Читать интересную книгу Sein Kampf - Антон Лузан

За пару часов, до того, как Зигерт сознался в преступлении, судья, адвокат, прокурор и сам подсудимый встретились в кабинете у судьи. Так как улик у Адама было мало, защита легко парировала его обвинения, а образ старика и его поведение играли хорошо на публику. Адам думал, что судья огласит ему, что он закрывает процесс и полностью оправдывает Зигерта, чтобы избежать скандалов за причинение моральных травм старикашке, а также унижения его достоинства. Но разговор пошел в абсолютно противоположную сторону. Зигерт выставил предложение – он признаться в преступлении, а ему назначают минимальный срок, и он отбывает его в достаточно лояльной и удобной тюрьме для заключенных. Адаму показалось это предложение подобно бесплатному сыру в мышеловке, настолько оно было щедрое, но он с радостью согласился на такие условия, так как потерпеть поражение он не мог, слишком много времени и сил он вложил в это дело. На этом «подарки» от Зигерта не закончились. Адам выдохнул, и они уже собирались выходить из кабинета, как Зигерт сказал: «Ещё одна вещь господин Адам, это лично для вас» и вытянул из дипломата старый дневник и протянул его Адаму. Адам растерялся, никто из подсудимых ещё ничего не давал прокурорам, но в конце концов, принял дневник от Зигерта, и не потому, что ему было приятно получить что-то от Зигерта или интересно прочитать его дневник, а просто он боялся как-то обидеться Зигерта, который мог поменять свое решение и отказаться от своих слов.

В конце концов, к середине того же дня, суд зачитал приговор, где Зигерту дали срок 5 лет в месте лишения свободы. Конечно, все отлично понимали, что старик Зигерт вряд ли проживет и год, но меньше дать не могли, так как это был минимальный срок за убийство, да и всем сторонам этого дела, также было на это плевать, главное было доказать вину.

* * *

После суда, прокурор, который получил ранее описанный дневник от Зигерта, как ни в чем не бывало, собрался и пошел домой. Он был в приподнятом настроении, так как такое тяжёлое дело, завершилось такой лёгкой победой, в его голове даже проскочила мысль, что это сам бог помог ему с этим делом, потому что мотивацию Зигерта, он просто не мог по-другому описать. Как только Адам добрался домой, он тут же снял с себя верхнею одежду, растопил свой камин, налил стаканчик «Carolands» и принялся смотреть на костёр. Он очень любил это делать прохладными вечерам. Но с его головы никак не уходила одна мысль, зачем Зигерт сознался в преступлении, он пытался её прогонять, ведь преступник будет сидеть за решеткой, и это то, чего он хотел. Но как ни крути, любопытство у Адама разыгралось действительно не на шутку, и он решил достать дневник, который дал ему Зигерт. Он приблизительно знал, что там будем написано – оправдание перед его преступлением, но тогда оставался один вопрос – зачем он его дал прокурору, а не журналистам, ведь тогда эта история для них, дабы склонить публику на свою сторону. Так что Адам решил хорошенько изучить дневник. Дневник представлял с виду обычную серую книгу с закладкой-шнурком, он был достаточно старым, судя по облазившим уголкам дневника, но качественным, так как всё ещё держался и не распался. Он сел на кресло напротив камина и с нетерпением открыл дневник и принялся его читать…

Дневник Зигерта Блюинса

Глава I. Одна страна, один народ, один фюрер

24.06.1932, г. Крефельд[3] (Krefeld). Дом Брюинсов.

Здравствуй…Здравствуй… Эммм… Не знаю кто, пожалуй, я просто назову вас читатель, извините что должен использовать именно такое слово, но я не знаю, кто его будет читать. С одной стороны, давать мой дневник я никому не хочу, с другой стороны, я хочу, чтобы его кто-нибудь прочитал, дабы меня хоть кто-то услышал и понял. Меня зовут Зигерт. Я никогда не мог подумать, что буду вести дневник. Обычно, это делают глупые девочки, которые влюбились в какого-то мальчика (причем обычно в круглого болвана), но им не отвечают взаимностью, и они заводят и пишут в дневник всякие девчачьи гадости (причем обычно про то, как они бы вместе сыграли свадьбу, ну или про прочие методы загубить жизнь болвану). Но я пишу дневник по совершенно другой причине. Вот даже сейчас, я слышу, как внизу ругаются мама с папой, и я ничего не могу поделать, я не знаю, как это остановить и кого попросить о помощи. Только садясь что-либо писать, я отвлекаюсь, и крики, плачь, грохот отходит на второй план. Я буду писать всё что угодно, сколько угодно, лишь бы это прекратилось. Они разводятся, и сейчас я собираю свои вещи, в скором времени, я должен буду уехать с отцом. Я не хочу этого, но кому какое дело до меня? Когда я спрашиваю у них, зачем мне уезжать, они только делают возмущенное лицо, от моего непонимания «прописных истин», сердятся и кричат «так надо», говоря, что я пойму это позже, хотя мне кажется, что они обманывают меня и я никогда этого не пойму.

Мое сердце наполняется печалью не только от того, что мне придется покинуть маму, но и в добавок ко всему этому, я ещё расстаюсь с моим самым лучшим другом – Леви. Мама с Папой говорят, что я найду себе новых друзей, но Леви мой самый лучший друг, с которым меня многое связывает, но они говорят о нём так, как будто он старые порванные башмаки, которые меняют раз в сезон, а не человек. Трудно представить, что они хотят, чтобы я его просто выкинул в мусорку своих воспоминаний, разве так поступают с лучшими друзьями? Завтра, я уже буду уезжать вместе с отцом, и у меня будет пару минут, чтобы проститься с Леви. Мы с ним договорились встретиться у меня дома, перед самым отъездом.

Надеюсь, я никогда не стану похожим на своих родителей…

25.06.1932, г. Крефельд.

…И вот сегодня, я еду в «новый дом», я смотрю на эти улицы и на эти лица, и вижу их в последний раз. Я стараюсь их запомнить, все дома, всех жителей города. Удивительно, этот момент изменит всю мою жизнь и никак не изменит жизнь города, он эгоистически не попрощается со мной, не растворил окна, чтобы посмотреть на мой уход, не пустил дождь, чтобы он мне сказал «я буду скучать», не просигналил «SOS» из витрин закрытых магазинов. Но я точно знал, что у одного человека мой уход из города оставил след в душе, это был Леви. Перед отъездом, меня провожала мама, отец решил ехать рано утром, поэтому, на улице кроме нас фактически никого не было. Сложив все чемоданы, мама обняла меня, поцеловала и в этот момент, с её глаз начали падать слёзы, но она всеми силами пыталась сдерживать их. И тут я вспомнил, что обычно не обнимал маму, я помнил только несколько раз, поэтому я решил обнять её в ответ, так сильно, как только мог, чтобы она забыла насколько холодное моё сердце, и больше никогда об этом не вспоминала. Через пару секунд, я отпустил её и пошел садиться в машину, на пути к машине, я оглядывался по сторонам, в надежде увидеть Леви, но его нигде не было, неужели он забыл про встречу? Отец сказал садиться в машину, после чего, я прыгнул на заднее сиденье, закрыл дверцу автомобиля, и мы тронулись, а я всё также оглядывался по сторонам, подсаживаясь то к одному, то ко второму окну. И тут, у меня возникло странное ощущение одиночества, когда я в следующий раз выйду из машины, я окажусь в совершенно другом, незнакомом месте, и потеряю всё, что имел здесь.

Как только мы свернули с нашего дома на дорогу, я увидел его. Леви, не знаю, почему, но он не успевал подойти вовремя, поэтому, как только он увидел машину, он начал бежал вслед за ней, отказываясь принять должное и не веря, что всего лишь через пару секунд, его друг уйдет из его жизни, а я так и не успел сказать напоследок, как важен он был для меня и пожелать ему удачи. Он пытался нас догнать, он хватался за нитку как последний дурак, но у него ничего не получалось. Мы смотрели друг на друга, и я видел, как в глазах Леви тлела надежда, и что с каждой секундой он всё больше и больше принимал, и осознавал реальность, а я молча, не двигаясь смотрел на него, через заднее стекло автомобиля, мысленно в последний раз прощаясь с ним, этот момент я никогда не забуду. Именно в этот момент, когда по сути уже ничего не воротишь, я так хорошо вспомнил, что хотел у него спросить, так хорошо вспомнил, что хотел рассказать, что показать, где побывать… И я так хотел попросить у бога ещё пару дней с ним, или хотя бы пару минут, хотя бы пару мгновений… И в этот миг, я как никак лучше осознал всю беспомощность человека перед поворотами жизнью, перед тем, как она сводит и разводит мосты. И я хотел оставить ему на прощание подарок, который бы напоминал ему о своем лучшем друге. Мне казалось, что он забудет меня также легко, как и этот город, и даже не поверит, что я когда-либо был. В качестве доказательства моего существования, я решил ему оставить мою клетчатую кепку с именной буквой «З» на козырьке, что означало Зигерт. Её подарила мне мама на день рождения. Тогда я очень обрадовался подарку, это была очень дорогая кепка и выглядела восхитительно, на следующий день я пошел в ней школу, чтобы похвастаться своим знакомым, и ловил взгляды восхищения и зависти. С тех пор, я редко, когда с ней расстаюсь.