А мне вдруг захотелось подурачиться, позубоскалить со старухой. Вообще-то я человек серьезный, десять классов кончил и хочу поступать в институт, скорее всего — на заочное отделение, но и на меня иногда находит. Я легонько тронул тетку Соню за плечо и продолжал: — Представляешь, тетя Соня, прилетает Эдька Свистун (это меня зовут Эдька Свистун) на другую планету, а там уже полный коммунизм. Хочешь — ешь, хочешь — спишь, хочешь за девками ухаживаешь…
Здорово, а?
— Уж куда здоровей! — отвела плечо тетка Соня.
— Нет, ты представь, тетя Соня… Представь, спускаюсь я на корабле-самолете, выхожу чин чином, а публика уже дрожит, волнуется: «Эдуард Петрович!.. Эдуард Петрович!..» — и все в этом роде.
— Это какая же публика? — наконец заинтересовалась, как бы снизошла тетка Соня.
— Тамошняя, — говорю. — «Эдуард Петрович! Эдуард Петрович!» А девчата ну так и вешаются на шею, отбоя нет.
Тетка Соня чуть не прыснула:
— Откуда же тамошней публике знать, что ты Эдуард Петрович? Она и знать тебя не знает.
Я объяснил глупой старухе, что там, на другой планете, цивилизация. И не просто цивилизация, как у нас, например, а высшая цивилизация. Высшая из высших, какую можно себе представить. Не успею я спуститься, как там все будут знать. И как зовут, и кто ты родом, и какое у тебя образование.
— Хватит болтать-то, космонавт! Иди завтракай.
Я посмотрел на часы, занимавшие почти весь простенок, и вспомнил, что сейчас будут передавать важное сообщение. Ребята еще вчера говорили: «В восемь ноль-ноль включай репродуктор и слушай!» Часы показывали ровно восемь. Тютелька в тютельку… Я усадил тетку Соню: «Сиди и не дыши!» — подошел к репродуктору и усилил звук. Минута прошла в напряженном ожидании. Казалось, репродуктор хотел и не в силах был произнести первое слово. Потом в нем что-то зашуршало — как будто тараканы завозились, — и раздался голос диктора:
— Внимание, внимание! Передаем интервью с инженером Шишкиным.
— А я что говорил? — подмигнул я тетке Соне.
— Георгий Валентиныч, — продолжал репродуктор, не обращая на нас никакого внимания, — разрешите задать вопрос. Как, по-вашему, ежели, скажем, послать человека подальше, то он как, воротится обратно или не воротится?
— Сейчас Шишкин… Шишкин…
И правда, не успел я предупредить тетку Соню (она могла ведь и прослушать), как заговорил Шишкин.
— Это зависит от того, как послать, — сказал он, заметно волнуясь и покашливая. — Ведь в деле космических полетов главное что? Главное — развить сверхсветовую скорость. Я не выдам секрета, если скажу, что этого еще никому не удавалось сделать. Только ракета, сконструированная Н-ской Академией наук (он так и сказал — Н-ской Академией наук) и построенная нашими дорогими и, можно сказать, уважаемыми…
И вдруг… Что за ерунда? Шум, треск и никакого впечатления. Я постучал по репродуктору, но тот молчал, как убитый. Перевел взгляд на тетку Соню и ахнул. Старуха стояла бледная, губы у нее тряслись.
— Ракету сделали… Это ж надо!
— Наши да не сделают! — заговорил я каким-то не своим, бодреньким голосом. — Дай им побольше денег, так они самого черта сделают. Вот только страшновато, тетя Соня. Вдруг что откажет в полете? А?.. Или, скажем, прилетишь, а этой… атмосферы кот наплакал?
— Ой, да как же без атмосферы-то? — еще пуще побледнела тетка Соня.
— Вот и я думаю: лететь или не лететь? С одной стороны, конечно, слава, почет и прочее. А с другой… Впрочем, что я… Тебе этого все равно не понять, образование мелковато!.. Чай готов? Вот и отлично, тетя Соня. Сейчас мы попьем чайку и займемся тренировками. Пять туда, пять обратно…
— Ох, Эдя, Эдя… — тяжело вздохнула тетка Соня и пошла готовить завтрак.
На этом мои колебания и кончились. Стоило мне подзаправиться как следует и поразмять руки, ноги и спину, стоило подумать, что там (я кивнул вверх) пропасть планет, может быть, не менее обжитых, чем старуха Земля, как на душе стало легко и необыкновенно весело. Помню, мне особенно понравилось выражение «старуха Земля». Выйдя во двор, я топнул раз, топнул другой, так что куры брызнули врассыпную, сказал:
— Ну что, старуха Земля? — и засмеялся.
И, помню, еще подумал, что только мы, космонавты, можем быть запанибрата с собственной планетой, с этой старухой Землей, на которой живем и по которой ходим каждый день, но которую в общем-то не очень и жалуем.
— Ну что, старуха Земля? — сказал я и притопнул, и мне опять стало необыкновенно хорошо и весело.
III
Но читатель, возможно, захочет узнать, в чем заключались тренировки.
Прежде всего Шишкин установил строгий режим.
При этом он сказал, что режиму современная наука придает главное значение. С помощью режима можно похудеть и пополнеть, избавиться от всяких болезней, сделать карьеру, разогнать грусть-тоску, добиться благорасположения женщины и т. д.
Между прочим, говорят, где-то за границей лечат рак… И знаете чем? Режимом!
Так вот, режим, режим и еще раз режим. В семь подъем, в одиннадцать отбой. Спать на правом боку, врачи утверждают, что это самая здоровая поза.
Можно, конечно, и на животе, но лучше все-таки на правом боку. И ни в коем разе на левом или на спине.
Почему? Сейчас объясню.
Когда человек спит на левом боку, то поневоле давит на сердце, а это плохо. Очень плохо. Спросите любого мало-мальски смыслящего в своем деле врача, и он вам скажет, как это плохо!.. Что касается спины, то ее вообще надо беречь и лелеять, дабы она не потеряла эластичности. Потеря эластичности, то есть способности сгибаться и разгибаться, — я не знаю, что в жизни может быть хуже этого.
Ездить на машине, на лошади, на ишаке надо как можно реже — лучше ходить или бегать. Кто-то из ученых, мудрая голова (об этом даже газеты писали), двинул теорию, будто в недалеком будущем все более или менее сознательные граждане вообще откажутся от транспорта на близкие расстояния. Представляете, какая милая картинка! Стоят автобусы, троллейбусы, пригородные поезда, стоят такси и эскалаторы (вместо тротуаров скоро будут делать одни эскалаторы), а люди идут или бегут — кому как хочется — и радуются, что они могут бежать.
Госплану надо это иметь в виду и заблаговременно предусмотреть сокращение всех видов транспорта.
Сокращают же ракеты. Почему бы не сократить и машины?
Впрочем, к нам, деревенским, это не относится.
Мы и сейчас больше ходим, чем ездим, значит, проблема транспорта вряд ли станет для нас слишком острой.
Правда, на бригадные станы приходится все же ездить… Знаете, как это бывает? Рано утром подкатываешь к конторе, забираешь людей на прицеп, везешь — и душа радуется: шутки, смех, песни… Однако в будущем, я полагаю, и на бригадные станы будут ходить или бегать. Впереди, само собой, бригадир, за ним — рядовые колхозники. Если учесть, что расстояние порядочное, то пробежка окажется весьма, весьма полезной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});