Читать интересную книгу Пилот «штуки» - Рудель Ганс-Ульрих

Неожиданно были созданы Люфтваффе, которым потребовались кандидаты в офицерский резерв. Я был «черной овцой» и не надеялся, что мне удастся сдать вступительный экзамен. Я знал несколько парней, значительно старше меня, которые пытались его сдать, но так и не смогли. По-видимому, будут отобраны шестьдесят человек из шестисот, и я не могу вообразить себе, каким чудом я окажусь среди этих десяти процентов. Судьба, тем не менее, решила наоборот, и в августе 1936 г. я держу в руках уведомление о том, что с декабря я буду учиться в военной школе в Вильдпарке-Вердере. За школьным выпускным вечером в августе последовали два месяца работ в составе Трудового фронта на строительстве плотины через Нейсе в районе Мускау. Во время первого семестра в Вильдпарке-Вердере мы, курсанты, прошли этап базовой тренировки. Наша пехотная подготовка была завершена в шесть месяцев. Самолеты мы видели пока только с земли. Строгие правила запрещают курить и пить спиртное, ограничивают все свободное время физическими упражнениями и играми, в моде показное равнодушие к соблазнам расположенной неподалеку столицы. Я не заработал ни одной низкой оценки по военной и физической подготовке и поэтому мой надзирающий офицер, лейтенант Фельдман, вполне удовлетворен. Тем не менее, я не пользуюсь и репутацией «тихой рыбы».

Второй семестр мы проводим в соседнем городе Вердере, курорте на озере Хавель. Наконец-то нас учат летать. Компетентные инструкторы посвящают нас в таинства авиации. Вместе с сержантом Дизельхорстом мы упражняемся в полетах по кругу и в посадках. Примерно на шестнадцатый раз я способен предпринять одиночный полет, и это достижение позволяет мне стать средним учеником в своем классе. Наряду с летными уроками продолжаются занятия по техническим и военным дисциплинам, одновременно мы посещаем и продвинутый офицерский курс. Он заканчивается в конце второго семестра, и мы получаем звание пилотов. Третий семестр, снова в Вильдпарке, уже не такой разношерстный. Полетам уделяется мало внимания, напротив, воздушной тактике, атакам наземных целей, методам обороны и другим специальным предметам часов отведено гораздо больше. Тем временем меня посылают в Гибельштадт, неподалеку от Вюрцбурга, прелестного старинного города на Майне, где я прикреплен к летной части в качестве офицера-кадета. Постепенно приближается срок нашего проходного экзамена и начинают распространяться слухи о том, в какой части и кем мы будем служить. Почти все до последнего человека мы хотим стать пилотами-истребителями. Но это, очевидно, невозможно. Ходят слухи, что весь наш класс будет приписан к бомбардировочной авиации. Тем, кто сдаст трудный экзамен, обещают повышение в чине до старшего офицера-кадета и службу в элитных частях.

Незадолго перед окончанием летной школы нас посылают с визитом в школу артиллеристов-зенитчиков на побережье Балтики. Неожиданно туда прибывает Геринг[1] и произносит речь. В конце своей речи он призывает нас вступать добровольцами в части пикирующих бомбардировщиков. Он говорит нам, что нуждается в молодых офицерах для только что формируемых эскадрилий пикирующих бомбардировщиков («Штук»)[2]. Мне не нужно тратить много времени, чтобы принять решение. «Ты хотел бы стать пилотом-истребителем», говорю я сам себе, «но придется стать летчиком-бомбардировщиком. Так что ты можешь также вызваться добровольцем на «Штуки» и покончить с этим». В любом случае, я не представляю себя пилотом тяжелого бомбардировщика. Я раздумываю недолго, и вот уже мое имя включено в список кандидатов. Через несколько дней нам объявляют, в какие части предстоит отправиться. Почти все выпускники приписаны к истребительной авиации! Я горько разочарован, но ничего не могу поделать. Я — пилот «Штуки». И вот я вижу, как мои счастливые товарищи разъезжаются кто куда.

В июне 1938 года я прибываю в Грац, в живописную провинцию Штирию, чтобы доложить о своей приписке к этой части в качестве старшего офицера-кадета. Три месяца назад немецкие войска вошли в Австрию и население полно энтузиазма. Эскадрилья, расквартированная в деревне Талерхоф, недавно получила Ю-87 и одноместные Хеншели больше не будут использоваться в качестве пикирующих бомбардировщиков. Основы боевой учебы — отработка пикирования под всеми возможными углами вплоть до 90 градусов, полеты в строю, стрельба из бортового оружия и бомбежка. Мы вскоре становимся хорошо знакомы с этой программой. Нельзя сказать, что я учусь быстро, кроме того, остальные летчики прошли все эти испытания еще до моего прибытия. Мне нужно слишком много времени, чтобы догнать их, слишком много для того, чтобы командир моей эскадрильи был доволен. Я схватываю так медленно, что он перестает верить, что я когда-нибудь вообще все это одолею. Мое положение не становится более легким из-за того, что я провожу свои свободные часы в горах, или занимаясь спортом, а не за разговорами в офицерской столовой, а когда я там все-таки появляюсь, то довольствуюсь стаканом молока.

Тем временем я получаю звание офицера-летчика и в рождество 1938 года эскадрилье приказано выделить офицера для подготовки в качестве летчика-разведчика. Все другие эскадрильи вернули незаполненные формы, ни одна из них не захотела отпускать своих людей. Тем не менее, это предложение оказалось великолепной возможностью для того, чтобы послать любителя молока в самую глушь. Естественно я возражал, я хотел остаться со «Штуками». Но все мои усилия вставить палки в колеса военной машины не принесли никаких результатов.

Таким образом, в январе 1939 года я, в полном отчаянии, начал занятия в летной школе разведчиков в Хильдесхейме. Нам читали лекции по теории и практике воздушной съемки, и в конце курса прошел слух, что нас пошлют служить в части, которые должны будут совершать специальные миссии для командования военно-воздушных сил. В самолете-разведчике наблюдатель также играет и роль штурмана, и мы все получили соответствующую подготовку. Вместо того чтобы пилотировать самолет, мы должны были сидеть неподвижно и доверять свою жизнь пилоту, к которому мы естественным образом относились как к дилетанту, пророчествуя, что в один прекрасный день он разобьется — и мы вместе с ним. Мы учили аэрофотосъемку, делали вертикальные и панорамные фотографии в районе Хильдесхейма. Остальное время было посвящено однообразной теории. В конце курса мы были назначены в свои части. Я переведен в эскадрилью дальней воздушной разведки 2F121 в Пренцлау.

Два месяца спустя нас переводят в район Шнайдемюля. Началась война с Польшей! Я никогда не забуду свой первый полет через границу другого государства. Я сижу напряженно в своем самолете, ожидая того, что должно произойти дальше. Мы испытываем благоговейный страх перед зенитным огнем и относимся к нему со значительным почтением. Польские истребители поднимаются в воздух редко и с большим опозданием. То, что было сухим предметом в классной комнате, становится сейчас волнующей реальностью. Мы фотографируем железнодорожные станции в Торне и Кульме, чтобы установить направление движения и районы сосредоточения польских войск. Позднее наши миссии ведут нас дальше на восток к железнодорожной линии Брест-Литовск — Ковель — Луцк. Верховное командование хочет знать, как перегруппировываются на востоке поляки и что делают русские. Для миссий в южной зоне мы используем в качестве базы Бреслау.

Война в Польше вскоре окончена, и я возвращаюсь в Пренцлау с Железным крестом 2-й степени. Здесь мой командир тут же понимает, что у меня не лежит душа к разведывательным полетам. Но он полагает, что при нынешнем состоянии дел мое прошение о переводе в часть пикирующих бомбардировщиков не будет иметь успеха. И в самом деле, несколько моих попыток оканчиваются ничем.

Мы проводим зиму во Фрицларе неподалеку от Касселя. Наша эскадрилья совершает полеты на западе и северо-западе, поднимаясь в воздух с приграничных аэродромов. Мы летаем на очень большой высоте и поэтому каждая команда должна пройти специальное обследование для того, чтобы проверить свою пригодность для таких полетов. Вердикт Берлина — я не смог пройти тест на пригодность к полетам на большой высоте. Поскольку «Штуки» летают на малой высоте, моя эскадрилья поддерживает прошение о переводе в часть пикировщиков, и я обретаю надежду, что смогу воссоединиться со своей «первой любовью». Однако когда два экипажа один за другим пропадают без вести, меня снова посылают на обследование. На этот раз меня посчитали «исключительно пригодным для полетов на больших высотах», очевидно, что в первый раз они допустили ошибку. Но хотя Министерство не отдает конкретных приказов о моем назначении, я переведен в Стаммерсдорф (Вена) в авиационный тренировочный полк, который позднее переезжает в Крайлсхейм.

Во время компании во Франции я исполняю обязанности адъютанта полка. Все мои попытки обойти соответствующие каналы и напрямую связаться с отделом кадров Люфтваффе не помогают — я черпаю сведения о войне из радио и газет. Никогда я так не падал духом как в это время. Я чувствовал себя так, как будто был сурово наказан. Один лишь спорт, которому я отдавал всю свою энергию и каждую свободную минуту, приносил мне некоторое облегчение. В это время я редко поднимался в воздух, да и то лишь в легком спортивном самолете. Основная моя работа заключалась в военной подготовке рекрутов. Вылетев на выходные дни в отвратительнейшую погоду на самолете Хейнкель-70, с командиром в качестве пассажира, я чуть не разбился в Швабских Альпах. Но нам повезло, и мы благополучно вернулись в Крайлсхейм.