Читать интересную книгу Шайтан - Роман Сенчин

Шайтан смотрел в щель плиты до рези в глазах, видел, как по ограде ходят чужие люди, слышал чужие голоса, которые шуршали, шуршали непонятными словами, и лишь из речи похожего он мог выудить что-то членораздельное: «…машину нашли… в магазин надо сходить… лапника нарубили?…» И, отзываясь на его голос, Шайтан громко, жалобно, протяжно скулил, бил головой твердую, шершавую стену плиты. Похожий на это коротко и угрожающе отвечал:

– Ну-ка тихо! Л-лежать!..

Поначалу Шайтан лаял на тех, кто шастал мимо, но вскоре понял, что бесполезно, и наблюдал молча, лишь дрожал лопатками, готовый в любой момент, при первой возможности выскочить наружу, и представлял, как грабят, растаскивают, уничтожают то, что так берег, о чем так заботился его хозяин… А хозяйку он за все это время не увидел ни разу, лишь улавливал где-то далеко ее слезливый, измученный голос.

Единственным не то что развлечением, а отвлечением от сумбура вокруг и в себе самом была для Шайтана охота на мух. То одна, то другая влетали через щели между плитой и входом и, противно, занудно жужжа, кружили под потолком, пытались сесть на шерсть. И Шайтан с небывалой злостью гонялся за ними, выгибая шею, рыча, щелкая зубами так, что в пасти появлялся вкус крови.

Похожий на хозяина выпускал совсем ненадолго. Под его взглядом Шайтан лакал воду, справлял нужду на привычном месте – возле трухлявой, лежащей на боку чурки за будкой. Потом похожий давал ему большой кусок хлеба и чуть не пинками загонял обратно в духоту и тесноту… Шайтан через силу, давясь, проглатывал хлеб, от которого сразу хотелось пить и пучило в брюхе, и смотрел, смотрел в кривую трещину плиты или же сражался с мухами.

…Наступило утро третьего дня непонятности. С самого рассвета в ограде стало особенно суетливо, чужие люди бегали в избу, встревоженно бормоча, что-то озабоченно выкрикивая полушепотом. Потом все исчезли, ненадолго наступила тяжелая тишина, и – топот многих ног по крыльцу, протяжный разноголосый плач, но тоже словно бы полушепотом. И вот мимо Шайтана несколько чужих мужчин медленно пронесли большой длинный ящик, за ними пошла толпа в темном, с причитаниями и подвыванием. Шайтан заметил хозяйку в платке, лицо ее все было в морщинах и какое-то очень светлое, особенно по сравнению с платком и одеждой; она шла, качаясь, ее держал под руку похожий, сердито смотрел вперед…

Неизвестно откуда, но вдруг Шайтан уловил запах хозяина. Точно, его! Точно, тот запах, который он так долго искал, который ждал с позапрошлого утра, когда хозяин не появился на крыльце, как всегда, и не сказал: «Ну, как дела, Шайтанка?» Но в то же время это был очень странный запах – будто хозяин набил карманы вонючей лесной травкой и стоял где-то в стороне от всех этих идущих мимо будки людей. Он стоял там неподвижно, беспомощный, слабый. И тогда Шайтан, не жалея лба, ударился в плиту, которой загородили, упрятали его здесь, мучили, не давали увидеть, помочь хозяину. Плита подвинулась, сверху образовалась довольно широкая щель. Шайтан полез в нее, налегая на плиту передними лапами, помогая мордой и грудью. И тут же подскочил похожий, зашипел, толкая плиту обратно:

– Пшё-ол на место! На место, сказал!

Шайтан рявкнул в ответ, продолжая ползти наружу, и получил удар в голову, шатнулся вбок и назад, на какую-то секунду расслабил тело, и плита закрылась, зашуршали кирпичи, лязгнуло что-то железное, глубоко воткнулось в землю.

И сколько потом он ни пытался хоть на чуть-чуть снова сдвинуть плиту – она не поддавалась.

…Долго было совсем тихо. Нет, звуки рождались, вспыхивали почти беспрерывно, но все они были давно привычны, обычны, давно знакомы слуху Шайтана: кудахтали куры, пробегали ребятишки по улице, забасил на кого-то Пират и смолк; вскрикивали гуси, жужжали мухи, чирикали воробьи возле миски… Шайтан лег на бок, насколько возможно, высунул нос в щель у земли между плитой и будкой; теперь ему больше уже ничего не хотелось – он понял, хозяина больше не будет, его навсегда отняли. Больше незачем смотреть в трещину, рваться на волю. Лучше всего тоже не быть.

И впервые с того страшного утра Шайтан глубоко, в оба глаза, уснул.

Сквозь сон он слышал, как скрипела калитка, как чужие вернулись в ограду, как снова топали, топали по крыльцу. Но теперь он даже не шевелился, он лежал с неживым спокойствием, равнодушно слушал, и, казалось ему, полезь сейчас кто-нибудь из чужих прямо сюда, даже на хвост наступи, он не ответит, а просто застонет и, может быть, перевалится на спину, поджав лапы в знак того, что он побежден. Сдается.

Люди, тихо переговариваясь, волной прошли в избу, потом еще кто-то несколько раз пробегал мимо будки туда и сюда, а после этого ограда надолго опустела, в избе же многоголосо гудело, звякала посуда, однажды раздались и быстро смолкли рыдания хозяйки.

Приоткрыв однажды глаза, Шайтан увидел, что уже стемнело. Дышать стало легче, подул свежий ветерок. «Вот так навсегда бы», – подумалось Шайтану, и он снова уснул.

…С неприятным удивлением он почувствовал, что стали разбирать кирпичи за плитой, выдернули из земли что-то железное. Ворчливо, но и как-то ласково похожий на хозяина разрешил:

– Давай выходи. Пожрать принес… Весь день просидел…

Тоже с ворчанием Шайтан поднялся, вылез, вяло отряхнулся. Вильнул хвостом, посмотрел на похожего. В руках у него была большая чашка с чем-то очень вкусно пахнущим, но от самого пахло едко и тяжело, как от пьяного… Потянувшись, гася зудящую ломоту в лапах и ребрах, Шайтан направился к трухлявой чурке.

Потом он медленно жевал мягкие кости, глотал размокший в жирном бульоне хлеб. Похожий сидел на завалинке, дымил палочкой, говорил тихо, с паузами, частыми вздохами:

– Вот, всё, проводили. Попрощались с батей… Не старый совсем еще ведь… А… а если подумать – как положено он ушел, хорошо… М-да… Всем бы так – во сне… Да и прожил хорошо. Хорошо, – повторил похожий громче, словно доказывая кому-то. – Любил он все это. – Бросил окурок под ноги, обвел взглядом ограду, постройки, похлопал ладонью завалинку.

Шайтан поднял морду от миски и тоже посмотрел по сторонам. Он тоже любил, даже не то что любил, а считал своим миром эту окруженную забором землю, эту избу, стайку со свиньей, пропахшую холодным дымом и плесенью баню, заполошных кур и даже наглецов воробьев, грядки в огороде, на которые ни в коем случае нельзя наступать…

С тех пор, как он научился ходить, он изучал то, что называется домом. Поначалу боялся отстать от хозяина, потеряться; его пугало чудовище на длинных ногах, с кривым носом и волнистым наростом на маленькой голове, дико орущее и хлопающее огромными широкими лапами, которые отделяло от боков. Потом оказалось, что это петух – глупое, но самодовольное существо; петухи часто менялись, и все поразительно были похожи друг на друга, все любили гулять, выпятив грудь и вытягивая тонкие лапки, грозно поглядывать вокруг, следить за своими женушками-курами… Помнится, Шайтана очень поразил скачущий в траве вонючий липкий комок. Когда они столкнулись на тропинке в огороде, и комок прыгнул прямо на него, Шайтан отпрянул назад, аж перевернулся через себя и, слегка опомнившись, чуть не захлебнулся лаем. Подошел хозяин, поймал этот комок, посмеялся и объяснил: «Это лягушка. С пруда. Нельзя ее трогать, Шайтанка, она всяких вредителей ест».

Целыми днями бегая за хозяином, он узнал, что такое парник, летняя кухня, омшаник, дровяник, баня, научился аккуратно ходить по огороду, понял, зачем нужен, необходим хозяевам – для защиты. Постепенно он метил столбы забора, прясел, определяя свою территорию… Однажды настал момент, когда хозяин посадил его на цепь.

В первое время Шайтану было очень неудобно – ошейник впивался в горло и душил его, стоило забыться и побежать куда-нибудь, цепь была тяжелой и тянула шею к земле; хотелось гулять, повсюду сопровождать хозяина. Но мало-помалу он привык и уже чувствовал неуютность, тревогу, если долго бывал на свободе.

Хозяин частенько отпускал его по утрам. Шайтан проверял сперва местность, отделенную забором, затем бежал на улицу, искал подруг, дрался с соперниками, метил сосну у дороги, купался в озере…

– Настроил батя – да-а, – горько и как-то восторженно-завистливо вздохнул похожий. – На две жизни настроил. – Достал из кармана новую палочку, сделал в руках огонек, задымил. – Что ж теперь?… А, бродяга? – обратился к стоящему над миской Шайтану. – Что делать-то будем?

Шайтан опять неуверенно вильнул хвостом, слизнул с губ налипшие крошки.

– Ладно, – похожий махнул рукой, – жри давай, делай дела и лезь обратно. Скоро гости уже расходиться начнут. – И тут же усмехнулся своим словам: – Н-да, гости…

И опять была будка, заваленная плитой, и Шайтан, ожив, ободрившись после разговора с похожим, скашивал глаза в трещину и щели, жадно принюхивался, снова стараясь уловить, поймать запах хозяина.

Но пахло чужими, пахло от них едко и тяжело, пахло вкусной едой, теплом, по€том… Люди медленно шли от крыльца к калитке, некоторые что-то говорили, один-другой даже достаточно громко, но Шайтан помалкивал, не лаял и не ворчал в ответ – изображать из себя защитника, сидящего в будке, было глупо и унизительно.