Дела с моими расчетами шли хорошо, и я не замечал времени. Жук несколько раз приносил поесть и даже пытался со мной заговаривать. Наверное, его подсылал Когтев. Потом он пришел сам, молча посидел рядом, пошутил, глядя, как я жму клавиши компьютера, но лицо у него было обеспокоенное. Настроение у меня тоже стало портиться.
Недальновидно я поступил, промолчав в ответ на его замечание о голосе. Что стоило мне открыть рот и членораздельно объяснить: ведь - это вещь. И чем меньше она напоминает человека - руками, ногами или голосом, - тем лучше для дела.
Посидев, Когтев вроде успокоился, но я уже не мог отделаться от ощущения, что рано или поздно эта оплошность выйдет мне боком. И даже знал когда: когда снова пойдут пузыри.
- Я двадцать шесть - семнадцать. Я двадцать шесть - семнадцать. Электромагнитное излучение... - Мальчишечий голосок звучал сквозь шум эфира. Хороший голос, легкий, чистый. Если не знать, что к чему, можно подумать, что и в самом деле на равнине стоит мальчишка в веснушках, освещают его разноцветные сполохи, и ветер треплет волосы... Черт его знает, вдруг и в самом деле в машине таится живая душа?..
В этот раз Жук подошел к пузырям ближе, чем в прошлый, но все же остановился, не дойдя до места, и сейчас сообщал параметры...
Я дождался, когда он спросит, выполнять ли задание, подтвердил приказ и покосился на Когтева. Он тоже глядел на экран и думал, наморщив лоб.
Какое-то время изображение передо мной не менялось. Робот сориентировал антенну на станцию, чтобы передать параметры, и застыл. Гирлянда пузырей по-прежнему вертикально стояла в правой части экрана.
Я догадывался: сейчас Жук пытается просчитать, что делать дальше. Приказ заставляет идти, сигнал тревоги, хоть он и стал слабее, все же тормозит.
Пауза затягивается: десять секунд, пятнадцать... Многовато... Двадцать пять... тридцать.
- Почему он молчит? - спрашивает Когтев, встав у меня за спиной. Я не знаю, что отвечать. Приказ толкает вперед, опасность тормозит. Человек в такой ситуации может повредиться в уме.
- Почему он молчит? - снова спрашивает Когтев, и тут изображение гирлянды встает точно по центру экрана, и негромко щелкает, включаясь, динамик...
- Батюшки, как же красиво! - слышу я и оборачиваюсь к Когтеву. Он белый. Наверное, у меня тоже неладно с лицом: робот так говорить не может - для него нет ни красоты, ни уродства, а если говорит, это уже не робот...
Мы молчим, а изображение становится крупнее. На экране отчетливо видно, что у нижнего пузыря сетчатая структура, словно он завернут в авоську, но свечение мешает разглядеть его ногу.
- Камеру пониже, - говорю я.
- Прикажи ему вернуться, - вполголоса просит Когтев. Ногу пузыря по-прежнему не видно.
- Еще ниже камеру!
- Зигфрид, пусть он возвращается!
Ага, теперь хорошо, хорошо... Теперь бы поближе... Так. Замечательно!
- Возвращайся, - говорю я на всякий случай, хотя невредно было бы посмотреть, откуда лезут пузыри, и вытираю мокрый лоб.
В динамике пауза. Детский голос:
- Я хочу подойти ближе.
- Возвращайся.
- Мне хочется ближе. Можно?
- Пусть он вернется, - говорит Когтев. - Зигфрид!
- Перемножь: двести семнадцать и две десятых на шестьдесят семь, говорю я в микрофон первые, пришедшие в голову числа.
- Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре, - шепчет Когтев. Я не успеваю даже удивиться, что он так быстро подсчитал. Мгновение спустя этот же результат повторяет динамик. Значит, Жук исправен... Или больше подходит слово "здоров"?
- Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре десятых, нетерпеливо повторяет голосок. - Ну, можно подойти ближе?
- Командир! - говорит Когтев. - Прикажи ему вернуться!
Прикажи... Я могу приказать роботу или члену экипажа. Но Жук уже не робот. И не член экипажа.
- Командир! - просит мальчишка.
Если в небо летят пузыри, разведчик должен знать, что это за пузыри, откуда они появляются и почему летят. И все тут.
- Можно, - говорю. - И сразу обратно, слышишь?
Не знаю, как мы прослушали предупреждение сейсмографа. Но когда изображение стало заваливаться набок, когда раздался вскрик "я боюсь!" и зачертыхался Когтев, не попадая в рукава скафандра, я успел раньше выскочить к катеру и свечой пошел вверх...
Пузыри еще шли - вялые, едва тлеющие; равнину пересекала большая расщелина. Внизу ничего не было видно. Только темно-вишневая колышущаяся масса. Динамик молчал...
Так что же ответить журналисту? Вправе был Когтев, когда я вернулся на станцию, наотмашь ударить меня по лицу и назвать убийцей?
Мне трудно отвечать на этот вопрос. Лучше задать его Когтеву.
- Тогда самый последний вопрос, Зигфрид, - говорит журналист. - Через полтора месяца вы надолго уходите в сверхдальнюю... Читателям было бы интересно знать, кто согласился лететь с вами?
- Усков, - отвечаю я. - Рогов, Грачев, Савельев, Киселев, Данильченко, Когтев и Джорджи Карпи из Европейского космического агентства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});