на гору Алемдаг и будем любоваться на самую яркую луну в году.
Зулейха сердится и делает вид, что хочет выскочить из машины. Но все это не более чем продолжение той игры, что началась чуть ранее.
Когда последние дома остались позади, они остановились перед грязно-белой лавкой бакалейщика, купили хлеба, сыра и яиц. И хотя весь ассортимент съестного состоял из трех-четырех видов продуктов, в витрине оказался широкий выбор спиртных напитков. Купив две бутылки лучшего из того, что там было, вина, они поехали дальше. И двинулись навстречу надвигающемуся вечеру, горам и луне.
Любые знакомства или происшествия, если они не удостоились обсуждения среди друзей, проходят мимо как события столь незначительные, что уже через три дня от них не остается и следа.
Но что делать, если история о несчастном случае с автомобилем, разбившемся ночью на обратном пути из Алемдага, — как бы близка к истине она ни была, — стала достоянием общественности и получила широкую огласку, официально представив пострадавших любовниками. Они лежали, скатившись в грязь, в объятиях друг друга, пока не подоспела помощь. Поэтому так и останутся в памяти людей, как влюбленные.
В первые дни газеты не называли их имен только из соображений какого-то высшего человеколюбия и сострадания, ограничившись короткими заметками о «молодой женщине из знатной семьи нашего вилайета[7] и спортсмене, сыне известного за границей коммерсанта». Но из-за обилия фотоснимков с места аварии и страха конкуренции это человеколюбие не продержалось и двадцати четырех часов. Уже на второе утро в газетах вместе с фотоснимками, отпечатанными на отдельных вкладках, появились и их настоящие имена.
Фотографии были самые разные: вот Зулейха лежит на моторной лодке, вот их вывозят на пристань Топхане, укладывают в автомобиль «скорой помощи» и отправляют в больницу. Но ни на одном снимке раненой и лежащей без сознания женщины не было хорошо видно ее лица. Наконец, когда в руки одной из вечерних газет попала копия фотокарточки, сделанной в день ее свадьбы, удалось удовлетворить всеобщее любопытство. Там Зулейха была вместе с мужем, но художественный редактор газеты просто вырезал его ножницами, оставив место пустым.
В первый день коридоры и сад больницы оказались переполнены. Друзья и знакомые Зулейхи, узнавшие об аварии, съезжались со всего Стамбула. Но когда в последующие дни несчастный случай начал медленно превращаться в скандал, поток друзей потихоньку схлынул, больница стала пустеть.
Причиной этому стал не только страх считаться родственником опозорившейся женщины. У Зулейхи, которая вот уже четыре месяца гостила у своего дяди в Стамбуле, в далеком вилайете Ичель[8], в особняке Гёльюзю был муж, который приходился внуком потомственному землевладельцу.
Никто сам не осмеливался сообщить этому человеку о несчастном случае, поэтому телеграмму послали от имени руководства больницы. Ответ пришел также руководству: «Узнал об аварии. Сделайте все возможное, чтобы вылечить мою супругу. Выезжаю».
Отсутствие вестей — даже спустя столько дней от этого человека не было ни слуху ни духу — почему-то не на шутку напугало близких друзей. Поговаривали, что муж Зулейхи сел на поезд из Мерсина[9] в Стамбул, но на станции Енидже[10] по непонятной причине повернул обратно. Но сказать, насколько все это правда, было невозможно: вторая телеграмма, отправленная из больницы в Гёльюзю, осталась без ответа.
Зулейха теперь лежала в комнате совершенно одна. У ее дяди в последние дни, как ей объяснили, воспалился седалищный нерв, и он, забрав детей, уехал в Чешме[11], — доктора в этот раз почему-то не рекомендовали горячие источники Бурсы[12] и Яловы[13].
Иногда звонил телефон, мужской либо женский голос справлялся о здоровье госпожи Зулейхи. Изредка друг или подруга из-за срочных дел или же из-за нежелания тревожить больную оставляли букет цветов или коробку шоколадных конфет у дверей.
Молодая женщина не видела в палате никого, разве что главную медсестру и девушку-сиделку, которая приходила передать приветы и дружеские пожелания, сказанные по телефону, или принести коробку конфет, оставленную у дверей. Да еще доктор забегал утром на несколько минут, чтобы осмотреть ее.
Хотя Зулейха ни с кем не разговаривала, не получала никаких вестей, она прекрасно понимала, почему ее оставили совершенно одну.
Старшая медсестра проводила в палате Зулейхи все свободное время: сидела в кресле у окна и читала книги, газеты, вязала или дремала. Был ли это интерес к ней самой, или же медсестра просто привыкла к этому уголку, где стояло кресло и из окна сквозь листья огромного конского каштана виднелось море. Сестра Магда, о которой говорили, что она очень любит читать романы, плохо скрывая любопытство, пыталась разговорить молодую женщину. Но потом отказалась от этого, потому что столкнулась с молчанием, которое считала наигранным. Сейчас в ее поведении сквозило даже нечто похожее на уважение к причине молчания ее пациентки. Однако, несмотря на это, Зулейха чувствовала что та гадает на ее счет и не теряет надежды узнать хоть что-нибудь. Пожилая женщина все делала преднамеренно, на это указывало многое, например, получив известие от заходившей к ней незадолго до этого девушки, она попросила ту говорить потише, и не спросила у Зулейхи разрешения, чтобы пришел Юсуф. Фраза о том, что больная спит, была сказана для того, чтобы дать ей выиграть время и подготовить к нелегкой сцене. И вот как раз сейчас сестра Магда отложила газету, хотя ничто не мешало ей читать, и нетерпеливо ходила взад-вперед по комнате и шумела, чтобы разбудить больную и заставить ее говорить.
Что касалось доктора, то не больше смысла было и в его поступках.
Главный врач, обязанный успеху своего заведения не столько профессиональными качествами, сколько известностью в светских кругах, являлся человеком общительным и остроумным. К Зулейхе он обращался, как и положено врачу, занятому только своей работой и у которого нет времени, чтобы обращать внимания на всякие сплетни. Он говорил только по существу и сразу выбегал из комнаты.
* * *
Этим тихим летним вечером Зулейха поняла, что переживает часы, которые обычно называют самыми сложными в жизни, потому что нужно набраться храбрости. И хотя раньше она очень боялась, сейчас мужества ей было не занимать.
Дни, которые она провела в этой комнате в непрерывных размышлениях, потеряв интерес к миру и замкнувшись в себе, неожиданным образом изменили ее внутренне. После того как к этому примешалась еще некоторая доля безысходности и покорности судьбе, Зулейха была совершенно уверена, что уже ни одно событие не сможет застать ее врасплох.
Первое время молодая женщина молчала, потому что тогда ее мысли