Читать интересную книгу Вечный огонь - Вячеслав Бондаренко

Разумеется, у владелицы дома, пятидесятилетней мещаночки со сладким моложавым личиком, обнаружилась пара дочек на выданье, которые немедленно начали перекрестную стрельбу глазами по господам офицерам. Но если Долинский был отнюдь не прочь завести интрижку с «дочерью полей и лесов», то сердце Шимкевича к этому времени уже было занято. В отличие от легкомысленного Павла, который гордился училищной славой ловеласа, Владимир влюбился всерьез и надолго.

Случилось это так. Через пару месяцев после прибытия Шимкевича в полк вторую бригаду 30-й дивизии ни с того ни с сего выдернули на маневры в Скобелевский Лагерь, в ста пятидесяти верстах от Минска. Погода стояла отвратительная – плотно зарядили дожди, дул сырой гадкий ветер, к тому же полк действовал вяло, вразброд, на стрельбах результаты были хуже некуда, комполка, принявший полк только полгода назад, ходил злой как черт, а батальонные командиры срывали плохое настроение на ротных. Словом, все было не так. За исключением одного – вечеров в расположенном неподалеку маленьком поместье Ситники. Когда одуревший от полковых будней Владимир впервые переступил порог небольшого, судя по архитектуре, столетнего дома и увидел глаза дочери хозяина, гостеприимно зазвавшего к себе молодых офицеров, – сердце его споткнулось и пропустило один такт. А потом снова забилось, но уже восторженно, примерно так же, как во время команды «Господа офицеры». Их представили друг другу. «Варя», – просто сказала невысокая хрупкая барышня, вовсе никакая не столичная красотка, но показавшаяся почему-то Владимиру ослепительной. Долинский, как всегда, бывший рядом, хмыкнул:

– Вольно, вольно, господин подпоручик…

– Предупреждаю, – быстрым шепотом сказал Шимкевич, не отрывая глаз от Вареньки, – если замечу хоть один твой взгляд в ее сторону…

– Упаси Боже, Володенька, – замахал руками Павел, – ты меня, верно, путаешь с кем-то. Дочери провинциальных бобров не для меня. Ты же знаешь, меня влечет исключительно мир будуаров, аксессуаров и таксомоторов. Почему в военные и подался. Помнишь завет Козьмы Пруткова: «Хочешь быть красивым – поступи в гусары»? Мы, правда, не гусары, но все же…

Но Шимкевич уже не слышал болтовни друга. Он видел только ее, Варю, Вареньку, счастье, песню, радость…

И какое это было счастье, когда среди множества однополчан она выбрала его, подошла, улыбнулась, протянула тонкую руку:

– Хотите, я покажу вам дом? А то, кажется, предмет общего разговора неинтересен только мне да вам.

– Странно, – преодолевая смущение, хмыкнул Шимкевич, – я и не заметил, что все заняты разговором.

Варя оглянулась на отца, о чем-то азартно спорившего с гостями:

– Они обсуждают, как долго продлится война, если на нас решится напасть Германия…

– Какие пустяки, – беспечно махнул рукой Владимир. – Мы будем в Берлине самое большее через два месяца. Есть о чем спорить! Кроме того, России с Германией попросту нечего делить, повода для войны нет.

Варя улыбнулась в ответ, но как-то странно, грустно, ускользающей улыбкой…

Дом в Ситниках был больше, чем он казался снаружи, но еще старше, чем предполагал Шимкевич – настоящая панская усадьба, построенная в восьмидесятых годах восемнадцатого века. Варя, не таясь, откровенно рассказала о своей семье – мать ее давно умерла, а отец, отставной военный врач родом из Белгорода, купил Ситники за бесценок у разорившегося и спившегося местного помещика. «Здесь, конечно, бывает скучновато, – откровенно призналась девушка, – но, если честно, я люблю одиночество. А если бы вы знали, какая поэзия в этих лесах зимой, когда все вокруг усыпано снегом!..»

Потом были еще и еще вечера в Ситниках – Владимир старался бывать там каждую свободную минуту. А однажды, когда выкроить время не удалось и он, кутаясь в плащ-палатку, мок у входа в блиндаж, слушая с другими офицерами нудный разбор только что прошедшего учебного «боя», ему послышался сквозь сетку дождя оклик такого знакомого, родного голоса. Варя? Сама?!..

– Да, вы не ошиблись, – смеялась она десятью минутами позже, когда ошалевший от счастья Шимкевич уже целовал ее мокрые от дождя пальчики. – Почему меня пустили в расположение? Так ведь мой папа и ваш командир полка – старые сослуживцы, еще по Павловскому военному училищу.

– Но такой дождь, грязь… – От волнения Владимир не мог найти нужных слов, он только смотрел и смотрел неотрывно в ее большие карие глаза.

– Я не видела вас целых пять дней, – тихо произнесла Варя, опустив глаза. – Это очень, очень много…

Казалось бы, свадьба неизбежна. Но на пути влюбленных встал извечный бич всех молодых русских офицеров – проклятый возрастной ценз. И кто же выдумал эту загвоздку – то, что офицеру нельзя жениться до двадцати трех лет?

– Да уж наверняка какой-нибудь престарелый штабист, которому в его двадцать три года отказала невеста, – философски отозвался Долинский, когда Шимкевич пожаловался ему на судьбу. Парад только что отгремел, но начдив продолжал о чем-то вещать в кругу подчиненных, и младших офицеров пока что не отпускали. – Ладно, не переживай ты так. Варя же из офицерской семьи, все эти нюансы знает.

– Не из офицерской, – машинально поправил Шимкевич, – военный врач – это же не офицер, а чиновник.

– Все равно, по военному ведомству. И вообще, почему такой кислый вид? – Павел по-дружески хлопнул Владимира по погону. – Радоваться надо! Гляди, как Варенька на тебя смотрит…

«Ах, если бы так продолжалось всегда, – подумал Шимкевич, ловя взгляд невесты. – И этот жаркий день, и друг рядом, и нетерпеливо ожидающая Варенька… Господи, как же я счастлив! Как же прекрасно жить на этом свете!»

Все эти немудреные счастливые мысли крутились в его голове каким-то невообразимым вихрем, так что он даже не сразу понял, что прозвучала команда «Вольно!», смотр завершен и Варенька уже бежит к нему. А еще через минуту он уже целовал ее нежные губы и шептал на ухо какую-то жаркую чепуху, не обращая внимания ни на ироничную усмешку скептика Долинского, ни на полные скрытой зависти взгляды Варенькиных подружек, толпившихся поодаль…

Вся эта летняя картина – плац, наполненный разгоряченными людьми в красивой форме, нарядные барышни, – казалась совершенно неподвластной времени. И никто из людей, которые волей судеб собрались сейчас на окраине Минска, издавна называемой Ляховкой, не догадывался, что будет с ними буквально через несколько месяцев…

Генерал Колянковский не знал о том, что его дивизия совсем скоро будет с тяжелыми боями отступать по лесам Восточной Пруссии и его отрешат от должности за сокрытие того, что в хаосе отступления связь с одним из полков – с этим самым 119-м Коломенским – будет утрачена.

Полковник Протопопов не знал о том, что в феврале 1915 года пропадет без вести.

Полковое знамя, так гордо реявшее над солдатами, будет потеряно в бою.

И уж, конечно, не знали своего будущего ни субалтерн-офицер 2-й роты Коломенского полка Владимир Шимкевич, статный розовощекий юноша в новеньком двубортном мундире «царского» цвета – цвета темно-зеленой морской волны, ни его невеста, двадцатилетняя Варенька Лепешихина…

Глава вторая

Поезд, составленный частью из желтых, частью из зеленых вагонов – соответственно второго и третьего класса, – подкатил к перрону вокзала Минск-Виленский. Толпа пассажиров хлынула к выходу в город, а поручик Владимир Шимкевич немного замешкался на перроне. Сделал он это специально: трудно шагать в спешащей толпе, когда у тебя раненая нога. Она уже совсем не беспокоила офицера, рана, полученная в марте 1915-го, благополучно зажила, но быстро ходить все еще не получалось. Шимкевич заметно прихрамывал, опираясь на щегольскую палку – подарок сопалатника по госпиталю, уланского корнета Юрия Петерса.

Военный Минск ошеломил Владимира своим многолюдием. Куда подевался спокойный, размеренный быт того города, где еще год назад стоял Коломенский полк?.. Казалось, народу на улицах прибавилось вдвое, а то и втрое, и все военные – серые шинели, многие с госпитальными повязками. Намного больше стало и легковых автомобилей. «Ну правильно, – подумал Шимкевич, – здесь ведь находятся штабы Западного фронта, Минского военного округа, двух армий, а значит, и штабные гаражи».

По привокзальной площади, обдав поручика выхлопными газами и пылью, как раз прокатил такой штабной американский «Паккард», на заднем сиденье которого сидел, оживленно болтая с дамой, вальяжный, в щегольской форме капитан с аксельбантами и знаком Николаевской Академии Генерального штаба. «Вот что он, к примеру, знает о войне? – невольно подумал Владимир, провожая глазами машину. – Сидит в теплом кабинете, подписывает, а скорее всего, носит кому-нибудь на подпись бумаги…» Как далека была такая армейская служба от того, что пришлось испытать Шимкевичу на своей шкуре за минувший страшный год!