Отец Джон налил себе вина, наполнив стаканы своих собеседников лимонадом.
– Я, пожалуй, глотну вина, – произнес он, – а вам, капитан, придется довольствоваться безалкогольным напитком, вы ведь на службе. Его Преосвященство отказывается пить горячительные напитки из принципа, я же немного выпью для улучшения пищеварения.
Он похлопал себя по выпирающей округлости живота: – Так как мое пузо составляет большую часть моего тела, то, принося ему пользу, я приношу пользу всему своему существу. Таким образом, от этого выигрывают не только внутренности, но и все мое тело пышет здоровьем и радостью, а значит, требует еще тонизирующего. К сожалению, епископ подает мне невыносимо хороший пример, так что приходится ограничиваться одним стаканчиком. И это несмотря на то, что я страдаю от нестерпимой зубной боли, которую можно заглушить, лишь пропустив еще пару рюмашек.
Смеясь, он посмотрел через край стакана на Ту, который улыбался, несмотря на внутреннюю напряженность, и на епископа, который в этот момент сосредоточенным лицом и величественной осанкой напоминал льва, погруженного в думы.
– Простите меня, Ваше Преосвященство, – произнес отец Джон. – Я не могу избавиться от чувства, что, хотя, возможно, вы слишком усердствуете в воздержании, мне не следовало бы этого говорить. На самом деле ваш аскетизм – предмет восхищения для всех нас, даже если мы не имеем силы воли подражать вам.
– Вы прощены, Джон, – серьезно произнес епископ. – Но я предпочел бы, чтобы вы ограничили свое зубоскальство – а я не могу назвать это иначе – для разговора наедине. Иначе люди могут подумать, что иногда вы осуждаете своего епископа.
– Я не это имел в виду, да простит меня Бог, – вскричал Кэрмоди. – На самом деле я подтрунивал над собой. Я слишком люблю наслаждаться жизнью, и, вместо того чтобы набираться знаний и святости, я набираю лишь вес.
Капитан поморщился. Ему явно были не по душе разговоры о Боге вне церкви.
Кроме того, у него совершенно не было времени на пустую болтовню.
– Выпьем за наше здоровье, – буркнул он, осушая стакан. Потом, поставив его на стол, явно не собираясь более пить, произнес: – У меня плохие новости. Около часа назад перестал работать наш гипертранслятор, выкинув нас в обычное пространство. Наш главный механик говорит, что он не видит никаких неисправностей, однако двигатель не работает. Неизвестно, как запустить его.
Меркалов – весьма знающий человек, и если он сдается, то проблема действительно неразрешима.
На минуту в воздухе повисло молчание. Первым пришел в себя отец Джон: – И как далеко мы от ближайшей пригодной для обитания планеты?
– Приблизительно в сотне тысяч километров, – ответил Ту, теребя серьгу. Поймав себя на том, что проявляет нервозность, он опустил руку.
Падре пожал плечами: – Мы не падаем, и с нашим межпланетным двигателем все порядке. Почему бы не приземлиться, капитан?
– Мы попытаемся, но я отнюдь не уверен в успехе. Планета которой мы говорим, – Прорва.
Кэрмоди присвистнул и потер длинный нос. Бронзовое лицо Андре побелело.
Маленький священник поставил свой стакан и озобоченно нахмурился.
– Это досадно. – Он вопросительно посмотрел на епископа. – Могу я сказать капитану, почему нам необходимо добраться до Иггдрасиля как можно скорее?
Андре кивнул, хотя по отсутствующему выражению его лица было заметно, что он размышляет о чем-то, совершенно не относящемся к разговору.
– Его Преосвященство, – сообщил Кэрмоди, – покинул Вайлденвули, так как есть подозрение, что он болен «отшельнической лихорадкой».
Капитан вздрогнул, но не попятился от епископа, рядом с которым стоял. Кэрмоди улыбнулся и произнес: – Вы можете не бояться подхватить эту заразу. Епископ болен не ею. Некоторые признаки совпадают, это правда, но при обследовании микробы найдены не были.
Кроме того, Его Преосвященство не проявляет типичных для этой болезни антиобщественных наклонностей. Все же доктора решили, что для него будет лучше пройти обследование на Иггдрасиле, где медицина находится на более высоком уровне. Кроме того, там живет доктор Руденбах, один из лучших специалистов по эпилептоидным болезням. Чем раньше он осмотрит его, тем лучше, так как в последнее время здоровье Его Преосвященства все ухудшается.
Ту поднял ладони, всем своим видом выражая беспомощность – Поверьте, Ваше Преосвященство, эта весть меня глубоко огорчает и делает еще более неприятным инцидент с транслятором. Но, к сожалению, я ничего…
Андре вышел из состояния прострации. Он улыбнулся присущей только ему мягкой и теплой улыбкой: – Да разве мои проблемы сравнимы с вашими? На вас лежит ответственность за корабль и его драгоценный груз и, что само важное, за жизнь двадцати пяти человек.
Он стал мерить шагами комнату, говоря своим звучным голосом: – Мы все, конечно же, слышали о Прорве. Знаем мы и то, что может ожидать нас, если гипердвигатель не заработает. В этом случае нас может постигнуть участь всех тех, кто пытался приземлиться там прежде. Мы где-то в восьми световых годах от Иггдрасиля и в шести от Вайлденвули, из чего следует, что мы не сможем долететь ни до одной из этих планет на планетарном двигателе. Итак, либо мы все– таки запускаем гипердвигатель, либо садимся на Прорву. Либо до самой смерти скитаемся по космосу.
– Даже если нам будет позволено приземлиться, – заметил Ту, – может быть, нам все равно придется провести остаток жизни на Прорве.
Минутой позже он покинул отсек. Вслед за ним выскользнул Кэрмоди.
– Когда вы собираетесь оповестить остальных пассажиров? Ту бросил взгляд на часы: – Часа через два. К тому времени мы уже точно будем знать, примет ли нас Прорва. Дольше я тянуть не могу, иначе они догадаются, что что-то случилось. В данный момент по расписанию мы уже должны садиться на Иггдрасиль.
– Епископ молится за всех нас, – произнес Кэрмоди, – я же буду просить Господа послать инженеру прозрение. Оно ему понадобится.
– Дело в том, что транслятор совершенно исправен. – уныло произнес капитан, – если не считать того, что он не работает. Кэрмоди насупил косматые брови и почесал кончик носа.
– Вы считаете, это не случайность, что транслятор отказал?
– Я бывал во многих передрягах, – ответил ему Ту, – и даже несколько раз впадал в панику. Да, я паниковал. Я не рассказывал об этом никому кроме вас и, может быть, еще одного священника, но трусить мне случалось. Я знаю, это моя слабость, может быть, даже и грех…
При этих словах Кэрмоди поднял брови с удивлением и даже почтением.
– …Но я никак не мог справиться со страхом, хотя и клялся больше никогда не позволять себе столь недостойных чувств и уж точно не позволял никому это заметить. Моя жена всегда говорила, что лучше бы я проявлял хоть небольшую слабость, хоть изредка… Быть может, это одна из причин, почему она покинула меня. Не знаю, хотя теперь это не имеет никакого значения…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});