– Эта парочка рассуждает так, словно им безразлична жизнь двух миллиардов человеческих существ. Ответьте мне откровенно. У вас были неудачи?
– Случались.
– Опасность была велика?
– Как видите, я жив.
– Знать бы, сколько времени он будет сохранять спокойствие.
– Этого знать никому не дано, – ответил Мека. – Он и сам этого не знает. Как не знаете и вы, какое решение примете.
В его голосе не было ни ноты горечи или усталости, хотя ночь была долгой и трудной, а к согласию они так и не пришли. Голос звучал даже равнодушно, словно все это мало касалось его.
Согласно официальной терминологии, снарком был биоскон, вышедший из-под контроля вожака. Название было почерпнуто из небезызвестного произведения Льюиса Кэрролла, о чем мало кто подозревал. Теперь снарк стал синонимом чудовищной, разрушительной и неконтролируемой силы. Слово обрело новый конкретный и страшный смысл – иной, чем в любом поэтическом произведении, как, впрочем, и термин «вожак», под которым подразумевалась команда биоскона. В нее входило не менее семи и не более одиннадцати человек. Число их выбиралось по принципу абсолютного единства группы. Когда людей было больше, возникали симпатии и антипатии, что приводило к распаду группы, призванной жить, мыслить и действовать как единое целое. Будь их меньше, в группе возникли бы «течения», характерные для человеческих взаимоотношений.
Предпочтительно было иметь нечетное число членов, но абсолютного правила из этого не делали. В обычной ситуации вожак воплощал волю и разум биоскона.
– А если он вас отринет? – спросил тот, на чьих плечах лежало бремя ответственности за два миллиарда жизней. – Вдруг он взбунтуется, когда вы проникнете внутрь, и ваше присутствие спровоцирует кризис?
– Я иду на риск, – ответил Мека, разглядывая свои узкие ладони с пальцами (всякому они показались бы чрезмерно длинными), которые росли как бы из запястья. – Я первым испытаю все на себе.
Вопрос прозвучал уже в четвертый раз, его собеседники явно стремились выжать из него слова, которые вселили бы в них хоть какую-то надежду на успех. Они хотели принять обоснованное, как они говорили, решение. Но он повторял одно и то же. И над ними по-прежнему висела необходимость принять решение с завязанными глазами. В каждом слове они искали скрытый смысл, надеясь выявить обстановку и избежать необходимости выбора. Но все их усилия оказывались тщетными, и разговор скатывался к оплате услуг Мека.
Он запросил чудовищную сумму. Про Мека говорили, что он невероятно жаден. Но те, кто твердил об этом, забывали, чего стоит в космосе кубический метр воздуха, клочок газона, три цветка или аквариум с золотыми рыбками – ведь на Земле цена этому сущие пустяки.
Старая как мир проблема. Когда он отрывисто называл сумму, голос его звучал сухо – Мека не любил затрагивать эту тему.
– А в случае неудачи?
– Выплатить гонорар моим наследникам.
– Но у вас нет детей.
– Вы считаете, что наследников только рожают? Я выберу их сам. Немногие могут похвастать такой возможностью.
Все снова замолчали.
– Тщательно взвесьте свои возможности и честно назовите вероятность успеха – Один шанс на миллион, что он вернется на стезю логики.
Один шанс из ста, что удастся отвести его за пределы системы. Но, прежде чем дать согласие, я должен снова прислушаться к нему.
– Отправляйтесь, но, бога ради, возвращайтесь поскорей.
Он снова вышел в открытый космос. Здесь его рост не был ему помехой, а узким ладоням с длинными пальцами он нашел превосходное применение. Он вытягивал их, словно антенны, в направлении звезд и производил нужные замеры. Космос был его стихией, здесь он забывал о своем росте – в бесконечном пространстве нет ни размеров, ни веса. Звезды походят на диковинные плоды ночного дерева, а туманности гроздьями плавают по ту сторону бездонной пропасти.
Он покинул укрытие из асбостали и постарался подавить в себе все мысли, которые могли бы пробудить дремлющую психику снарка. На мгновение космос предстал перед ним пустотой, населенной пляшущими огоньками, затем вступила в свои права ночь, его подхватил безмолвный и яростный внутренний вихрь, тропическая буря, он машинально закрыл глаза и попытался отключиться. Физическое успокоение пришло сразу, но разум не покидали неуверенность и сомнения.
Ришар не мог разглядеть снарка за восемьдесят миллионов километров, но он ощутил первую резкую волну, исходившую от него. Отогнав все собственные мысли, Мека стал по капле впускать в себя непереносимую ненависть и мстительность биоскона, в этих ненависти и мстительности можно было утонуть и раствориться навсегда. Он раздробил и затормозил поток энергии, грозящий обернуться потопом.
Черная буря с кровавыми сполохами. Рушащийся на голову горный кряж. И безудержный напор.
Такое излучение исходило от снарка. Укротить его было не легче, чем заткнуть кратер огнедышащего вулкана винной пробкой или погасить звездное пламя бутылкой содовой. Но мало-помалу Мека начал разбираться в бешеных водоворотах, нащупывая источник хаоса. Мека полагал, что кризисы у биосконов возникают из-за ошибок вожака; чаще всего они отражали напряжение, возникавшее между членами команды, а иногда и внутренний разлад одного из них – невроз усиливался биосконом рефлекторно и завершался срывом. Биосконом с его колоссальной энергией управлял только вожак. Биоскон не мог отделить в нем сознательное от подсознательного, распознать правильное, нужное и отбросить второстепенное, наносное.
Мека любил сравнивать вожака с наездником на лошади, когда он, слившись в одно целое с животным, передает ему свой подспудный страх. Он не подозревает о нем, но лошадь воспринимает состояние человека, хотя язык чувств лишен символов.
Кризис у биоскона и сейчас был вызван ошибкой вожака. Но в данном случае явление имело свои особенности. Прежде, когда снарк убивал вожака, его излучение слабело и быстро сходило на нет. Он сохранял лишь смутные воспоминания о клубке впечатлений, эмоций, суждений вожака, подобные следу на песке или мокрой глине, который стирают ветер и вода.
Восстановив связь с таким биосконом и стерев его чувство вины за смерть вожака, а иногда и пассажиров, можно было вернуть его в строй. Это было непросто и рискованно, но возможно, ибо источником расстройства системы был человек.
Сейчас все происходило иначе. Колоссальная энергия излучения предполагала, что безграничные, по человеческим меркам, ресурсы биоскона находятся под чьим-то контролем.
Машина, словно разом, научилась управлять сама собой, восприняла и усвоила логику поведения, смысл работы и природу сомнений вожака. В это было трудно поверить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});