Том составлен главным образом из оперативных писем и телеграмм, которые Сталин направлял Ленину и разноликим соратникам: Р.В. Малиновскому и Л.Д. Троцкому, В.М. Молотову и Л.М. Кагановичу, Я.М. Свердлову и К.Е. Ворошилову, Л.Б. Каменеву и Ф.Э. Дзержинскому, Г.Е. Зиновьеву и Г.К. Орджоникидзе, матери Е.Г. Джугашвили и жене Н.С. Аллилуевой… Со страниц книги Сталин предстает как юный поэт и взыскательный ценитель литературы, строгий партийный руководитель и инициативный организатор общественного хозяйства, боевой комиссар и трудармейский вожак, заботливый сын, добрый семьянин и взыскательный отец. В ней немало примеров и сталинской чуткости и сталинской жесткости, о чем можно спорить. Видны там и следы “ума холодных наблюдений и сердца горестных замет”, в том числе невольных личностных переоценок (тоже небесспорных) Рыкова и Тухачевского, Бухарина и Микояна, Постышева и Шеболдаева. Но в чем не возникает ни малейших сомнений — это в преданности автора делу рабочего класса, и в одержимости идеей и трудом. В неистребимой потребности работать и учиться.
Документы следуют в хронологическом порядке от последнего десятилетия XIX века до 1932 года. Как уже догадывается читатель, у редакционного совета имеется еще немалый задел, который позволит в дальнейшем скомпоновать и 18-й и, вероятно, 19-й тома. Так что составители без занятия не останутся.
С благодарностью здесь должны быть перечислены те, кто проявил энтузиазм в деле собирания и издания трудов Сталина, и уже ушедшие из жизни, и занимавшиеся им раньше, и приобщившиеся к нему сравнительно недавно: А.В. Золкин, О.В. Игнатьев, К.А. Кириенкова, А.П. Козлов, Л.Г. Косолапова, Н.П. Леонтьев, А.С. Ложкина, Е.А. Ложкина, С.А. Ложкин, В.Д. Мочалов, Ю.А. Никифоров, Р.Е. Хрящевский. Отдельная благодарность Н.В. Гаврилкину за предоставленные биографические справки. Неравнозначен их вклад, но равноблагородна их сопричастность.
Одновременно с 17-м томом выпускаются дополнительным тиражом 14-й, 15-й и 16-й тома — первый из названных 5 тысяч, три последующих — по 3 тысячи экземпляров.
Разумеется, некорректно говорить теперь о будто бы новом присутствии Сталина в политической жизни страны, — таких воскрешений и повторов не бывает. Но идейно-нравственная атмосфера ныне удивительно напоминает финал пьесы Михаила Булгакова “Батум”. Вот эта коротенькая сценка:
“ Сильвестр (входит, осматривается). Что?
Пауза.
Вернулся?
Порфирий. Вернулся!”
(Булгаков М.А. Собр. соч. В 8 т. Т. 7. СПб, 2002. С. 376).
Комментарии пусть выскажет наш вдумчивый читатель.
Ричард Косолапов. Март 2004 года.
1895–1932
Стихотворения (1895-1896 годы)
Луне
Плыви, как прежде, неустанноНад скрытой тучами землей,Своим серебряным сияньемРазвей тумана мрак густой.
К земле, раскинувшейся сонно,С улыбкой нежною склонись,Пой колыбельную Казбеку,Чьи льды к тебе стремятся ввысь.
Но твердо знай, кто был однаждыПовергнут в прах и угнетен,Еще сравняется с Мтацминдой[1],Своей надеждой окрылен.
Сияй на темном небосводе,Лучами бледными играйИ, как бывало, ровным светомТы озари мне отчий край.
Я грудь свою тебе раскрою,Навстречу руку протянуИ снова с трепетом душевнымУвижу светлую луну.
Иверия. 1895. № 123 (на груз. языке).
Иосиф Сталин. Стихи. М., 1997. С. 1.
Поэту, певцу крестьянского труда, князю Рафаэлу Эристави
Когда крестьянской горькой долей,Певец, ты тронут был до слез,С тех пор немало жгучей болиТебе увидеть привелось.
Когда ты ликовал, взволнованВеличием своей страны,Твои звучали песни, словноЛились с небесной вышины.
Когда, Отчизной вдохновленный,Заветных струн касался ты,То, словно юноша влюбленный,Ей посвящал свои мечты.
С тех пор с народом воединоТы связан узами любви,И в сердце каждого грузинаТы памятник воздвиг себе.
Певца Отчизны труд упорныйНаграда увенчать должна:Уже пустило семя корни,Теперь ты жатву пожинай.
Не зря народ тебя прославил,Перешагнешь ты грань веков,И пусть подобных ЭриставиСтрана моя растит сынов.
Иверия. 1895. № 203 (на груз. языке).
Иосиф Сталин. Стихи. С. 3.
* * *
Ходил он от дома к дому,Стучась у чужих дверей,Со старым дубовым пандури[2],С нехитрою песней своей.
А в песне его, а в песне -Как солнечный блеск чиста,Звучала великая правда,Возвышенная мечта.
Сердца, превращенные в камень,Заставить биться сумел,У многих будил он разум,Дремавший в глубокой тьме.
Но вместо величья славыЛюди его землиОтверженному отравуВ чаше преподнесли.
Сказали ему: "Проклятый,Пей, осуши до дна:И песня твоя чужда нам,И правда твоя не нужна!"
Иверия. 1895. № 218 (на груз. языке).
Иосиф Сталин. Стихи. С. 6.
Известен другой перевод этого стихотворения, принадлежащий Ф.И. Чуеву
(См.: Чуев Ф. Молотов: Полудержавный властелин. М., 2002. С. 314):
Он бродил от дома к дому,словно демон отрешенный,и в задумчивом напевеправду вещую берег.Многим разум осенилаэта песня золотая,и оттаивали люди,благодарствуя певца.Но очнулись, пошатнулись,переполнились испугом,чашу, ядом налитую,приподняли над землейи сказали: - Пей, проклятый,неразбавленную участь,не хотим небесной правды,легче нам земная ложь.
* * *
Когда луна своим сияньемВдруг озаряет мир земнойИ свет ее над дальней граньюИграет бледной синевой,
Когда над рощею в лазуриРокочут трели соловьяИ нежный голос саламури[3]Звучит свободно, не таясь,
Когда, утихнув на мгновенье,Вновь зазвенят в горах ключиИ ветра нежным дуновеньемРазбужен темный лес в ночи,
Когда беглец, врагом гонимый,Вновь попадет в свой скорбный край,Когда, кромешной тьмой томимый,Увидит солнце невзначай, -
Тогда гнетущей душу тучиРазвеют сумрачный покров,Надежда голосом могучимМне сердце пробуждает вновь.
Стремится ввысь душа поэта,И сердце бьется неспроста:Я знаю, что надежда этаБлагословенна и чиста!
Иверия. 1895. № 234 (на груз. языке).
Иосиф Сталин. Стихи. С. 4.
Утро
Раскрылся розовый бутон,Прильнул к фиалке голубой,И, легким ветром пробужден,Склонился ландыш над травой.Пел жаворонок в синеве,Взлетая выше облаков,И сладкозвучный соловейПел детям песню из кустов:"Цвети, о Грузия моя!Пусть мир царит в родном краю!А вы учебою, друзья,Прославьте Родину свою!"
Иверия. 1995. № 280 (на груз. языке).
Иосиф Сталин. Стихи. С. 2.
Известен другой перевод этого стихотворения:
Рядом с фиалкой-сестройАлая роза раскрылась.Лилия тоже проснуласьИ ветерку поклонилась.
В небе высоко звенелиЖаворонка переливы,И соловей на опушкеПел вдохновенно, счастливо:
"Грузия, милая, здравствуй!Вечной цвети нам отрадой!Друг мой, учись и ОтчизнуЗнаньем укрась и обрадуй".
(Громов Е.С. Сталин: искусство и власть. М., 2003, С. 27; РГАСПИ, Ф. 558, Д. 669, Л. 46-47).
* * *
Постарел наш друг Ниника,Сломлен злою сединой.Плечи мощные поникли,Стал беспомощным герой.
Вот беда! Когда, бывало,Он с неистовым серпомПроходил по полю шквалом -Сноп валился за снопом.
По жнивью шагал он прямо,Отирая пот с лица,И тогда веселья пламяОзаряло молодца.
А теперь не ходят ноги -Злая старость не щадит:Все лежит старик убогий,Внукам сказки говорит.
А когда услышит с нивыПесню вольного труда,Сердце, крепкое на диво,Встрепенется, как всегда.
На костыль свой опираясь,Приподнимется старикИ, ребятам улыбаясь,Загорается на миг.
Квали. 1896. № 32 (на груз. языке).