долги от всего проекта, ведь было понятно, что у них маленький бюджет.
После всего сказанного я стал всё обессмысливать (сие я и без того делал). “Зачем это надо? Сейчас всё равно никто не читает, да и нет у меня столько ума, чтоб быть подобным великим” — думал я. Прискорбно ещё то, что я думал, что единственное, что у меня есть — это как раз ум. В оконцовке я смирился со всем и принял решение всё равно не бросать. Пусть даже никто и не прочтёт, какое мне дело, это единственное, что успокаивает и даёт смысл моей жизни. Только есть небольшой нюанс, если я целыми днями студент, моё здоровье портится всё значительнее, у меня приходит от этого раздражение и концентрация теряется, то как мне идти на работу, в которой я не смогу себя проявить с этой стороны. Мне придётся вновь заговорить с людьми, мне придётся вновь попытаться что-то полюбить, хотя бы на том уровне, чтоб это было мне не противно. Я так же подумывал над вариантом, чтоб и вовсе уйти в горы, подальше от всякой цивилизации, отдаться ветрам. С работой и любовью я, естественно, был знаком. Так что не спеши, читатель, меня ругать.
Через короткий отрезок времени я начал лелеять себя мыслями о ближайшем будущем. Раньше я только задумывался далеко на десяток лет вперёд, а когда выпускаться сталось через пару лет, то уже продумывал, что буду делать через месяц. Порой я метался от одного к другому и вовсе не парился, что меня ждёт, некий memento mori. Я иногда наслаждался днями, проведёнными вне дома, а позже стал ценить и вечернюю, ночную работу у себя в комнате. Закаты стали более вдохновляющими, и я воображал себя на другом краю мира, что точно так же смотрю на это небо и дышу полной грудью.
В последующем я начал себя терзать тем, что мало пишу. “Такими темпами я не закончу вообще ничего”. После этого началось перемирие с самим собой. Я понимал, что вместе будет работать легче, от чего стал следить за здоровьем, а он стал больше писать. Мне открылась уникальная способность, — жить выдуманными персонажами, — они сами выходили ко мне, произносили диалоги, действовали, мне оставалось только записывать, так и происходило несколько месяцев. Я писал где только угодно, мне ничего не мешало, никакой шум не мог сбить с собственной головы. Несомненно, мои работы продолжали то теряться, то пропадать непонятным ни для кого случаем, но это мало меня останавливало. Однажды я работал над детективом, которому посвятил себя полгода. Я был с точностью нацелен на дебютную работу, считал это произведение неплохим, с хорошо поставленными сюжетными поворотами. Его не стало. В этот момент я подумывал бросить всё, заткнуть голоса в голове и сосредоточиться на реальном мире, да только эти мысли не продлились долго. Кажется, я испытал жалость к самому себе и даже заплакал от утерянных мемориалов. Я с остервенением стал писать другие рассказы, множество идей дали волю себе, раз я перестал целиться в одну. Спустя два дня я возобновил поиски над детективом, но всё было тщетно. Зато остальные меня радовали, и я старался больше не помнить о потерянных шести месяцах.
Поднялся огромный шторм в моей жизни, после которого я уже был не в силах встать. Кости продолжали болеть третий год, но у меня не было денег на больницы, да и искренне я их не любил. Я пробовал менять рацион питания, пробовал спать за городом на свежем воздухе, всё было попусту. Люди стали покидать меня. Когда ты ребёнок, то смотришь на все эти измены немножко по-другому, но стоит случиться предательству во взрослом возрасте, то это сильный удар. Я перекрыл все входы в свою жизнь, мучился от одиночества, хотя всегда мечтал о нём. Сначала было довольно неплохо, у меня появилось уйма свободного времени, которое я тратил только на то, что действительно важно для меня, а потом уже начал бредить. Так резко оборвать ходы банальной рокировкой и вот жизнь уже хочет поставить тебе мат. Ничего лучше, чем отдать королеву, я не придумал, да и не пожалел, ведь она стала бесполезной. Я стал играть на время и просто ждать, ждать, когда случай даст мне уехать со страны. По-прежнему руки марались о чернила, произведения стали достойными хотя бы любителя, но был ещё один нюанс. На меня не только свалились бренные обязанности, которые проходит каждый, но и полное опустошение путём взрыва внутреннего я. Мысли стали на пик, голова начала взрываться, ведь я каждый день делал одно и тоже, абсолютно без изменений. В детстве я глупо сравнивал людей с муравьями, а в итоге сам стал таковым. Монотонные действия сводили меня с ума; цветовая гамма дней не менялась, пусть это был алый закат или свинцовое небо, больше десяти цветов я не различал в этих днях. Хотя признаю, что мне очень нравился дождь — все людские дела словно накрывались куполом, чувства людей перестали улетать в небо и приземлялись каплями воды старые, давно выпущенные эмоции и мысли. В такие дни, мне кажется, лучшему спалось.
Вот я уже нашёл лекарство от болей в костях и рутины дня и ночи. Это был алкоголь. Я стал выпивать каждый день, на мгновение я окрылялся и мне было действительно веселее жить, пока это не создало мне не очень хорошие последствия. Я губил своё здоровье и вещи, мне было бы всё равно, выпивая в праздник, разбить какую-нибудь вазу, но бил я их от пьяного бреда, причём намеренного. Пьяным так многое раздражало, что я начал выплёскивать все эти эмоции. Это продолжалось очень долго для человека, который не особо был пристрастен к алкоголю. Хочу оступиться и заметить, что всё сказанное я делал и ранее, просто выделяю самый апогей этих действий в периоде. Наутро мне приходилось становиться обычным и делать после ужасного похмелья всю трезвую работу, не меняя ни одного дня. У меня не было такого, чтоб я бездельно лежал хоть один день, но парадоксально считаю, что всё, что я делал и есть — безделье. Состояние только ухудшилось, но то было когда я находился в рассудке, если это можно было назвать рассудком. Поэтому я продолжал пить, чтобы огромный ком из боли, который и без того продолжал накатываться, не настиг меня. Но он настигал. Особенно это было больно с утра. И нет, речь не идёт о головной боли или рвоте, я имею в