Читать интересную книгу Костюм Адама для Евы - Дарья Донцова

– Очень точно передано настроение.

За прошедшие после той первой встречи годы творчество Лады не претерпело ни малейших изменений, ее произведения по-прежнему представляют собой скопище окружностей мрачных тонов. Художница не продала ни одной своей работы, она гордо говорит:

– Живопись не товар. Люди, получающие за свои творения деньги, – ремесленники. Я предпочитаю дарить мои шедевры.

Пару раз у меня на языке вертелся вопрос: следует ли считать Рафаэля или Леонардо да Винчи обычными малярами? Ведь они, как известно, часто работали по заказам своих богатых современников и брали с тех золотые монеты. Но какой смысл щипать Ладу, чьи вдохновенные картины никому не нужны?

Кстати, одно из произведений мамы Настены есть и у нас с Максом. Получив от Лады в подарок натюрморт, как она объяснила, с овощами, мы с мужем оказались в пикантном положении. Водружать на стену кошмар в раме не хотелось категорически, но и засунуть мазню Лады в чулан было невозможно. Наши с Гудковой дома находятся неподалеку, Настя частенько забегает к нам по-приятельски, без предварительной договоренности, иногда за дочерью увязывается и Лада. Что сказать, когда художница поинтересуется, где ее полотно.

Получив в дар холст, я неделю бродила с ним по дому, пытаясь пристроить творение Лады так, чтобы оно висело как бы на почетном месте, но и не было никому видно. И в конце концов нашла место «Натюрморту с овощами» на стене в небольшом коридорчике, который ведет в гостевую комнату. Мы с Максом туда практически не заглядываем, а Настюше я с самым невинным видом заявила:

– В квартире сплошные окна, а яркий солнечный свет плохо действует на краски. Боюсь, как бы подарок Лады не поблек.

До того как целиком и полностью посвятить себя живописи, Лада работала преподавателем рисования в детском центре. Каким она была педагогом, я не знаю, познакомилась с ней, когда Лада уже ушла с этой должности и отдалась творчеству. Новинки от Лады появляются раз в три-четыре месяца. Чтобы доставить матери удовольствие, Настя, услышав от нее слова: «Наконец-то мой труд завершен», – устраивает вечеринку. Очень часто под занавес мероприятия художница, прослезившись от нахлынувших эмоций, дарит очередную мазню кому-то из присутствующих. Но иногда полотно остается дома – Лада относится к своим «шедеврам», как к детям малым, далеко их от себя не отпускает.

– Отличненько! – радовалась сейчас ничего не знающая о моих мыслях Настена. – Суперски! Пирог-желе – лучший десерт!

Я молча слушала Гудкову.

Настя очень хороший человек, а ее любовь к матери можно считать образцовой. Лада – очаровательная дама, которой подкатывает к шестидесяти. По современным меркам, это не возраст, и художница совсем не похожа на пенсионерку. Она прекрасно выглядит, хорошо одевается, пользуется компьютером и мобильным телефоном и никогда не устраивает дочери скандалов с припевом «всю жизнь тебе, неблагодарной, отдала». Но… как бы это помягче сказать… когда речь заходит о творчестве, Лада делается невыносимой. Она жаждет получать гиперкомплименты и на вечеринках постоянно подходит к гостям с вопросом:

– Ну, как вам мое полотно?

Услышав восторженные отзывы, дама толкает часовую речь, описывая историю создания шедевра. Во время презентации разговаривать присутствующим позволительно лишь о гениальности хозяйки. Лучше, конечно, громко и уверенно восхищаться свежим творением, но можно и нахваливать «портреты» шаров, которые уже развешаны по всей квартире. Если кто-то из приглашенных забывается и вдруг начинает беседовать с приятелем на отвлеченную тему, допустим, хвастается удачно проведенным отпуском и нагло демонстрирует фотографии в телефоне, Лада тут же подойдет к безобразнику и с самой очаровательной улыбкой промурлычет:

– Как вам моя новая картина?

Обычно тактичная, умная, хлебосольная Лада на вечеринке в честь дня рождения очередной порции шариков забывает о воспитании и правилах поведения. Друзья любят Настю, но подчас стараются избежать приглашения на торжество ее мамы.

Осенью мне весьма удачно удалось отвертеться от чести нахваливать Ладу. Едва Настя позвонила, как я быстро сообщила:

– Макс купил путевку, мы летим в Америку. Жду не дождусь, когда увижу съемочные павильоны киностудии «Юниверсал» и парк «Диснейленд».

И это было чистейшей правдой, я лишь слегка приврала с датой: билеты Макс купил на двенадцатое число, и мы с мужем могли попасть на вечеринку к Гудковой, ведь действо затевалось десятого. Но я сказала, что мы вылетаем девятого, а потом не подходила к телефону.

Вот и во вторник я могла бы сообразить, что слова Насти: «Скажи, только честно…» – не предвещают ничего хорошего. Но гадкая Фира и тень убийцы с пистолетом, скользившая по экрану, отвлекли меня и не дали возможности вовремя сориентироваться.

Глава 2

– Дорогая Лампа, – церемонно произнес Илья Николаевич, взяв меня под локоть, – ты отправишь мое письмо? Я имею, конечно, в виду не конверт с марками, а странное электрическое послание, которое непостижимым для меня образом через секунду оказывается на другом конце земного шара. Хотя есть ли у нашей планеты конец? Мне следует выражаться точнее.

Я постаралась отогнать грустные мысли и принялась улыбаться, как Фира, которой удалось спереть со стола целую фаршированную индейку.

Мда-а, у меня сейчас не лучший период в жизни. Макс отбыл в Африку, а мне не нравится, когда муж улетает в командировки. Фруктовый пирог-желе по дороге к Гудковой чуть не выпал из сумки. Как я уже говорила, мы обитаем в паре кварталов друг от друга, на машине до Настиного дома мне ехать меньше минуты, но десерт мог развалиться от тряски, форму со сладким надо держать в руках, поэтому я потопала пешком, споткнулась и едва не уронила сумку. Потом мне пришлось полчаса петь дифирамбы Ладе, а когда, наконец, я ускользнула от художницы, прямиком угодила в лапки ее супруга.

Отец Насти, Илья Николаевич Петров, работает в каком-то НИИ. Он кандидат наук, изучает историческую философию. Или философию истории? Простите, точно не помню, чем он занят. Ученый упорно пишет докторскую диссертацию, тему которой я воспроизвести просто не способна. Илье Николаевичу, как и его жене, еще нет шестидесяти, но в отличие от супруги Петров кажется старше своих лет. Он довольно полный, совершенно седой и выглядит этаким дедушкой. Написание диссертации – дело непростое, а Илья Николаевич еще и очень педантичен, хочет, чтобы его работа оказалась наилучшей в своей области, поэтому тщательно изучает все источники и труды, созданные коллегами. Кабинет Ильи Николаевича напоминает лавку букиниста, в комнате повсюду громоздятся кипы книг самых разных годов издания, из томов торчат разноцветные закладки. Как ученый разбирается в таком хаосе, мне непонятно, но он довольно ловко ориентируется в океане литературы.

Илья Николаевич человек энциклопедически образованный, но эта образованность весьма однобока. Ученый легко может рассказать об истории и философии, отлично разбирается в литературе, но скажи при нем «Джеймс Бонд», и отец Насти тут же спросит, кто он такой. Петрова не интересует так называемое массовое искусство, он не смотрит телевизор, не читает газет, не летает на самолетах, не пользуется современной техникой. В том числе не владеет компьютером и к сотовому телефону относится с опаской, говорит, глядя на мобильник:

– Губительное изобретение. Читал, что оно своим излучением вызывает распад головного мозга.

Меня всегда удивляло, почему умный, начитанный, интеллигентный человек верит глупостям, которые строчат журналисты. Но факт остается фактом, Илья Николаевич боится «излучения». Поэтому в его доме нет ни СВЧ-печки, ни радиотелефона, ни компьютера, и даже телевизионный пульт от хозяина прячут. Еду Настя разогревает по старинке – на плите – и наличие в своей спальне ноутбука не афиширует. А вот с телефоном беда. Современный беспроводной аппарат ученый не приемлет, поэтому в огромной квартире есть три допотопных устройства. Внимание – они не кнопочные, а с дисками. Настоящий раритет! Если кто не знает, поясню: телефонная трубка времен неолита прикреплена к самому аппарату витым шнуром. Пойти с ней в ванную, в туалет или в спальню невозможно. Есть еще одно неудобство: когда кто-то говорит, стоя у одного аппарата, со второго можно снять трубку и стать незримым участником чужой беседы, то есть, грубо говоря, подслушать ее, поскольку в старых модификациях с наборными дисками не было системы блокировки параллельных телефонов. В связи с этим моя подруга предпочитает даже дома пользоваться исключительно мобильником.

Несколько лет назад Гриша Гудков, муж Настюши, ныне покойный, решил приобщить тестя к прогрессу и купил ему айпад. Илья Николаевич поцокал языком, с уважением повосхищался планшетником, долго хвалил любимого зятя и на вопрос Гриши, задаваемый примерно раз в неделю: «Ну как, ты пользуешься айпадом?» – мычал нечто невразумительное.