внимательно и серьёзно, а Семён рядом уплетает пельмени со сметаной.
– Написал стихотворение о ней. Хотя бы будет… что подарить, когда встречу, – я грустно улыбаюсь.
– Ох… это правда очень… красиво, – говорит Полина. – Надеюсь, вы её встретите!
– Конечно, – успокаиваю её.
Семён кладёт вилку.
– Прыгать готова?
– Ой, Сёма… давай не сейчас…
Семён хватает Полину в охапку и тащит к пирсу. Та с визгами и хохотом отбивается. Да уж… Им потеха, я всё понимаю, молодые… но хоть бы не при детях это всё.
А ещё года через два (было ветрено и холодно, никто не купался, и мы в основном просиживали в кафе за картами и домино, а Володя даже в кои веки натянул кофту) кто-то из новеньких ляпнул, что моя муза напоминает по описанию одну актрису.
– Людка Коваль… Которая ещё в Харьковском НУМе училась, – мужичок чешет в затылке. – Ей вроде давали путёвку, но давно уж было…
– А сейчас она где? – спрашивает Настя.
– Да где… Вот уж, как говорится, бес её знает! Лет пять назад на хорошем счету была у Прокопенко. Молодое дарование. Потом родила, растолстела… – мужичок усмехается, но тут же смущается. – Где сейчас, не знаю.
Я снисходительно улыбаюсь. В том, что вокруг истории о моей музе рождаются нелепые сплетни, нет ничего странного. Будто школьники потешаются над Татьяной Лариной…
Хоть и неприятно, но переживу. Главное, чтоб она не узнала.
В этом году я остаюсь в Крыму подольше. Август подходит к концу, а я и не верю. Время здесь течёт так медленно, что этого не замечаешь. Всё те же лица – но иногда бывают новые. Всё те же кафе – но иногда что-нибудь да закроется. А я всё так же отсаживаюсь от своих за угловой столик, смотрю на море и черкаю в тетрадке.
Сумерки наползают со стороны парка. Море из ручного зверька становится ночным хищником, что глухо рычит в темноте, перекатывая камни.
Бармен Дилик щёлкает выключателем, зажигая тусклые лампы. Ещё несколько минут пытаюсь писать, затем глаза начинают ныть. Женщины гонят детишек обратно на территорию пансионата, а я возвращаюсь к мужчинам.
Сегодня у нас снова пополнение: молодой мужик из Москвы. Причём коммерсант, вроде, не по путёвке… Впрочем, моё ли дело, как он сюда попал? В компании интеллигентных людей каждый достоин уважения.
Разговор идёт о том, что людей становится всё меньше. Пройдёт ещё пара дней, и уедут последние с детьми – школа… А ведь самые лучшие и мягкие деньки ещё впереди! Со вздохом замечаю: даже несмотря на то, что я оплатил из своего кармана лишних пять дней, похоже, мне так и не суждено увидеть в этом году мою музу.
Что ж, новенький и впрямь человек достойный и серьёзный. С интересом оборачивается, поднимает бровь. Я располагаюсь поудобнее, готовясь рассказывать. Но меня прерывает Гриша:
– Мужики, а я говорил, что мы вчера раков ели у «Белоруссии»? Шикарные раки!
– Ой, да, – поддакивает Галя.
– Фу, – Настя отворачивается.
– А почём раки? – интересуется новенький.
Я с кряхтением выбираюсь из-за стола. Володя прихватывает меня за локоть, но я лишь отвечаю, что прогуляюсь.
Прохожу под гирляндой огоньков, которой опоясан забор кафе, и ныряю в темноту парка.
Идти приходится по памяти. Тут и там мелькают тени. Кто-то светит фонариком, выхватывая из темноты кипарисы, скамейки, каменные парапеты и урны. Сворачиваю с аллеи и тут же больно бьюсь мыском ноги о какую-то железку, торчащую из асфальта. Некоторое время стою на месте, сдерживая стон.
Прихрамывая, всхожу по ступенькам. Вот она – смотровая. Небо сегодня ясное, и здесь почти светло. Прямо ко мне по морю бежит лунная дорожка. Сам же я – почти невидим в тени кипарисов.
С другой стороны площадки, на стыке с парком, какое-то шевеление. Мелькает что-то светлое – будто копна волос. Прищуриваюсь. Моя муза… она вот-вот появится.