Читать интересную книгу Френдзона для бэдбоя (СИ) - Лари Яна

Какая же я мелкая рядом с ним…

Выгляжу комично, конечно, учитывая, что Мартышев на целую голову выше ростом, но лучше так, чем потом все полы за ним перемывать.

Вместо ответа, он расплывается в волчьей улыбке, как ни в чём не бывало продолжая напирать.

— Эй? — хмурюсь. — Ты меня слышал?

— Прекрасно слышал, — кивает эта бацилла беспардонности, доставая изо рта жвачку, чтобы прилепить к стене.

И смотрит нахально. Как он смотрит! Аж щёки жаром обдаёт. Ни на кого так не реагировала. Никогда.

Бесит, гад! Как же бесит!

Пожалела на свою голову теперь, чувствую, в благодарность на место, которым думала, приключений найду. Зачем я только с помощью своей полезла? Недаром говорят: инициатива — дело наказуемое.

Стараясь не делать резких движений, пытаюсь аккуратненько так проскользнуть по стене, чтоб даже не соприкоснуться с ним ненароком. Достаточно того, что от одного его запаха внутренности непонятно крутит. Как от купленного на вокзале пирожка — так неожиданно и подло обеспечившего мне пару дней расстройства.

Внезапно во всём доме гаснет свет. В ненастную пору явление у нас на окраине частое.

— Телефоном посветить?

— Не нужно. Сейчас свечу принесу, — торопливо отказываюсь от его намеренья увязаться следом.

Едва касаясь пальцами стены, иду в сторону своей комнаты, надеясь поскорее отыскать необходимое и выпроводить наглеца из дома, а заодно и с глаз долой. На ощупь разыскиваю в шкафу толстую свечу и аптечку.

Всё это время Мартышев ничем не выказывает признаков своего присутствия. Поразительная сознательность — решаю я между делом. На поверку очень опрометчиво.

В честь чего вдруг такая покладистость, становится очевидным, по мере продвижения назад по коридору. Пустому, попрошу заметить, коридору!

Этот троглодит! Этот идиота кусок! Этот беспардонный убийца нервных клеток! Копается в холодильнике, подсвечивая себе телефоном.

— Э-ге-гей! — кричит он, просунув голову между пустых полок. — Ахметова, у тебя здесь даже эхо с голоду откинулось. А с виду кажешься хозяйственной.

С громким стуком опускаю аптечку на стол. А хочется — ему на голову.

Легко ему говорить, когда мама — завуч, а отчим — пилот. Моей матери не стало, когда мы с Амилем появились на свет. Отец всеми силами старается нас с братом поднять на ноги, но много ли может простой сантехник? Временами одной только рыбой, что он в свободное время наловит, и сыты.

— Опачки, а тут у нас что? — делится Макс восторгом, вчитываясь в надпись на круглой упаковке. Даже на подоконнике пошарил, зараза. — Плавленый сыр сливочный. Хм-м… Не фонтан, но сойдёт.

Уже даже не слегка офигевая, смотрю, как он кладёт телефон на стол экраном вверх, открывает пластиковую крышку и втыкает указательный палец в белесую массу.

— Ты же не против накормить бойца? — спохватывается мой в край обнаглевший гость в последний момент.

Я брезгливо пожимаю плечами, с трудом пряча мстительную ухмылку.

— Стоп! — Под его недоумевающим взглядом хватаю со стола пачку спичек, зажигаю приготовленную свечу и только затем обращаюсь к своему контуженному «бойцу». — Вот теперь — bon appétit!

Ладно, каюсь. Пожалела дурака.

Потому что при более-менее сносном освещении не заметить копошения в упаковке может только круглый дурак. А Мартышев не такой. Нахальный — да. Отвязный… ну, есть немного. Ладно, очень даже много. Процентов девяносто девять. Но точно не тупой. В тупого бы я не…

— Ахметова! — Его вопль заставляет меня подскочить по стойке смирно. «Сырок», который ни разу не сливочный, наспех запечатанный крышкой, метко летит в открытую форточку. Подозреваю, будь окно закрыто, он бы не раздумывая выбил мне стекло. — Марьям, чёрт тебя раздери! Это что вообще было?!

— Опарыши, — тяну невиннейшую улыбку.

— А сразу сказать трудно было?!

— Ты не спрашивал… — начинаю смеяться, но сипло осекаюсь, когда Макс резко вжимает меня в стену.

— Хочешь повеселиться? — говорит он негромко, но глаза при этом горят каким-то странным блеском.

Его шёпот звучит, как предупреждение. Скорее всего, оно и есть, проверять не рискую.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Инстинкты хором советуют заткнуться, сковывают связки, и вот я уже выдохнуть боюсь. Дрожу как кролик под его пронизывающим взглядом.

— Это папа приготовил для рыбалки, — шиплю, отворачивая лицо, чтобы не говорить ему в губы. — Удочки вечером забрал, а наживку, видимо, забыл.

— И не страшно тебе в грозу бродить одной по старому дому? — внезапно меняет он тему. Дыхание частое, жаркое толчками мне в ухо втрамбовывает.

— Я как ходить начала, слоняюсь здесь ночами. Но обязательно обращусь к тебе, если захочу стать заикой. — Зло скашиваю на него глаза, всё ещё ожидая, когда же Мартышев поймёт, что стоит ко мне слишком близко. Нервирующе близко. Напрасно. Его, похоже, всё устраивает. — Кран слева. Помой руки и давай уже я тебе лицо обработаю, — морщусь раздражённо.

— Ну ты и язва, Марьям, — тянет он глухо, но отходит. Свершилось, наконец-то.

Пока Макс в полумраке роняет в раковину то сложенные с краю кружки, то моющее средство, я сосредоточенно достаю из аптечки йод и ватные палочки. Стою к нему спиной, но в какой-то момент всей кожей ощущаю, что Мартышев наблюдает за мной. Это заставляет цепенеть от непонятного волнения.

— Я готов.

Глубоко вдыхаю, поворачиваюсь на отчего-то ставший тихим голос. Пламя свечи освещает только левую часть его лица, но даже этого хватает, чтобы рассмотреть, насколько Макс бледный.

Может, зря я с ним так резко?

Какой нормальный пацан признается, что ему больно? Понятное дело, будет строить из себя ещё большего раздолбая, чем он есть.

Мартышев в этот момент подмигивает мне и я, ощутив короткий укол под рёбрами, спешу отвести глаза.

— Кто тебя так? — вздыхаю, обрабатывая края мелких ссадин.

— Без понятия, — беспечно пожимает он плечами. — Возвращался от друга, когда тут неподалёку парочку гамадрилов решили попинать щенка. Не смог пройти мимо.

— Я и раньше предполагала, что у тебя чердак никогда не протекает просто так. Ты хороший парень, Мартышев. Кого бы там из себя ни строил, — выпаливаю как на духу неожиданный вывод.

За окном ослепительно сверкает молния. Грохот стоит оглушающий, из-за чего я инстинктивно замираю, чтобы не ткнуть ему ненароком в глаз. А Макс в этот момент подаётся вперёд и жёстко накрывает ртом мои губы…

Сто прыжков без парашюта

Мартышев как ураган. Я пискнуть не успеваю, как забываю, что вообще пищать собралась. Теряюсь настолько, что даже не помышляю возмутиться. Только рот раскрываю в шоке, чем Макс незамедлительно пользуется.

По языку растекается сладкий привкус его жвачки. Морозной мятой рецепторы взрывает… И так горячо-горячо щекам становится. Дышать не могу! А хочется вдохнуть поглубже, чтобы остудить полыхнувшие жаром лёгкие.

Для него такие проделки наверняка в порядке вещей. Макс напирает уверенно и дерзко, наплевав на приличия, на свои ссадины, на мою растерянность. Но мне-то, ни разу ни кем не целованной, как сопротивляться, если его натиск сбивает с ног?

Чужие ладони жадно оглаживают мои скулы, сползают на плечи, спускаются ниже… И если до этого его действия ещё можно было как-то попытаться понять да простить, то теперь самое время заехать по наглой морде.

Но возражения превращаются в сплошное ничто, когда Макс, подцепив края моего свитера, торопливо тянет его наверх с явным намереньем снять. Треск наэлектризованной ткани отдаётся на коже мурашками. И в голове синхронно с этим что-то коротит.

Иначе почему пламя свечи вдруг кажется невыносимо тусклым? Когда смущать меня должно ну вот совсем другое. Я до дрожи, до сбившегося дыхания стесняюсь, но вместо того чтобы разразиться гневной тирадой, тяну вниз молнию его толстовки. Сама! А потом и кофту помогаю снять, теряя голову от его напора, от собственной дерзости. От потребности согреть, сгореть, раствориться в нём!