— Передал его вещи. Рассказал, что был при последних минутах.
Он помолчал.
— Маленький домик, очень бедный. Очень чистый. В центре комнаты половицы истерты меньше, чем у порога. Таким, знаете, квадратом.
— Там лежал ковер, — сказал Дойл уверенно. — Вероятно, афганский. Он ведь участвовал и в афганской кампании, сержант Перкинс.
— Да, и ковер продали. Они бедствуют, доктор. Брошенные на произвол судьбы — ведь война с бурами сейчас непопулярна…
— Я пишу книгу, которая должна переломить общественное мнение. Продолжайте.
— Ну, я дал им денег. Она отказывалась, но дети… Милая маленькая женщина, очень усталая. Нанимается прачкой в соседнее поместье. Красные распухшие руки… Когда я отдал ей его трубку и кисет, она улыбалась.
— Вот как?
— Я сказал, что он помнил о них до последнего мига. Она спокойно сказала: «Я знаю. Он был тут, мистер Мемпес» — вот что она сказала. Сказала, что проснулась словно бы от чьего-то присутствия. И увидела Джона. Он сидел у кроватки малыша и смотрел на него. Тот как раз выздоравливал после ветрянки, потому спал крепко и даже не проснулся.
Он выразительно посмотрел на Дойла.
— Я так и знал, — кивнул тот.
— Он повернул к ней голову, улыбнулся, — продолжал Мортимер, — и выглядел совершенно как всегда. Это странно, да, доктор? Ведь когда мы его видели, он выглядел вовсе не так: он выглядел чертовски плохо.
— Астральное тело далеко не всегда уподобляется физическому.
— Да-да, я тоже читал этого чудака Крукса.
— Он не чудак, — твердо сказал Дойл. — Он ученый. Ученый-естественник.
— Да. Так вот, она хотела броситься к нему и обнять, она решила, что он просто вернулся домой, вы понимаете. Но не могла встать с постели. Она говорит, что словно окаменела, и, пока она пыталась пошевелиться, он приложил палец к губам и скользнул за дверь. «Как тень», — говорит она. Тут ее отпустило, она накинула платок и выбежала, но там никого не было. Я вам не верил, доктор Дойл. Но это…
— Это все время существует рядом с нами. — Из-под крепких башмаков Дойла во все стороны порскали кузнечики. — Мы просто не хотим этого видеть.
— Доктор, — нерешительно произнес Мортимер, — я знаю, вы… порвали со своими католическими родственниками. И повсюду говорили, что религия… ну, приносит одни лишь раздоры. Однако вера содержит в себе опыт веков, а здесь… стоит ли, отказавшись от одной религии, создавать другую?
На горизонте в колеблющемся мареве сверкнула вспышка. Гелиограф, подумал он машинально, потом, услышав глухой удар, решил; нет — все-таки гроза. Или нет… неужели?
— Вроде бы пушка стреляла?
— Спиритизм, друг мой, а вернее, спиритология — это не религия, — отрезал Дойл. — Это наука. А что до пушки… Там, на скале, Принстаунская тюрьма. Верно, опять убежал какой-нибудь каторжник. Ничего, — он любовно похлопал по палке с тяжелым набалдашником в виде оскаленной собачьей головы, — мы сумеем постоять за себя, верно?
* * *
9 мая 1915 года, Уиндлшем, Англия
— Мне это не нравится, Артур. Ты же знаешь!
— Дорогая, — мягко ответил Дойл, — это необходимо.
— И эта женщина мне не нравится, — упорствовала Джин.
— А вот твой брат думает иначе.
— Малькольм, — снисходительно произнесла Джин, — не разбирается в женщинах.
— Сестры всегда так говорят. Ты просто ревнуешь. — Он поцеловал ее в висок. — Добрый вечер, Мортимер. Как вы себя чувствуете?
Журналист осторожно, боком спускался по лестнице.
— Сегодня болит сильнее, доктор Дойл.
— Так и должно быть. Это от упражнений. По крайней мере, колено, я вижу, начало сгибаться.
— Ну…
— Вы еще поиграете в крикет, друг мой.
— Я не хочу играть в крикет. А, вот и Лили. Здравствуйте, мисс Лодер-Саймонс.
Лили Лодер-Саймонс, высокая, светловолосая, с подвижными нервными руками, вошла в гостиную, быстро прикрыв за собой дверь.
— Я готова, доктор Дойл, — сказала она, не ответив на приветствие. Казалось, она вообще не заметила Мемпеса.
Далеко на континенте, под Ипром сходились армии.
* * *
Окна гостиной были плотно зашторены; в темнеющем небе над старой доброй Англией медленно плыл, начиненный, точно гигантская рыба — икрой, смертоносными бомбами, шестисотфутовый цеппелин…
Одинокая свеча горела посреди стола.
— Мне нужна бумага, — сказала Лили, — много бумаги.
— Это же дом писателя, — Дойл улыбнулся.
— Тогда…
Лили закрыла глаза и замолчала. Ему послышался дальний раскат грома, там, за Проливом. Боже мой, думал Дойл, это они зовут меня — над холмами, над черной водой Канала, сквозь артиллерийские залпы, голоса, голоса… Триста тысяч, триста тысяч человек… В одну неделю. Такого никогда еще не было, это не в силах объять человеческий разум. Мужья, сыновья, братья…
«Где вы все? — беззвучно шептали его губы — Где вы? Отзовитесь!»
Джин нетерпеливо пошевелилась.
— Я не…
— Тс-с…
Руки Лили Лодер-Саймонс двигались сами по себе.
— Кто здесь? — спросила она низким голосом.
— Бумагу, подсуньте же ей бумагу…
— Кто здесь? Что ты хочешь сказать?
Язычок свечи пластался и плясал, и карандаш яростно царапал бумагу, прорывая ее насквозь.
— Назови первую букву твоего имени. Имя!
Рука отбросила бумагу и схватила следующий листок.
— «Я», — прочитал Дойл. — «Яков»? Нет… Он подобрал второй листок.
— Я Малк… ска… скажи Джин… я…
— Нет! — отчаянно завизжала Джин, заткнув уши и зажмурившись, — нет! Она врет! Все врет!
— Убит, — гласил следующий листок.
Мортимер осторожно поддержал миссис Дойл под локоть.
— Пойдемте, сударыня.
Белая рука продолжала писать. Слепые глаза неподвижно уставились на пламя свечи, и оно трепетало под этим взглядом.
— Атака… захле… Со… Сомма… Скажи Артуру.
— Что? — лист бумаги трепетал в руках у доктора, точно белая ночная бабочка, — что ты хочешь мне сказать? Малькольм? Малькольм, это ты?
— Сомма, — крупными буквами было выведено на бумаге.
Рука продолжала скользить по последнему уцелевшему листку, все тише, все неуверенней.
— Я дал ей камфорные капли, — сказал Мортимер, появившись в дверях, но она…
Лили приходила в себя. Она несколько раз моргнула, увлажняя пересохшие глазные яблоки.
— Получилось?
— Да, Лили. — Рука Дойла разглаживала последний лист бумаги. — Получилось. Но…
— Что? — Лили вцепилась в его запястье. — Что, доктор Дойл? Где Джин?
— Когда вы последний раз получали письмо от Малькольма?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});