Через пять шагов трава стала выше, через двадцать доставала мне по пояс. Продираясь сквозь нее, я попутно отбивалась от снега и считала шаги. Когда заросли накрыли меня с головой, я остановилась, раздвинула траву. Как обычно, потребовалось пятьдесят шагов, чтобы пересечь поле и выйти к обрыву. Вниз вел крутой рваный склон, едва заметный за пеленой метели. Я выбрала короткий путь. Наклонилась, оттолкнулась от края и спрыгнула. Немного концентрации — и приземление получилось легким, беззвучным, а главное, быстрым.
Как и все в Потоке, заброшенная деревня не менялась. То же запустение и выжженные развалины. Горбатые хижины со свистом пропускали ветер, треща обугленными досками. В низине метели не было: в воздухе летал пепел, смешанный со снегом. Взгляд приковывал пятиярусный фонтан с замерзшей водой — крайне нетипичное строение для крошечной деревеньки. Огонь его не тронул, под толстой коркой льда угадывался готический орнамент из сотни сложных закорючек. Будь я скучающей деточкой, выбрала бы для путешествия мир поживописнее.
Искать пришлось недолго. Артем прятался за фонтаном — грел руки в карманах и смущенно выглядывал из-под нижнего яруса обледенелой громадины. Что ж, удачное убежище от снега.
— Кто ты? — удивленно спросил он, стоило мне приблизиться. — Тебя я тоже придумал?
— Ты ничего не придумал. — Я стряхнула снежинки с его макушки и восхитилась: — Далеко забрался.
— И заблудился!
Артем всхлипнул, явно готовясь разреветься. Я даже испугалась. Плачущие дети ставили меня в тупик, заставляли чувствовать себя беспомощной и уязвимой. Спешно взяв мальчика за руку, я как можно ласковее сказала:
— Меня прислали твои родители.
Артем потупился. Ясное дело, возвращаться ему не хотелось. Никому не хочется.
— Они переживают? — догадался он.
— Тебя нет вторые сутки.
— Не может быть!
— В Потоке время течет иначе, — объяснила я.
— У меня не получается выбраться.
— Здесь и не получится. Идем, покажу выход.
Артем послушно потрусил за мной. Обойдя ветхие хижины, мы вышли на открытое место, окруженное плетеным забором. Под ногами захрустел снег, ослепительно чистый. Огороженный участок сиял белизной — парящий над ним пепел натыкался на невидимую преграду и отлетал к деревне.
Интересно, как Артем умудрился забраться в такую даль? Это сложно. Обычно в его возрасте дар вообще не проявляется — слишком рано. Меня распирало любопытство, поэтому я не потащила Зорьева-младшего в реальность, а подвела к точке выхода и предложила:
— Попробуй сам.
— Ты не исчезнешь? — засомневался он.
— Пойду с тобой, — пообещала я.
Артем одобрительно кивнул и напрягся. Судя по выражению лица, старался он в разы сильнее, чем следовало. Подул теплый ветерок. Снег отделился от земли и разлетелся блестящей пыльцой, синяя трава окрасилась в зеленоватый оттенок. Метель рассеялась, обнажив высокие скалы и водопады вдали. За считанные секунды мрачная деревня сменилась ожившей зарисовкой из жизни дикой природы.
— Неплохо, — присвистнула я. — Правда, не то.
— Ой! — Артем вытер лицо рукавом и принялся испуганно озираться. — И что делать?
— Освободись от лишнего. Подумай о доме.
Увы, совет его не вдохновил. Артем затрясся и рухнул на траву. Детские слезы хлынули ручьем — никакой пощады моим фобиям.
— К маме… хочу… — донеслись обрывки рыданий.
Зря я все это затеяла. Чего еще ждать от ребенка? Спасибо, хоть перекинул нас в мир, где энергия распределена равномерно. Значит, можно вернуться домой откуда угодно.
— Вставай, — строго сказала я. Артем замолк и насупился, но с травы поднялся. — Расслабься. Вспомни, куда тебе нужно попасть. Представь обстановку, любые детали. Все, что можешь вспомнить. Представил?
Он зажмурился и засопел. Потом деловито изрек:
— Представил.
— Тогда иди, — велела я.
Раздался треск и грохот, небо потемнело. Трава испарилась, пространство обросло стенами и мебелью. Когда Артем открыл глаза, увидел отцовский кабинет и родителей, замерших на входе.
— Получилось! — довольно закричал он и кинулся к маме.
— Стой!
Я успела поймать Артема за плечо. Что у нас тут? Письменный стол, ноутбук. Синяя ручка с обгрызенным колпачком, стопки бумаг. Записная книжка, раскрытая на восемнадцатой странице.
— Самое важное правило, — продолжила я. — Запоминай место, из которого уходишь.
— Зачем? — не понял Артем.
Затейливая картина, пять книг на каминной полке. Два кресла, журнальный столик. Бутылка коньяка, три рюмки, круглый поднос.
— Четыре книги, — насторожилась я. — Книги было четыре. Мы не дома. Это не твои мама и папа.
— Но… ведь…
Он растерянно уставился на Нину. Та ухмыльнулась, шепнула что-то Михаилу. Взглянув на меня со злостью, оба растворились в дверном проеме. Туда им и дорога.
— Чем дальше забираешься, — озвучила я главную истину, — тем сложнее попасть обратно.
— Я старался, — захныкал Артем.
Его слезы действовали мне на нервы. Разнылся! А кому нынче легко?
— Старайся лучше, — рассердилась я. Взяла себя в руки и добавила: — В будущем.
Я сжала маленькое запястье, ощутив дрожь мальчика и его учащенное сердцебиение. Артем не доверял мне, но был слишком напуган, чтобы сопротивляться. Я быстро подчинила его сознание и повела за собой. Первое, что мы заметили по возвращению, это взволнованное лицо Нины в дверях.
— Мама! — закричал Артем и бросился к ней. Я не стала его удерживать — в комнате все было на своих местах.
От их трепетных семейных объятий повеяло мягким, почти шерстяным теплом. Я из интереса присмотрелась к Нине. Она по-прежнему не испытывала ко мне ничего, кроме страха и неприязни. Ни капли благодарности. Конечно, какая мелочь! Я всего-то спасла ее сына.
Усмехнувшись, я обогнула обнимающуюся парочку и пошла прочь.
— Подождите! — Михаил догнал меня уже в прихожей. — Артем больше не впадет в… это состояние?
— Впадет. Но ненадолго, и сможет вернуться сам.
Я обулась, мстительно расшвыряв тапочки в разные стороны. Накинула сырой плащ, схватила зонт и сумку. Не терпелось скорее покинуть эту щемящую душу идиллию.
— Как насчет… компенсации за вашу помощь?
— Забудьте. Я пришла по просьбе друга.
Зорьев замялся и еле слышным шепотом спросил:
— Мой сын… не совсем нормальный ребенок, да? Это как-нибудь можно исправить? Многие отклонения лечатся…
— Он в полном порядке, — резко ответила я и выскочила на улицу, чтобы не высказать вслух слова, вертевшиеся на языке. Меня душило чувство обиды. Приглушенное и давно позабытое, но от этого не менее горькое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});