ее в боулинг и прекрасно помнил, что на ней было. Кровать была не заправлена, посуда не мыта. Это было не похоже на Мартину — всегда опрятную любительницу чистоты. Сердце пропускало удар за ударом. Где она? Что с ней? Я в очередной раз набрал ее номер. В спальне раздались первые ноты «Полета валькирий». По коже пробежали мурашки. И зачем она поставила эту мелодию? Телефон нашелся на тумбочке. Отрыв список последних вызовов, нашел несколько своих пропущенных, последний звонок от нее вчера вечером, когда Мартина сообщила мне, что они продлили время на дорожках, и несколько звонков подругам (за два часа до этого она созванивалась с теми перед встречей). Я набрал номер одной из подруг. Шли вызовы, но трубку никто не брал. То же самое со второй и третьей девушкой. Меня накрыла волна паники. Присев на пол около кровати, я пытался ровно дышать. Получалось с трудом. Через десять минут я смог набрать Томаша и рассказать что произошло. Разговор с ним немного меня успокоил. Мы решили подождать еще несколько часов прежде, чем звонить в полицию. Все-таки была вероятность, что это очередной протест девчонок против близких отношений или еще что-то в таком роде. Верил я в это слабо, но Томаш сказал, что заявление у нас все равно не примут до завтра, так что выбора не оставалось. Я походил немного по квартире, посмотрел наши с Мартиной фотографии и начал успокаиваться. Не могло с ней ничего случиться. «Все будет хорошо», — сам себе твердил я. Когда начало темнеть я уехал домой. Утром нужно было сдавать статью, а у меня еще и заголовка не было.
Работа не клеилась. Ночь уже накрыла город своим колпаком: давящим, душным и влажным, а я все сидел перед монитором, тупо смотря в одну точку. Снова набрал Мартину — результат тот же. Голова готова была разорваться от паники и тревожных мыслей. Пришлось выпить успокоительное и запить стаканом виски. Вырубился я практически сразу.
***
Проснувшись в восемь утра, я некоторое время соображал, что произошло. Затем, схватив телефон, набрал Мартину.
— Да, — заспанный голос любимой был пределом моих мечтаний. Меня сразу отпустило из тисков липкого страха, которые успели появиться, пока шли гудки вызова. Я даже почувствовал, как расслабились мышцы, зажавшиеся за ночь, и опустились плечи.
— С добрым утром, милая, — я едва не кричал от счастья. — Как ты? Что случилось? Где ты была? — я не мог остановиться.
— Да все в порядке. Ты чего меня так рано разбудил. Мы с девчонками вчера в боулинг играли. Ты же сам меня туда провожал. В три ночи только вернулась.
— Ты что-то путаешь, солнце. Боулинг был позавчера. А вчера я тебе звонил целый день, ты не брала трубку, — в трубке молчали.
— Я ничего не понимаю. Я точно помню, как сегодня ночью вернулась из боулинга и легла спать. Я что проспала сутки?
— Нет, я был у тебя вчера. Тебя не было дома. Что происходит, Марти? — во мне снова всплыла тревога. Теперь она впилась холодными коготками в самое сердце.
— Я не понимаю, Карл. Что все это значит? Ты что, меня разыгрываешь? Перестань, мне не смешно, — голос Мартины стал серьезным.
— Нет, же! Я серьезно. Посмотри на календарь, — в трубке повисло молчание. Я услышал, как включается системник. Пропела мелодия загрузки. Мартина молчала. Прошло пять минут, не меньше.
— Милая, ты тут? — что-то подсказывало мне, что нужно бежать-лететь к ней домой, но я сидел как парализованный.
— Я не помню, что со мной было, — голос с каждым словом становился все тише. — Я легла спать после боулинга, а сегодня ты меня разбудил. Все. Я легла спать… — она твердила и твердила одно и то же. — Я ведь просто хочу быть с тобой вместе, любить тебя и быть любимой. Только ты и я, понимаешь? А теперь так уже не будет. Никогда! — последнее слово она растянула, заплакав. Мне показалось, что Мартина сейчас бросит трубку, мои челюсти как и все тело сковал страх. Гудков не последовало, в трубке просто молчали. Едва я смог раскрыть рот она продолжила всхлипнув:
— Ты же знаешь, как я боюсь их, Карл. Ты же знаешь!
— Перестань, Марти, — наконец смог выдавить я. — Ты меня пугаешь. Ты говоришь точно, как Тви… — на полуслове меня прошиб холодный пот. — Нет…нет…Марти! — я уже кричал. Я знал, она поняла, что с ней происходит.
— Мне нужно отдохнуть, подумать. Я немного посплю, — как-то очень спокойно так произнесла. — Только не вздумай приезжать. Мне нужно побыть одной, — и она отключилась.
— Мартина! Нет! Не надо! — я кричал, понимая, что на том конце меня уже никто не слышит.
Если Мартина сказала, что ей надо побыть одной, значит ехать к ней бесполезно. Проявление независимости, будь оно не ладно. Меня не пустят в двери, да еще и скандал закатят. Весь день я пытался до нее дозвониться, но без толку. Все, что я получил — это сообщение со словами: «Мне нужно побыть одной». Я ждал.
***
Сообщение пришло, когда я спал. Наверное, поэтому не услышал сигнала доставки. А может от того, что уснул только под утро, забывшись тяжелым бредовым сном. Проснувшись, первым делом я схватил телефон и увидел мигающий конвертик.
«Не хочу, чтобы рядом с тобой был зомби. Буду любить тебя всегда. Прощай»
Вскочив с кровати, кое-как натянув джинсы и майку, я выскочил из квартиры. Такси удалось поймать за несколько секунд. Я упал на заднее сиденье черной «Шкоды» и назвал адрес. Меня мелко трясло. Пальцы с трудом попадали по кнопкам, только с третьей попытки удалось набрать номер Мартины, но телефон был отключен. Срывающимся на крик голосом я умолял таксиста ехать быстрее. Он внял просьбе. Сердце было не на месте, то порывалось выскочить из груди, то замолкало на несколько секунд. Меня бросало в жар и холод попеременно. Мыслей не было, кроме одной: «Только бы поговорить с ней!» Я выскочил из такси и сразу увидел несколько десятков человек собравшихся у подъезда, где жила Мартина. На ватных ногах я двинулся в их направлении.
Она лежала на асфальте лицом вниз с неестественно вывернутыми руками. От головы расходилось темно-красное пятно, а рядом была надпись того же цвета, сделанная корявым почерком. «Пет» — с трудом можно было прочесть на асфальте. Указательный палец правой руки застыл у кровавого шлейфа последней буквы, словно пытаясь продолжить писать. Картина была жуткой. Длинные волосы Мартины намокли и слиплись, как после душа. Мне хотелось подойти и сказать: «Ну