их минералами? Бесконечные проклятые поля, на которых один черт ничего не растет? Что? Им придется батрачить как моему отцу. Не-е-е-ет, — он почти прошипел это слово, — я не позволю им повторять судьбу моей семьи, я этого не допущу. Я сделаю все, чтобы они жили как надо, хорошо. — Сид налил себе еще пива, странно и не к месту хмыкнул. — В одну из таких ночей я здорово напился. Мы отмечали успешный набег на торговый караван. Золота, самоцветов, дорогущих тканей было так много, что мы решили устроить праздник достойный королевских особ. Мы тогда не жили на одном месте, ну, сам понимаешь. Поэтому разбили в дремучем лесу лагерь, наловили дичи, вскрыли несколько перевозимых караваном бочонков с первоклассным эльфийским элем и просто веселились. Но мне опять было мало… Я же говорил, это разъедало меня. Уже все спали и догорали костры. Наш шатер из самого крепкого дерева был в отдалении, никто не беспокоил. Я взял две бутылки с элем и просто пошел в чащу леса, плевать что и кто там могло меня ждать. Я был пьян и зол. Зол на себя, на свою судьбу и на Все-Отца. И так я и брел, пока не оказался на берегу дивной красоты озера. Просто представь себе — неровной овальной формы, чистое и гладкое как клинок, только вышедший из-под руки мастера. С одной стороны его обступал лес, с другой небольшая равнинка с холмиками у самого берега. Вот на один из этих холмиков я и присел, продолжая заливать свою боль… Кх-м, боль… Я пил, пил и пил. Вторая бутылка уже подходила к концу, я запрокинул голову, чтобы вылить в горло остатки и увидел такое яркое и красивое звездное небо, что даже остановился. Убрал бутылку, долго смотрел на небо и вдруг понял — звезды это сокровища и там, на небе, их всем хватает. Ты только взгляни, — и Сид вдруг положив руку на плечо беззубого, принудил того взглянуть в окно, — ну не красота же? Мириады сокровищ, нам недоступных!
Беззубый только отметил, что волна облаков уже начинала сходить на нет, и яркий диск луны был виден почти наполовину.
— Тогда я просто сказал, почти помолился: «Все-Отец, дай мне силу! Я обещаю, я буду жить правильно, только дай мне силу! Я совершу последнее дело, последнее свое ограбление, получу столько денег, чтобы ни мне, ни моим детям не было нужды, чтобы они не познали низости моего отца, этой мерзости работы на богатеев, и… Я закончу… Я клянусь! Я начну ходить в твои храмы, я буду жертвовать им деньги! Я устроюсь на какую-нибудь… Я буду, там… дровосеком!.. Но дай мне совершить это последнее дело, дай мне эту последнюю возможность! Дай мне силу защитить себя и свою семью!..» Конечно небо мне не ответило, но мгновение спустя, когда я уже потянулся за бутылкой, озеро вдруг вспыхнуло зеленоватым светом. А уши мои наполнились дивными звуками, напоминающими одновременно прекрасный голос и пение птиц. Вода в центре озера забурлила, и из нее показалось нечто, что я не могу описать. Чудовище, существо, или прекрасная девушка с зеленовато-серой кожей, облепленная тиной. Она поднялась над водой чуть больше чем по пояс, ее сверкающие глаза смотрели прямо на меня, она приблизилась ко мне совсем немного и заговорила. Заговорила голосом из другого мира, не иначе: «Я дам тебе Сид, то, что ты хочешь. Но тебе придется для этого кое-что сделать.»
Сид в очередной раз наполнил кружку и несколько долгих мгновений смотрел в невидимую точку перед собой.
— Я сопротивлялся. Я кричал, умолял, ругал ее всеми словами что знал, плакал и ползал по земле, грыз эту землю, смешивая грязь и слезы. Потому что цена была слишком высока… Непомерно высока… Но и награда была под стать…
— И-и-и? — Беззубый не смог вытерпеть нависшую паузу. — Что ты сделал???
Сид молча посмотрел в окно, грустно улыбнулся и ответил:
— Эта тварь сказала мне: «Ты ведь всегда любил этот темно-бордовый цвет крови. Так пусть этот цвет будет теперь всегда на тебе…» Мне пришлось убить свою жену… своего сына, свою дочь. Даже собаку… Я не понимал, что я делаю. Что-то во мне в тот момент перещелкнуло. Я даже не то чтобы давал согласие, но что-то во мне перещелкнуло. И когда я все это сделал и стоял просто весь залитый их кровью, я почувствовал, как кости мои стали ломаться, кожа трескаться и разрываться. Я ощутил, что стал выше и сильнее — я просто разгромил одним ударом наш крепкий шатер. По пути убил какого-то бродягу, который проходил мимо и стал приближаться на шум. Я слышал, как кричали люди, птицы, домашние животные. Я убежал из лагеря. Почему-то я бежал тяжело, но очень быстро. И только когда крики затихли, когда вокруг меня был пустырь и я оказался у какого-то болота, я подошел к нему и взглянул на свое отражение, в свете полной луны… Я понял, что эта тварь сделала именно то, что я просил — я был оборотнем, вервольфом, с шерстью цвета запекающейся бордовой крови… И ты знаешь что? Я совершил то ограбление. Только в нем уже не было смысла. Зато я понял, что мой смысл в ином.
Беззубый, затаившийся во внимании рассказа, только и прошептал:
— В чем?
— Да-а-а-а. — Испуганно протянул беззубик, практически полностью утратив хмель.
— Ты богатенький, у тебя все есть. Ты можешь пропивать свое наследство вот здесь, в этой свинарне, которую для тебя купил папочка. А ведь при этом ты ничегошеньки для этого не сделал, для того чтобы это получить, и есть куча достойнейших, которые этого заслуживают, но не могут. Так в чем справедливость? — И, отвечая на немой вопрос бородача, с ухмылкой проговорил. — А впрочем, какая разница — я просто люблю бордовый цвет.
Беззубый, с ужасом и непониманием на лице, подался назад, и лишь смог выдавить из себя нечленораздельный звук. В эту секунду волна облаков окончательно прошла и полная луна ярким знамением загорелась на теперь почти черном небе.
Сид обрушивает свою левую руку на стол, от чего тот покрывается трещинами, а ножки его надламываются с надрывным скрипом. Посетители забегаловки, коих собралось не мало, как и прислужники, оборачиваются на звук и видят как руку быстро покрывает темно-бордовая шерсть.
Конец.