Читать интересную книгу Ухожу в монастырь! - Анна Ольховская

Кроме Петера Вайса, рыжего тощего доктора, еще до нападения Сильных пытавшегося помочь нам с Никой сбежать.

Но, обретя наконец долгожданную свободу, мутанты нас не отпустили. Они боялись, что мы приведем к ним других белых людей, которые снова начнут мучить и издеваться.

И какой бы сильной ни была моя дочь, противостоять объединенной воле остальных она не могла. Мы вынуждены были остаться.

А потом родился Алексей Майоров-младший, Ежик для своих. Маленькая копия папы. Не индиго, обычный мальчишка, умненький, развитый, сильный. И это хорошо, потому что его старшей сестре ее способности ничего, кроме проблем, пока не принесли.

Спустя три года Ника, все это время упорно учившаяся управлять своей силой, с помощью остальных смогла наконец дотянуться через полмира до отца. И увидела сгущающийся вокруг него мрак…

В общем, на этот раз удержать нас не смогли. Да и, если честно, не очень старались, по-моему, возрастающая с каждым днем сила Ники кое-кому не нравилась.

И мы рванули в Москву.

И успели вовремя.

Потому что без помощи Ники и ее друзей Алексей Майоров так и остался бы в глазах обывателей жестоким маньяком и убийцей по кличке Дракула.

Его подставили так ловко и виртуозно, что шансов у Лешки не было. Ни одного.

Но теперь все позади, мы вот уже почти месяц дома, и я учусь ходить по снегу на каблуках.

Глава 2

Нет чтобы подождать до весны, пока растает снег и асфальт снова станет привычно шершавым! Тогда бы потихоньку-полегоньку, ковыль-ковыль, поначалу с ходунками, а потом, через пару недель, – и сама бы пошла, покачиваясь и растопырив в стороны руки. К лету, глядишь, и восстановила бы легкую и упругую походку грациозной кошки.

Гм… что-то не припомню кошку на каблуках.

В общем, мудрому терпению я так и не научилась. Что поделаешь, южный темперамент. Мои родители, встретившиеся и поженившиеся в одном из областных центров России, раскинувшем свои кирпично-панельные крылья к северо-востоку от Москвы, попали туда по распределению, отучившись в институтах.

Но оба были южных кровей. Нет, не восточных, а именно южных. Казачьих.

Папа родился в донской станице, а мама – на Кубани.

И все мое детство прошло там, на юге. Я на всю жизнь запомнила вкус белого, пышного, отдыхающего после выхода из печи хлеба. Я не могла дождаться, пока он остынет, «дойдет» под чистеньким льняным полотенчиком, и украдкой отламывала вкуснющую горбушку. За что и получала уже другим, более увесистым, полотенцем по филейной части. Хотя какое там филе! Тогда часть тела, на которой я сидела, больше напоминала суповой набор – кости, кости, кости и чуть-чуть мяса на них.

Помню кукурузу под три метра, точь-в-точь, как в нынешних американских ужастиках. Но у нас там ничего страшного не происходило, мы там прятались от бабушки. Помню заросший виноградом изабелла двор, в тени которого так здорово было прятаться от палящего солнца.

Помню рассвирепевшего после очередного моего капризного «Не буду есть этот ваш борщ, надоело!» деда.

Ух, и досталось же мне! Хорошо, что шашка дедова была спрятана далеко, а то порубал бы если не меня, то стол. Я потом до вечера отсиживалась в кукурузе.

А к вечеру дед успокоился. Он даже раньше успокоился, характер имел взрывной, но отходчивый.

И передал его мне. А поскольку с другой, с маминой, стороны в роду тоже имелись есаулы, ожидать от меня спокойного, рассудительного, нордического поведения было бы глупо.

Наверное, именно из-за этого я и вляпываюсь постоянно в неприятности.

В том числе и в такие мелкие, как сегодня.

Ну, принес вчера Алексей эти сапоги, купив их на свой страх и риск. В чем страх и риск? Кто же покупает обувь без примерки! Но они с Виктором (бессменным уже на протяжении многих лет помощником Майорова) случайно попали на международную выставку-ярмарку изделий из кожи. И на стенде одной известнейшей итальянской фирмы Лешка увидел эти сапоги. Причем они не продавались, это был образец.

Но так думал представитель фирмы. До тех пор, пока господин Майоров не решил, что эти сапожки как раз и созданы для его соскучившейся по нормальной обуви жены.

А когда господин Майоров что-то решает, проще согласиться с его решением сразу, меньше мороки и больше сохраненных нервных клеток.

Я не знаю размера материальной компенсации задолбанному представителю фирмы в частности и фирме в целом, да и знать не хочу. Потому что сапоги действительно оказались чудо как хороши – и по дизайну, и колодка удобная, и ноги они обняли нежно и ласково.

И по квартире я процокала той самой уверенной и грациозной кошкой.

– Ну что, нравится? – улыбнулся Алексей, наблюдая за мной.

– В целом неплохо, – царственно кивнула я, рассматривая стройную и длинноногую себя в зеркале.

Ох, кривила душой, просто в спираль душу скрутила! Мне не просто нравилось, я была в восторге!

В прежние годы я бы радостно сообщила об этом мужу поцелуем, но не сейчас. Хотя по его глазам я видела, как Лешка ждет этого «раньше», как надеется на него.

Весь этот месяц, прошедший после нашего возвращения из небытия, надеется.

Но увы…

Я не могу. Не могу простить его. Разумом понимаю, что не так уж он и виноват, что это был сексуальный приворот, результат двойных усилий старой ведьмы Степаниды и молодой ведьмы Тоньки-Изабеллы[4]. А в том, что ведьмовство и колдовство – вовсе не бабьи сказки, я имела несчастье убедиться лично и с тех пор не морщу пренебрежительно носик, когда слышу об этом. Да, большинство газетных объявлений, в которых «потомственные маги и колдуны» обещают на раз-два выполнить любое желание и излечить от любой болезни, даются обыкновенными мошенниками, потому что настоящие маги и колдуны предпочитают держаться в тени и вовсе не жаждут привлечь к себе внимание.

Но они есть. И не все среди них – белые. Приверженцев тьмы тоже хватает.

И Степанида с Антониной были как раз из этой, черной, когорты.

И оплели Алексея липкой паутиной весьма сноровисто, превратив его в послушную марионетку. Если бы Ника была рядом, ничего подобного бы не произошло, но нас не было…

И Лешка едва не погиб.

Надо было видеть его глаза в момент нашей первой встречи!

Пустые, безжизненные, наполненные лишь выгоревшим пеплом чувств, они вспыхнули такой дикой, безумной радостью, что я даже немного испугалась за его душевное здоровье.

Несколько показавшихся мне вечностью мгновений он, застыв на месте, смотрел на меня, на повзрослевшую за три года Нику, на никогда не виденного им сына, и в глазах его все сильнее закручивалось торнадо счастья, надежды, бесконечной радости и… пугающего безумия.

А потом ему навстречу шагнул Ежик. И робко спросил:

– Папа?

Никто и никогда до тех пор не видел Алексея Майорова плачущим.

Но эти слезы вымыли из его глаз безумие, оставив лишь искрящееся счастье.

И вернув ту самую, бесконечную, преданную и страстную любовь.

Любовь ко мне.

Он так надеялся, что все позади, что мы снова заживем все вместе, одной, ставшей на замечательного мальчишку больше семьей. И снова будет звенеть посудой на кухне Катерина, наша бессменная домоправительница, ставшая нашим детям любящей бабушкой. А в квартире тоже будет слышен звон, но не посуды, а заливистого смеха Ежика и Ники. И наш постаревший, седой, но все еще большой и сильный пес, наш страшненький, израненный ирландский волкодав по кличке Май, все три года преданно ждавший нашего возвращения, будет счастливо, по-щенячьи взлаивать, принимая участие в детской возне. И с восторгом катать на спине хохочущего Ежика.

А он, Алексей, будет стоять рядом со мной, обняв меня за плечи и прижавшись подбородком к моей макушке, наблюдая за храбрым всадником.

И плавиться от счастья.

В общем-то, все так и было. И вернувшаяся к нам Катерина, все еще периодически плачущая от радости при виде Ники и Ежика. И звонкий смех моих детей. И восторг старичка Мая. И вкусные запахи готовящейся еды. И мы с Лешкой, наблюдающие за играми наших детей.

Но – не рядом.

Нет, мы можем сидеть рядом, стоять рядом, Алексей может даже приобнять меня.

Но не слиться со мной в единое целое душой и телом.

Я не могу простить его. Не могу, и все.

Чувства и эмоции разуму никак не подчинятся. Тупо уперлись на своем, и сдвинуть их с этого своего мне пока не удается.

Что? Вы считаете, что я просто разлюбила Лешку?

Наверное, это было бы наиболее щадящим вариантом.

Но… Не получится.

Пощадить мою душу, изорванную в клочья, не получится.

Потому что я не могу разлюбить самого родного, самого лучшего, самого нужного мне мужчину. С тех пор, как я встретила Лешку, все остальные представители рода мужского перестали для меня существовать. Нет, как друзья и знакомые, они остались. И некоторых я очень люблю – Виктора, к примеру, или Артура. Или мужа моего Таньского, Хали. А Сергей Львович – вообще мне как отец.