больной голове билась всего лишь одна мысль: Лена, солнце! Ну ты же умница! Не подведи!
* * *
Несколькими часами ранее.
Лена смотрела на жигуленок, который увез Сергея, и не знала, что ей теперь делать. В том мире, в котором она прожила всю свою жизнь, такого не могло произойти потому, что не могло произойти никогда. Знакомых ей юношей, случалось, поколачивали хулиганы, и они попадали в милицию как потерпевшие. Но ее Сережа — и потерпевший! Это же просто смешно! А потому Лена решительно развернулась и зашла в клуб.
— Кошелек забыла, — бросила она крепкому парню в кожаной куртке, что стоял в сторонке недалеко от входа. Сергей договаривался с ним, чтобы пройти.
— Да видел я, как твой кошелек приняли, — усмехнулся тот. — Проходи. Братва еще там.
Лена прошла в зал, где веселье шло полным ходом. Девчонки напились и визжали у сцены, где диджей играл что-то ультрамодное, а она пошла прямо к столику, где сидели парни, поднявшие рюмки.
— Сережу арестовали, — сказала она, едва сдерживая дрожь в голосе.
— Где? Когда? — спокойно спросил жутковатый парень, которого называли странным именем Пахом.
— Только что, прямо у входа, — ответила Лена и всхлипнула не удержавшись.
— Звоним особисту, — Штырь нахмурился и погрузился в раздумья. — Серого вытаскивать надо. И на хатах появляться нельзя.
— У нас дача есть, — стеснительно сказала Лена, стирая платочком потекшую тушь. — Совсем недалеко. Вам лучше на работе не показываться пока.
— Она дело говорит, — кивнул Карась. — Если нас возьмут в оборот, только хуже будет. Поехали!
— А телки наши? — поднял брови Дима.
Она знала, что он кореец. Яркий парень, с очень непривычной здесь внешностью. Секретарша в него влюбилась как кошка. Это Лена увидела совершенно отчетливо. Женщину в таких делах не обмануть.
— Дай им денег на такси и скажи, что у нас срочные переговоры с американскими партнерами, — отрывисто бросил Штырь. — Нет, скажи, что с корейскими. А то еще переводить кинутся. Ты по-корейски шаришь, Димон?
— Ни в зуб ногой, — честно ответил тот.
— Да по хер! Мы им об этом не скажем, — Штырь встал с дивана. — Стол закрываем и погнали на дачу. Там жратва хоть есть?
— Есть картошка, — стеснительно ответила Лена. — И закрутки в погребе. Только, мальчики, чур не мусорить, иначе моя мама вас просто убьет.
— Ленок, — Гриша, огромный парень, получивший жуткий ожог в Афганистане, посмотрел на нее серьезным взглядом. — Пусть это станет самой большой из наших проблем.
— Я пока Фельдмаршалу звякну, — Вовка встал из-за стола, — и Николаичу. Пусть поднимают тяжелую артиллерию. Особист хвалился, что у него козырный адвокат есть. Пусть работает. Думаю, все будет ровно, иначе уже повязали бы всех. Я Серого знаю, он кремень.
— Не надо никуда пока звонить, — сказала Лена, плавясь под удивленными взглядами пацанов. — Генрих Эдуардович — один из лучших адвокатов Москвы. Папа неплохо его знает. Он ему не откажет.
* * *
КПЗ на Петровке оказалось тесным и душным, и теперь сидело нас тут двое. Я и какой-то толстый унылый тип, который радостно протянул мне руку, которая, впрочем, была проигнорирована. Вдруг, петух еще…
— Погоняло дай, — резко спросил я.
— Бебиком окрестили, — испуганно ответил сосед.
Я пригляделся к сокамернику. Ну да, Бебик — это глаз. Они у толстяка были какие-то рыбьи, выпученные и мутные, как у снулого карася.
— Я Хлыст, — сказал и замолчал в тщетной надежде заснуть. Как назло, ни в одном глазу! А разговаривать с этим типом не было ни малейшей охоты.
Я молча лежал на койке и разглядывал беленый потолок, внимательнейшим образом изучая все трещины на нем. Интересно, — думал я. — Это по шву плиты треснула побелка, или просто работа дерьмовая? Наверное, все-таки, и то и другое, — я принял компромиссное решение, не склонившись ни в одну сторону.
— Слышь, сосед, — услышал я негромкий голос. Это был пузан. — А тебя за что сюда?
— С какой целью интересуешься? — приоткрыл я глаза.
— Да скучно тут, — признался тот.
— Да ни за что приняли, — громко и отчетливо сказал я. — Схватили на улице, избили и загрузить теперь по полной хотят.
— А грузят на что? — лицо соседа приняло необычайно сочувственное выражение. Вот ведь сука! На вторые сутки меня к наседке меня сунули! Ну, повеселимся!
— Да толком и не понял, — развел я руками. — Так отмудохали, что себя не помню. Вроде сказали, что я Троицкого завалил, прикинь!
— Ка-какого Троицкого? — удивился сосед.- Артемия? Ведущего на радио? Музыканта?
— Ну, — кивнул я. — Совсем охренели мусора. Четкий же ведущий, в натуре! Я его всегда слушаю. А ты не в курсе, когда его вальнули-то?
— Да я от тебя это в первый раз слышу, — замотал тот башкой. — Тоже слушал недавно по радио… И что, серьезно теперь у тебя? — на рожице Бебика вновь появилось выражение сочувствия и скорби.
— Не-а, — повернулся я набок, закряхтев от боли в отбитых ребрах. — Порожняк голимый. Я ж не делал ничего. В душе не чаю, за что мне музыканта надо было валить! Ладно бы козла какого, или стукача. Тут я со всем удовольствием… Но радиоведущего! Ваще беспредел какой-то!
— У меня срок задержания заканчивается, — сказал толстяк помявшись. — Хочешь, маляву передам корешам.
— О! Давай, — обрадовался я. — Сто седьмой гастроном знаешь?
— Нет! — помотал тот башкой.
— Это в Лобне. Там моя работает, — доверительно сообщил я. — Спроси Галю, тебе ее все покажут. Скажи, что меня срочно в командировку дернули. Если будет орать, что я опять подрался и в ментовку попал, не ерзай! Она, стерва, на раз брехню чует. Стой на своем — морда кирпичом! Понял?
— Понял! — сосед по камере смотрел на меня квадратными глазами, все больше теряя цвет лица. Тут было жарковато, и я разделся до пояса. Видимо, он уже успел насладиться росписью на моем теле и теперь вспоминал, где лежит заветная пачка валидола.
— Тебя за язык никто не тянул, — я посмотрел на него так, что он начал нервно сглатывать слюну. — Сам вызвался маляву отнести.