Как всегда, мое внимание привлекли развешенные по стенам кубрика картинки — копии обложек непередаваемо древних журнальчиков, аккуратно оправленные в рамки. Кстати говоря, сами бесценные журнальчики, герметически запечатанные, хранились в капитанской каюте. Итак, картинки… Астронавты в похожих на аквариумы шлемах сражаются с чудовищными инопланетянами и безумными учеными, которые все как один осаждают пышногрудых полуобнаженных красоток. Подростковые фантазии прошлого столетия — «Планеты в опасности», «Туда, где нет звезд», «Звездная дорога славы». И над каждой иллюстрацией жирными черными буквами —
«КАПИТАН ФЬЮЧЕР, человек завтрашнего дня».
Из размышлений меня вырвал грубый оклик:
— Фурланд! Где вы, черт возьми?
— В кубрике, капитан. — Я закрыл стаканчик крышкой и прицепил его к поясу. — Зашел выпить кофе. Буду у вас через минуту.
— Если вас не окажется на месте шестьдесят секунд спустя, вы лишитесь денег за последнюю вахту. Шевелись, ты, ленивый ублюдок!
— Иду, иду. — Я вышел из кубрика. Проскользнул в люк и, очутившись на достаточном расстоянии от интеркома, через который меня могли бы услышать, прошептал: — Жаба.
Если я ленивый ублюдок, то кто тогда он? Капитан Фьючер, человек завтрашнего дня… Не приведи Господи, чтобы это вдруг стало истиной.
«Десять минут спустя крохотный кораблик в форме вытянутой вдоль слезы вылетел из ангара, располагавшегося под поверхностью Луны. То была „Комета“, сверхскоростной звездолет капитана Фьючера, известная по всей Солнечной системе как самый быстрый из космических кораблей».
Эдмонд Гамильтон. «Капитан Фьючер спешит на помощь»
Меня зовут Рор Фурланд. Как мой отец и его мать, я — обитатель космоса.
Считайте, что это семейная традиция. Бабушка сначала принимала участие в строительстве на земной орбите первого энергетического спутника, а затем эмигрировала на Луну, где и зачала моего отца, проведя как-то ночь с неким безымянным типом, погибшим всего пару дней спустя. Отец вырос на станции Декарт, в восемнадцать лет сбежал из дома, где не был никому нужен, «зайцем» добрался на борту транспорта до Земли, поселился в Мемфисе, несколько лет вел жизнь бродячего пса, а потом, снедаемый ностальгией, устроился на работу в русскую фирму, которая набирала в штат уроженцев Луны. Он возвратился как раз вовремя, чтобы скрасить бабушке последние годы жизни, сразиться в Лунной войне на стороне Звездного Союза и, по чистой случайности, встретиться с моей матерью, которая работала геологом на станции Тихо.
Я родился в роскошном двухкомнатном помещении под кратером Тихо в первый год независимости Звездного Союза. Мне рассказывали, что мой отец отметил рождение сына тем, что, напившись до полной невменяемости, начал приставать к принявшей меня акушерке. Просто здорово, что родители разбежались, когда я уже заканчивал школу. Матушка вернулась на Землю, а мы с отцом остались на Луне, где имели привилегию граждан Звездного Союза — кислородные карточки класса «А», которые сохранялись, даже когда человек нигде не работал и, как говорится, не просыхал (а с отцом такое случалось довольно часто).
Неудивительно поэтому, что из меня получился настоящий сукин сын, истинный отпрыск незаконнорожденного; во всяком случае, дышать кислородом из баллонов и ходить по лунной поверхности я научился, едва избавившись от пеленок. В шестнадцать лет мне выдали профсоюзную карточку и велели устраиваться на работу; за две недели до моего восемнадцатилетия челнок, в экипаж которого меня зачислили как грузчика, совершил посадку в Галвестоне. Надев экзоскелет, я впервые в жизни прошелся по земле. Или по Земле, как хотите. Я провел на Земле неделю, чего оказалось вполне достаточно, чтобы сломать руку в Далласе, потерять невинность со шлюхой из Эль-Пасо и пережить чудовищный приступ агорафобии на техасской равнине. Решив, что колыбель человечества может катиться ко всем чертям, я следующим же рейсом вернулся на Луну и получил на день рождения пирог, в котором не было ни единой свечи.
Двенадцать лет спустя я превратился в космического волка — перепробовал почти все занятия, на которые распространялась моя квалификация (отвечал за стыковку и погрузку-разгрузку, был навигатором и начальником службы жизнеобеспечения, пару раз исполнял даже обязанности второго помощника), перебывал на множестве кораблей, начиная с орбитального буксира и лунного грузовика и заканчивая пассажирским челноком и рудовозами класса «Аполлон». Нигде не задерживался дольше года, поскольку руководство профсоюза считало, что всем должны быть предоставлены равные возможности, а потому тасовало экипажи, как хотело; лишь капитанам и первым помощникам разрешалось оставаться на одном корабле восемнадцать и больше месяцев. Идиотская система! Только успеешь привыкнуть к одному кораблю с его капитаном, как надо перебираться на другой, где все начинается по новой. Или, что гораздо хуже, сидишь по нескольку месяцев без работы, то бишь слоняешься по барам Тихо или Декарт-Сити, дожидаясь, пока профсоюз не вышвырнет со службы очередного бедолагу и не обратит внимание на тебя…
Шикарная жизнь, верно? К тридцати годам я сумел сохранить здоровье, однако на счету в банке у меня лежали сущие гроши. Все мои немногочисленные принадлежности находились в камере хранения станции Тихо, и это после пятнадцати лет работы! В промежутках между полетами я обычно жил в профсоюзной гостинице или на каком-нибудь спутнике, причем в номере обычно не хватало места даже для того, чтобы вытянуть ноги. Словом, я жил хуже уличных девок, которым, признаться, иногда платил только за то, что они разрешали мне провести ночь на нормальной кровати.
Вдобавок было жутко скучно. Не считая единственного полета на Марс (мне было тогда двадцать пять), я всю свою жизнь провел, болтаясь в пространстве между Землей и Луной. Не скажу, что эта жизнь была откровенно гнусной, однако и замечательной ее не назовешь. В барах частенько встречались печальные старые болтуны, с готовностью принимавшиеся вешать лапшу на уши всем, кто выражал желание послушать про славные деньки и бурную молодость. Подобная участь меня ничуть не прельщала, поэтому я прекрасно понимал, что с Луны надо сматываться — иначе до конца своих дней останусь деревенским лохом.
Сложилось так, что в ту пору как раз началось освоение дальних рубежей Солнечной системы. Грузовики стали доставлять с Юпитера гелий-3 для земных реакторов; колонию на Титане королева Македония распорядилась покинуть из-за эпидемии, однако колония на Япете продолжала существовать. Экипажи больших кораблей, что летали между поясом астероидов и газовыми гигантами, получали неплохие бабки, а с членами профсоюза, сумевшими найти работу на Юпитере или на Сатурне, автоматически заключались трехгодичные контракты. Выбор был несложный — либо каждый Божий день летать с Луны на Землю, либо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});