Читать интересную книгу Unknown - Vladimir

- Возьми у своих.

Тут до моей тупой башки, наконец, дошло, что мне надо идти в "Лабиринт", где кроме прочего находится пищевой склад с бакалейными товарами. Там среди жестяных упаковок с плавленым шоколадом и промасленных банок сгущёнки я отыскал небольшой фанерный ящик с надписью "Honig", а в нём среди древесной стружки, тщательно упакованные в ячейки, шесть литровых стеклянных банок с отличным сотовым мёдом. Этот чудесный, золотисто-прозрачный продукт даже не засахарился, наверное, благодаря находящимся в нём восковым сотам.

Я с новой надеждой примчался в дом, и Кильда опять заварила свой снадобье, но уже на основе добытого мной целебного янтарного мёда. Однако мои ожидания не оправдались, и к вечеру Эйди стало ещё хуже. Она металась в жару, без памяти, на мокрой от пота подушке, и я в отчаянии, надеясь на чудо, вернулся в морской грот-базу для лихорадочных, но безуспешных поисков пенициллина. И всё-таки, что-то изменилось за десять-двенадцать часов моего отсутствия. Я вошёл через дверь прихожей в комнату, весь внутренне сжавшись, готовясь к самому страшному. Однако, увидел я совсем другую, неожиданную картину - моя маленькая Эидис, бледная и исхудавшая за время болезни, полусидела в своей кровати, слегка откинувшись на подушки из песцовых шкурок, а Кильда, мурлыча, словно тощая старая кошка, кормила её рисовой кашей, сваренной из крупы, добытой всё в том же щедром "Лабиринте". Обессиленный, я почти упал на длинную скамью у стола, нервы мои после многодневного напряжения, наконец, расслабились, и мне уже не по силам было сдержать слёзы. Они градом катились из моих глаз, так, что мая неухоженная борода, куда вся эта солёная сырость стекала, вскоре стала походить на мокрый пучок рыжеватых морских водорослей, что остаются на гальке во время отлива.

Я не плакал уже не упомню, какую прорву лет. Не плакал даже когда старый молчаливый француз, кладбищенский сторож привёл меня на могилу моей первой жены Веры. Я только что вернулся из боевого похода и поспешил к ней живой и любимой, ожидая найти её в знакомой маленькой квартирке на улице Доулеур с нашим новорожденным первенцем на руках. Вместо этого я с омертвевшей душой, бесчувственный как бревно, оказался к вечеру на краю старого кладбища маленького французского городка Сен-Мало. Не плакал я и в прошлом году осенью. В хорошую, тихую погоду моя вторая жена Анна отправилась со своим отцом, бывалым норвежским рыбаком, на промысел пикши у южной оконечности острова. Откуда взялась в тех местах та треклятая блуждающая смерть - всеми забытая ржавая морская мина, знает лишь злой рок - ангел смерти, преследующий моих женщин. Теперь же, я, наконец, дал волю слезам, предчувствуя, что моя крошка Эйди проживёт долгую и счастливую жизнь. Я всё для этого сделаю, всё что смогу, а могу я теперь многое...

Меня всегда раздражал этот австрийский выскочка Шикльгрубер. Не потому, что я фон Шторм, потомственный дворянин, а он апофеоз плебея, настолько поверившего в свою гениальность, что заставил поверить в неё других, и не потому, что задним умом все сильны и под его "гениальным" водительством Германия пришла к самой страшной катастрофе в своей истории. Гитлер это рок, тяжёлая болезнь, которой должен был переболеть один из самых великих народов Европы. Не будь его, на его месте был бы кто-нибудь другой. Моя просвещённая нация, нация поэтов и философов сама пришла к закономерному финалу. Творец послал нам Вождя в наказание за Гордыню. Мы возомнили себя избранным народом, забыв о том, что быть избранным означает быть, в конце концов, распятым. Пример тому иудеи. Вот удел племени, давшего миру Книгу. Их история - история проклятых, череда бесконечных несчастий. Мы самые мудрые в собственных глазах, а значит безмерно глупые немцы, решили оспорить у вечно гонимого народа право на избранность, не понимая того, что это право, есть право на мученичество. Ну что же, сбылись мечты идиотов...

Этот пассаж о Гитлере навеял мне один эпизод, когда я в своих блужданиях по Лабиринту набрёл на комнату для конфиденциальных разговоров и составления шифрограмм. Здесь над длинным столом, над глубоким мягким кожаным креслом висел весьма странный портрет фюрера. Вождь нации никогда не жаловал флотских, за исключением, разве что, подводников, а тут на поясном портрете он был облачён во флотский китель с нашивками гросс-адмирала, и на его голове красовалась военно-морская фуражка. При ближайшем рассмотрении это живописное диво оказалось фантазией неизвестного художника - китель и фуражка были явно намалёваны поверх обычного, серийного портрета фюрера. Запарился он, наверное, болезный в плотном, флотском кителе поверх своего обычного френча. Под этим шедевром живописи обнаружился нехитрый тайник. Дверца встроенного в стену сейфа была не заперта и в самом сейфе находилась шифровальная машинка "Энигма"5, которая мне впоследствии пригодилась.

 Годом ранее набрёл я в самом дальнем, заброшенном конце морского грота на странный колодец. Его круглые стенки были явно делом рук человеческих, а в этих стенах имелось что-то вроде лестницы - углубления для спуска и подъёма. Я запасся прочным тросом, переносным фонарём и на следующий день вернулся к этому месту. Закрепив один конец троса на скале, и завязав другой вокруг пояса, я принялся спускаться вниз, подсвечивая дорогу фонарём. Глубина колодца была метров пятнадцать, и к моему разочарованию на его дне не обнаружилось ничего, кроме битого щебня. Поднимаясь обратно наверх, на высоте пяти метров от пола в стене колодца, я всё-таки нашёл ранее мной незамеченный круглый лаз. Величина его диаметра была вполне достаточной, чтобы в него мог залезть человек даже плотной комплекции. Что я не преминул и сделать. В этом узком туннеле мне пришлось проползти метров сто по-пластунски. Слава богу, что в подводники не идут люди подверженные клаустрофобии. Наконец я дополз до конца туннеля и, посветив фонарём, обнаружил внизу на глубине около метра выход в довольно просторную каменную пещеру. Мне без особых проблем удалось спуститься вниз, благо расстояние до пола была совсем небольшим. Сделав первый шаг, я поскользнулся и упал. Поставив фонарь, который едва не разбил на пол, я, поминая всех чертей марианской впадины6, принялся потирать ушибленный локоть. Тут-то мне на глаза и попался этот гладкий предмет, на который я так неосторожно наступил. Я поднял его и поднёс к глазам. Это был массивный и довольно тяжёлый (килограмма на три) диск. Рукавом куртки я потёр тёмную поверхность. В слабых лучах фонаря тусклым отблеском проявился жёлтый металл. Без сомнения это было золото. На драгоценном диске, диаметром примерно тридцать сантиметров имелся рельефный рисунок - двуглавая хищная птица, увенчанная императорской короной. Вспомнился полузабытый гимназический курс - История Византийской империи. Без сомнения это был герб Палеологов, последней двухвековой династии византийских императоров. Я поднялся на ноги и, выпрямившись во весь рост огляделся. Вдоль всей круглой стены пещеры возвышались горки каких-то предметов высотой до метра и более. Я подошёл к одной из них и взял с самого верха плоский, пористый слиток тёмного метала весом около двухсот грамм. Подсказка вновь вынырнула из глубины, будто всплыла с самого грунта памяти: XI-XIII век, серебряная восточнославянская грива или гривна. Судя по всему, гривны когда-то хранились в холщовых или кожаных мешках, но органика полностью истлела за прошедшие столетия. Похоже, я, словно новоиспечённый Али-Баба, набрёл в скальном морском гроте по соседству с секретной военно-морской базой кригсмарине на сказочную сокровищницу сорока разбойников. Только вот хозяева этих сокровищ за ними уже вряд ли вернутся...

Глава 2.

"Субмарина U-666 "Дракон Апокалипсиса"

Я, бывший корветтен-капитан7 кригсмарине, бывший командир U-56, чёртова счастливчика, У-бота по прозвищу "Чиндлер", кавалер Рыцарского креста Отто фон Шторм, ныне проклятый изгой, объявленный военным преступником за то, чего никогда не совершал: подлые убийства, расстрелы беззащитных моряков и гражданских лиц, экипажей торпедированных мной союзнических кораблей и судов.

 Осенью 1942-года в Южной Атлантике "Чиндлер" под моим командованием торпедировал и потопил английский транспорт "Лакон"8. Эта посудина, как выяснилось позднее, перевозила чёртову уйму народа: английских солдат, гражданских с женщинами и детьми и, главное, итальянских военнопленных с их польскими конвоирами. Получалось, что я уже почти, что отправил на дно порядка тысячи пленных солдат-итальянцев, союзников Германии. В общем, повезло мне потопить несчастный Ноев Ковчег, где всякой твари по паре. Только вот вместо зверей и птиц были живые беспомощные люди. Как офицер и человек чести я поступил так, как должен был поступить. В перископ я наблюдал, как сотни людей, спасая свои жизни, дерутся за места в шлюпках, видел барахтающихся в воде и тонущих пассажиров транспорта. Несколько раз я замечал искажённые страхом детские лица. Положение осложнялось тем, что дело происходило в трех сотнях миль от побережья Западной Африки, в кишащих акулами местах. Несколько кривых и острых, как широкие йёменские кинжалы-джамбия, плавников, даже попались в окуляр моего перископа. Мною было принято решение о всплытии и начале спасательных операций.