жестокий мир отступал для него на задний план, и я оставалась единственной существующей реальностью. Он пил очень много, не приходя в бессознательное состояние – алкоголь сказывался лишь некоторой заторможенностью движений. Пьяный, он сосредотачивался на чем-нибудь одном – а если рядом была только я… Тогда мы шутили, и смеялись, и открывали друг другу души, говоря немыслимые глупости. К моему сожалению, он редко так расслаблялся.
У нас был один совершенно незабываемый вечер, когда сначала меня испугало его состояние – настолько он был пьян. Лишь поэтому я смогла преодолеть извечные комплексы, которые заставляют нас молчать, когда самым близким всего-то и надо, что спросить: «Как ты?». Тогда – я спросила. Хотя он не стал исповедоваться, меня не смутило его нежелание обсуждать со мной свои неприятности, и я предложила ему свою помощь. Кажется, это потрясло его. Сочувствие без попыток залезть в душу, которую он столь тщательно охранял от посягательств, пробило стены. Не умея иначе выразить своих чувств, в ту ночь он постарался дать мне все, что мог – а это было немало… Как я не понимала, что этот человек оплачивал свои долги сразу, потому что не любил обязательств. Сколько же нужно было ему любви, если моей явно не хватало – то ли в количественном, а, скорее всего, в качественном (и тут уж я ничего не могла поделать) отношении.
Итак, мы распрощались в очередной раз. Он уехал. Я ходила на работу, коротая вечера перед телевизором, посвящала часы красе ногтей, и мне периодически не хватало дня – я всегда была чем-то занята. Когда прошло две недели, я не забеспокоилась. Я уже привыкла, что он мог и не явиться сразу по приезду, он мог задержаться, он мог сразу же уехать куда-то снова. Но через полтора месяца я стала волноваться. В этот раз мы не ссорились, а стало быть, он знал, что я буду его ждать. Ненужные мысли лезли в голову – могло произойти что угодно, а я и не узнаю никогда. Разве что случайно встречу кого-нибудь из его приятелей, как это уже бывало. Большинство из них знало, где я живу, но не номер моего телефона. Кто выступил бы в роли гонца с печальными вестями? Постепенно я пришла к мысли, что мне остается только ждать.
И вся моя занятость улетучилась в один миг. Много, слишком много вечеров я провела, пытаясь сделать что-то – и забывая, что именно, замирая в ванной над не достиранным бельем или в кухне над перекипающим супом, в уме все разбирая по косточкам нашу последнюю встречу и пытаясь понять, почему он исчез, почему не звонит. Из широкого круга моих подруг и друзей, приятельниц и знакомых почему-то осталась лишь одна, но и с ней я старалась разговаривать как можно короче – вдруг Он не сможет дозвониться? Она-то, Ленка, со свойственной ей бесцеремонностью, и высказала предположение, что он попросту меня бросил. Этот вариант чем-то перекликался и с моими мыслями по поводу. Все же я безболезненно выслушала ее – потому что не принимала всерьез. Меня еще не бросали, я не знала, как это бывает. Мне казалось, что при этом должны произносится какие-то слова. Не мог же он уйти, как ни в чем не бывало – и все? Ведь, в самом деле, я не цветок и не письмо. Я также не чувствовала себя транзитным пассажиром или запасным аэродромом.
Поэтому я продолжала жить и ждать. Все так же ходила каждый день на работу, где с утра до вечера меня осаждали студенты, сами не намного младше меня. Ксерокс ломался, непроизвольно отключался принтер, телефон звонил, не умолкая, и я, вся в мыле, металась между чудесами техники. Пытаясь одновременно отвечать поминутно возникающим со своими проблемами студентам и преподавателям. А деканша, суровая дама внушительных габаритов с кроваво-красными губами, сверлила меня взглядом, в котором читалось: «И зачем мы взяли эту дурищу?». Я прилагала максимум усилий, но мне, как самой младшей, неизменно доставалась роль «мальчика для битья». Перипетии моей «карьеры» затеняли пустоту личной жизни, но не настолько, чтоб я совсем ее не ощущала.
Однажды летом, не смирившись еще с тем, что Он бросил меня, я пошла на свидание, убедив себя в том, что мне необходимы развлечения. Отвергнув притязания поклонника, вернулась поздно, не вполне трезвая, долго сидела на диване, не включая света. Совсем не удивилась, когда зазвонил телефон – так хорошо этот звонок вписывался в мои надежды и чаяния. Подняла трубку и ответила нетвердым голосом:
–Да? В три часа ночи какой-то идиот признался мне, что ошибся номером. Это, конечно, неприятно в такое время, но отнюдь не смертельно, если вспомнить, какими отчаянными рыданиями я разразилась, едва положив трубку…
Я бросалась из крайности в крайность. С утра начинала убеждать себя в том, что с ним непременно случилось что-то плохое, иначе он обязательно дал бы о себе знать. К вечеру с той же категоричностью решала, что он просто забыл меня, выкинул из своих мыслей и жизни, нашел себе какую-нибудь роскошную диву. Предполагаемая соперница рисовалась мне непременно в норковой шубе и с бриллиантами в ушах. Теперь он трется возле ее ног наравне с кастрированным персидским котом. А я жду его звонка, страдая от хронической бессонницы и столь же постоянного недосыпа.
Я делала громадное количество попыток забыть его. Я встречалась с другими, я нашла новых друзей, вернула старых, мне опять не хватало времени, порой я терзалась раскаянием оттого, что не могу равномерно осчастливить своим обществом весь мир, я три месяца посещала курсы вязания крючком, я… Я как могла, заполняла досуг. Я только не могла заполнить то пустое пространство в себе, возникшее в тот день, когда я впервые подумала: «На этот раз я жду его слишком долго». Эта черная дыра была без дна и бездумно поглощала все, что я, боясь, что и меня туда затащит, кидала в нее с размаху. Я радовалась, когда хотя бы час мне удавалось провести в одиночестве и забыв о терзавших меня демонах. Час проходил, и я понимала, что опять обманулась – я продолжала ждать.
- Тяжелая рука нежности - Максим Цхай - Русская современная проза
- Прощание навсегда - Владимир Владыкин - Русская современная проза
- Zевс - Игорь Савельев - Русская современная проза