Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кампари? — спросил хозяин дома.
— Пожалуйста, — ответил Трапс и опустился на стул, в то время как длинный, худой рассматривал его в монокль.
— Господин Трапс, вероятно, примет участие в нашей игре?
— Конечно. Игры забавляют меня.
Старые господа улыбаются, качают головами.
— Наша игра, может быть, несколько необычная, — пояснил хозяин с некоторым колебанием. — Она заключается в том, что мы по вечерам играем в наши старые профессии.
Старцы улыбнулись снова, вежливо, сдержанно.
Трапс удивился. Как он должен это понимать?
— Ну, — уточнил хозяин, — я был когда-то судьей, господин Цорн прокурором, господин Куммер адвокатом. Вот мы и разыгрываем судебный процесс.
— Вот как, — понял Трапс и нашел эту идею приемлемой. Может быть, вечер все-таки не потерян.
Хозяин оглядел его торжественно.
— Вообще говоря, — пояснил он мягко, — мы заново проводим знаменитые исторические процессы — процесс Сократа, процесс Иисуса Христа, Жанны д'Арк, Дрейфуса, не так давно процесс поджигателей рейхстага, а однажды мы объявили неправомочным Фридриха Великого.
Трапс удивился.
— Так вы играете каждый вечер?
Судья кивнул.
— Но лучше всего, конечно, — продолжал он, — когда объектом игры является живой материал, что часто создает особенно интересные ситуации, только позавчера один член парламента, который произнес в селении предвыборную речь и опоздал на последний поезд, был приговорен нами к четырнадцати годам тюремного заключения за шантаж и взятки.
— Строгий суд, — заметил развеселившийся Трапс.
— Дело чести, — просияли старцы.
Какую же роль ему предоставят?
Снова улыбки, сдержанный смех.
Судья, прокурор и защитник у них уже есть, это должности, которые требуют знания дела и правил игры, заметил хозяин, только место подсудимого свободно, но господина Трапса, он хочет это подчеркнуть, ни в коем случае не вынуждают принять участие в игре.
Предложение хозяина обрадовало Трапса. Кажется, вечер спасен. Не будет ни поучений, ни скуки, по-видимому, даже будет весело. Он был простой человек, не отличающийся особой силой мысли и склонностью к такого рода деятельности, человек деловой, бывалый, умеющий идти на риск, когда это нужно, любитель хорошо поесть и выпить, не брезгующий крепкой шуткой. Он примет участие в игре, сказал Трапс, и сочтет для себя честью занять осиротевшее место подсудимого.
Браво, проскрипел прокурор и захлопал в ладоши, браво, это слово мужчины, это он называет смелостью.
Трапс с любопытством осведомился о преступлении, которое будет ему приписано.
— Это не существенно, — ответил прокурор, протирая монокль, — преступление всегда найдется.
Все засмеялись.
Господин Куммер поднялся.
— Пойдемте, господин Трапс, — сказал он почти отечески, — отведаем портвейна, который здесь подают, он очень старый, вы должны с ним познакомиться.
Он повел Трапса в столовую. Большой круглый стол был празднично накрыт. Старые стулья с высокими спинками, потемневшие картины на стене, все старомодное, солидное, с веранды доносилась болтовня стариков, через открытые окна проникал вечерний свет, было слышно чириканье птиц, на столике выстроились бутылки, на камине бордо в плетенках. Защитник аккуратно налил чуть дрожащей рукой из старой бутылки портвейн в две маленькие рюмки, наполнил их до краев, осторожно протягивая рюмку с драгоценной жидкостью, чокнулся с Трапсом, пожелал ему здоровья.
Трапс сделал глоток.
— Превосходно, — похвалил он.
— Я ваш защитник, господин Трапс, — сказал господин Куммер. — Поэтому да будет между нами добрая дружба!
— За добрую дружбу!
Лучше всего, заявил адвокат, приближая к Трапсу свое красное лицо с носом пьяницы и старомодным пенсне и придвигаясь к нему так, что его задело гигантское брюхо, неприятная мягкая масса, лучше всего, если господин Трапс сразу сознается ему в своем преступлении. Тогда он мог бы гарантировать, что на суде удастся проскочить. Ситуация, правда, не слишком опасна, но и недооценивать ее не следует. Длинного тощего прокурора, еще далеко не растратившего свои духовные силы, надо бояться, да и хозяин дома тоже, к сожалению, склонен к строгости и даже, пожалуй, к педантичности, что к старости — ему семьдесят восемь — еще усилилось. Несмотря на это, ему, защитнику, удавалось большинство дел провести успешно или по крайней мере не допустить самого худшего. Только в одном случае — убийство с ограблением — действительно ничего нельзя было сделать. Но об убийстве с ограблением здесь как будто не может быть и речи, насколько он может судить, или все-таки?..
Он, к сожалению, не совершил никакого преступления, засмеялся Трапс. И тут же сказал:
— Ваше здоровье!
— Признайтесь мне, — ободрял его защитник. — Вы не должны меня стесняться. Я знаю жизнь, ничему больше не удивляюсь. Передо мной проходили судьбы, господин Трапс, открывались бездны, можете мне поверить.
Ему очень жаль, посмеивался Трапс, действительно он обвиняемый, который предстанет перед их судом без всякого преступления, и в конце концов это дело прокурора — обнаружить его, ведь он сам это сказал, тут надо ловить на слове. Игра есть игра. Любопытно, что из этого получится. Будет ли настоящий допрос?
— Надо думать!
— Это меня радует.
На лице защитника выразилось сомнение.
— Вы чувствуете себя невиновным, господин Трапс?
Трапс засмеялся:
— Чист как стеклышко.
Разговор показался ему забавным.
Защитник протер пенсне.
— Зарубите себе на носу, мой молодой друг, невиновность, есть она или нет, — это еще не самое важное, все дело в тактике! Это безумие — рассчитывать перед нашим судом остаться невиновным. Напротив, разумнее всего сразу же выбрать себе какое-нибудь преступление, например такое подходящее для деловых людей — обман. Тогда при допросе может оказаться, что обвиняемый преувеличивает, что, собственно, тут имеет место вовсе не обман, а безобидная подтасовка фактов из рекламных соображений, как это практикуется в коммерции. Путь от виновности к невиновности, правда, нелегок, но все-таки возможен, зато совершенно безнадежно желать во что бы то ни стало доказать свою невиновность: результат бывает сокрушительный. Вы проигрываете, в то время как могли бы выиграть, и лишаетесь возможности выбрать вину самому, вам ее уже навязывают.
Трапс, улыбаясь, пожал плечами: он сожалеет, что ничем не может быть полезен, но он действительно не знает за собой ни одного дурного поступка, который вступал бы в противоречие с законами, он это утверждает.
Защитник снова надел пенсне. Он думает, что с Трапсом ему будет трудно, тут найдет коса на камень.
— Но самое главное, — заключил он беседу, — обдумывайте каждое свое слово, не болтайте лишнего, в противном случае вы и не заметите, как вас приговорят к длительному тюремному заключению, и уже ничем нельзя будет помочь.
Тут пришли остальные. Заняли места за круглым столом. Дружеская застольная беседа, шутки. Сперва были сервированы различные закуски, холодное мясо, яйца по-русски, устрицы, черепаховый суп. Настроение было превосходное, хлебали с удовольствием, чавкали без стеснения.
— Ну-с, обвиняемый, что вы можете нам предъявить? Надеюсь, солидное убийство? — прокряхтел прокурор.
Защитник запротестовал:
— Мой клиент — обвиняемый без преступления, так сказать, уникальное явление в юридической практике. Утверждает, что невиновен.
— Невиновен? — удивился прокурор. Рубцы покраснели, монокль чуть не упал в тарелку, болтался на черном шнурке. Карлик-судья, который только что начал крошить хлеб в тарелку с супом, остановился, укоризненно посмотрел на Трапса и покачал головой. Даже лысый молчаливый Пиле с белой гвоздикой в петлице изумленно уставился на него. Наступила устрашающая тишина. Ни стука вилки или ложки, ни чавканья, ни хруста. Только Симона в глубине комнаты тихонько хихикала.
— Мы должны проверить, — спохватился наконец прокурор. — Чего нет, того и быть не может.
— Приступайте, — засмеялся Трапс. — Я в вашем распоряжении.
К рыбе было подано вино, легкий игристый «невшатель».
— Ну что ж, — сказал прокурор, разделывая форель, — посмотрим. Женаты?
— Одиннадцать лет.
— Детки?
— Четверо.
— Профессия?
— Специалист по текстилю.
— Иначе говоря, коммивояжер, дорогой господин Трапс?
— Генеральный представитель.
— Отлично. Потерпели аварию?
— Совершенно случайно. Впервые в этом году.
— Ага. А до этого?
— Ну, тогда я ездил еще на старой машине, — объяснил Трапс — «Ситроен» образца 1939-го, а теперь у меня «студебеккер», красный, лакированный, модель экстра.
— «Студебеккер», вот как, интересно, и только недавно? До этого, очевидно, не были генеральным представителем?
- Rabenliebe - Peter Wawerzinek - Современная проза
- Избранное - Фридрих Дюрренматт - Современная проза
- Смерть пифии - Фридрих Дюрренматт - Современная проза