— Может быть, и так, — согласилась жена. — Один из них пошел в бар, что находится за углом.
Сторож выждал минутку и сказал, что такое уж оно есть, искусство. Каждый видит то, что хочет, в этом-то весь и смысл.
— А почему вы не купили какую-нибудь более красивую и понятную картину, например пейзаж?
Они не ответили, жена отвернулась к озеру, вытерла глаза и высморкалась.
— По-моему, вам следует поступить так, — сказал сторож. — Раз произведение искусства можно толковать как угодно и каждый видит в нем что захочет, вы можете не распаковывать эту картину, а повесить на стену пакет. Тогда и ссориться будет не из-за чего.
Он помешал палкой угли, они почти прогорели.
Помолчав, женщина спросила:
— Как вы сказали, повесить пакет?
— Да, с бумагой, с веревкой, вот так целиком и повесьте. Вы должны были видеть у нас на выставке такие картины-пакеты, это теперь модно. Наверно, хотят, чтобы люди гадали, что там внутри, и каждый раз представляли себе что-нибудь новое.
— Вы это серьезно говорите? — спросила женщина, отвернувшись.
— Господин Рясянен шутит, — сказал Фагерлюнд. — Собирайся, Свеа, нам пора.
Она встала и начала поспешно складывать в сумку все, что у них было с собой.
— Подождите, — сказал сторож. — Я не шучу, я говорю серьезно. Мне это только что пришло в голову. Надо картину красиво завернуть и намотать побольше веревки, лески или сапожной дратвы. Главное, побольше. Я видел, как это выглядит. — Он стал рисовать палкой на песке. — Вот так и так, аккуратненько и под стекло.
— Но ведь картина стоит больших денег! — воскликнула женщина. — А такой пакет может сделать и повесить на стенку кто угодно!
— Нет! — возразил сторож. — Не думаю. Ведь тогда в пакете не будет ничего загадочного. — Он обрадовался, даже разволновался, поняв наконец идею запакованных шедевров. — А теперь вам пора домой, — сказал он. — Придется вам перелезть через ограду, я не могу снова идти туда, чтобы отпереть вам ворота.
— Альберт, картину понесешь ты, — сказала женщина, глядя на пакет, словно об него можно было обжечься.
Фагерлюнд поднял пакет, но тут же снова положил на камень.
— Нет, — сказал он. — Давай распакуем ее здесь, прямо сейчас. Пусть господин Рясянен решит, что на ней изображено.
— Не надо! — воскликнула она и расплакалась по-настоящему, она хотела понимать картину по-своему и не хотела, чтобы ей морочили голову.
Сторож промолчал.
— Уже темно, — сказал он наконец. — Ничего не видно.
Он встал и попрощался со своими гостями. Когда они ушли, он снова сел и стал наблюдать за жаровней, а потом медленно побрел между скульптурами, которые теперь, в сумерках летней ночи, казались огромными причудливыми тенями. И все-таки я прав, думал он. Важна тайна, загадка, это очень-очень важно. Он лег у себя в бане, его окружали голые стены. Ему было приятно смотреть на них, и сегодня обычные ночные мысли не мучили его перед сном.