на столе,
и ветер гонит хлопья вечерком,
как мысль, утерянная во тьме,
и только голос чей — то из дали,
как будто овод,
жужжащий в волосах,
как ропот говорливый старика,
блуждает вновь на тела полосах
он резонирует средь голых стен,
его не слышно снизу под ушами,
ему плачевный положен удел
искать средь публики признание
им можно осквернить чужую душу,
рукоплескать ладонями на бис,
и только не понять его нам ношу,
его и нет, он есть, его девиз —
«искать предназначение для каждого,
и быть все время лишним для других,
быть у одних и тех же разным,
и быть единым для чужих
скреплять народы брачными узами,
и разделять врагов по разные берега,
и властвовать над генерала указаниями,
чей мир котел, зола и пепла пелена
он на почете у царей и императоров,
он вьется средь крестьян и жадных слуг,
он обвивает землю волную экватора,
таков для мира стал известен звук»
"Завод отходов"
массивный город давит,
как сапог,
стоящий на гортани,
и дым, поднявшись в облака,
колотит
словно перышко в бока
машины табором бегут,
и только отблеск фонарей,
плеяды звезд всё ждут и ждут,
до ночи, до заката дней
а люди россыпью упали
по тротуарам и бордюрам,
да сколько сил мы потеряли
пока велись на авантюры
пока в бегах мы за деньгами,
продали душу по дешевке,
и числа мы не те слагали,
ночуя где — то на задворках
а город продолжал давить,
как жало,
что под шею колит,
и пламя, чей огонь искрит,
пугало
цветом сгустка крови
"Станция имени Меня"
я жизнь истлевшей сигареты,
я яркий луч средь мрачных дней,
я мольбы о скорейшем свете,
и страх всей жизни у людей
я грязь, сверкнувши под ногтём,
пятно застиранных вещей,
необъяснимо для зимы и лета,
и мрак всей жизни для людей
я тварь, дрожа и не имея,
я плач истошный у детей,
я то, что только умирает,
я смерть всей жизни для людей
я драгоценность шеи дамы,
я ширь потрепанных вещей,
я речь попа на балюстраде,
я зло, царящие у людей
я звуки, слышные далёко,
зрачки от покрасневших слёз очей,
я то, чего так хочется немного,
и то, что много для людей
я горсть в руке богатого,
очаг для дома и семьи,
я серебро средь чаши златого,
я крики, крики издали
я — слово,
для людей
я словно переплавлен в олово,
от этого мне жизнь ценней,
ведь стою я так много
я птица,
зверь неведомый,
я броский,
странный
и живой,
я всё и ничего,
и неотъемлемо,
я остаюсь
и
буду быть собой
"Проспект Икаруса"
вонзив в меня сотню кровавых ножей,
чьи лезвия меня по бокам щекотали,
изнежив своею улыбкой небесных лучей,
крылья обуглены и больше не зарастают
— —
слова твои — украшение Версаля,
образ, взятый с прекрасных актрис,
наряд, укрытый чудесами вуали,
и характер, неведущий общих границ
к тебе подобраться это удел безумца,
иль замысел от малого ума,
твоя любовь — неизмеримое искусство,
и лишь сгорать, лишь утопать до дна
но жизнь твоя пьянит,
дурманит ярым запахом портвейна,
вы зажигаете пламя изнутри,
и тушите, сжимаетесь, краснеете
а вместе с красотой Версаля,
где образ собранных актрис,
вы оставляете послевкусие печали,
утерянной в любви последний приз
— —
я лишь хотел побыть поближе к солнцу,
взнестись над головами в небосвод,
но крылья обожглись и рухнул в воду,
кто знал какой меня уважит ход…
"Вечный огонь"
мне солнышко светит в лицо,
трава шелестит где — то под боком,
и небо чудное, голубое, словно окно,
облака ведет за собою..
а зайчик, вбегая в чащу лесов,
скрывается в темном углу,
скоро и я прикрою глаза на засов,
ожидая смерть свою непростую
пишу тебе кровью, любимая,
да, не волнуйся, голова не болит,
надел я шапку, и шарф завязал,
не бойся, у меня не артрит
был бой, ужасный, кровавый,
и выжил единственный я…
в какой — то момент я просто заплакал,
ведь больше не увижу тебя…
я помню глаза твои чудные,
и помню как вместе с тобою гулял,
да помню сонаты я лунные,
что ночью укромной тебе их играл
да, парой мы были прекрасной,
я давал обещание одно,
но война — штука опасная,
закрутит как колесо…
обещал вернуться здоровый, живой,
но судьба распорядилась иначе,
я знаю, ты молилась, и каждой мольбой
сильнее я плачу и плачу…
дорогая, не грусти по мне сильно,
я буду ждать тебя наверху,
не знаю, хватит мне сил то
закончить эту строку…
теперь услышишь меня только в письме,
храни его в кармашке под сердцем,
не