Друзья-кубинцы учили нас пить, наливая ром на дно фужера и заполняя оставшееся пространство кока-колой (или чем-то вроде). Я же и рыжебородый Игорь Нагаев (зам. редактора журнала «Детская литература»), слегка развеселившись, сообщили друзьям, что российские традиции диктуют иные пропорции: рому полный бокал, а газировки – чуть-чуть, сверху. Кубинские коллеги попробовали и одобрили.
Что с ними стало потом, не знаю. А себя помню уже в машине – в длинном полуразвалившемся «форде», который водил шофер «ихнего» союза писателей (и художников заодно!) по имени Хесус. Кстати бывший капитан армии Фиделя (по кубинской табели о рангах ого-го какое звание!).
Так вот, этот капитан Хесус, не скованный советскими правилами безопасности движения, видимо, тоже кое-чего принял в «Тропикане», на веранде среди черных ночных пальм и цветных фонариков. По крайней мере, злополучный «форд» который вечно ломался («Трансмисьон – крак», – говорил тогда Хесус), на сей раз ехал то боком, то кормой и лишь изредка вперед радиатором. Столь удивительному способу передвижения способствовал скользкий асфальт. Через каменный парапет знаменитой набережной Малекон хлестали штормовые волны. Возможно, это начинался обещанный ураган.
Помню, что у себя на восемнадцатом этаже я вышел из лифта твердой походкой и даже сказал милой горничной-мулатке «буэнос ночес». И отметил про себя, что небоскреб «Гавана либре» слегка раскачивается. В этом не было ничего удивительного: я слышал и раньше, что верхние этажи высотных зданий при ураганных ветрах подвержены некоторым колебаниям.
Однако же следующее мое воспоминание – то, что я лежу (точнее, полусижу) на полу с головою на застеленной кровати. Ураган, видимо, продолжался, поскольку качание не стало меньше. Устыдившись своего состояния, которое недостойно советского писателя и командора парусной флотилии «Каравелла» (это свое звание я настойчиво пропагандировал среди кубинских детских писателей и даже надевал иногда штурманскую куртку), я преодолел качку и вышел на балкон.
Штормовая ночь над Мексиканским заливом мигала огнями и звездами. Проблесковый маяк Морро-де-ла-Гавана на мысу Барловенто каждые пятнадцать секунд бросал во тьму яркие двойные вспышки. А звезды то и дело вспыхивали среди клочкастых летящих облаков (которые почти сливались с тьмой). Вот тогда-то мне и почудилось, что я вижу три яркие, знакомые с детства звезды – среднюю часть созвездия Орион.
Я любил это созвездие. В детстве, в городе Тюмени, когда я, пятиклассник, после шести уроков второй школьной смены возвращался домой по непроглядно-темной улице Смоленской, Орион дружески светил мне в осеннем или зимнем небе, разгоняя страхи и напоминая, что путь недолог…
И вот здесь, на балконе восемнадцатого этажа, я вспомнил школьные годы, темную Смоленскую улицу, где из-за поворота выплывали наконец три желтых окошка моего дома, и меня резанула ностальгия. Та самая, о которой раньше я только читал в книжках про старинные путешествия. Я вдохнул «соленый ветер океана», и он почти полностью выдул из меня ромовые пар ы, но не смог выдуть тоску по родным краям. И на этой, щемящей мою грешную душу ноте сочинились стихи:
Тоска придет на пятый день,И вдруг ненужным станет город,Который раньше был как сон,Как сказка зюйдовых морей.Тоска найдет тебя везде —У старой крепости Эль Морро,
Среди портовых кабаковИ раскаленных площадей.И снова смотришь на маяк,Туда, где древние атлантыГотовы сбросить горизонтВ руины вспененных штормов.И отзвук незнакомых слов«Tamborileros, adelante!»Звучит командой «Все наверхДля постановки парусов!»
В этих скоропалительных виршах была лишь одна фактическая натяжка: день был уже не пятый, а, кажется, пятнадцатый. Но стихотворные размеры диктуют свои правила. А все остальное…
Слово «тамборилерос» означает «барабанщики». Мне его сказал пожилой поэт Элисео Диего, которому я показал фотографию с маленькими барабанщиками своего отряда. «Аделанте» же – это «вперед». «Аделанте!» – вдохновенно восклицал капитан Хесус, когда ему удавалось наконец запустить мотор своего дряхлого темно-синего монстра (и мы мчались под антильским небом до очередного «трансмисьон – крак»). Ну, а «Тамборилерос, аделанте!» – значит, «Барабанщики вперед!» По-русски эта команда в те времена то и дело звучала в отряде «Каравелла». Это, когда наши пацаны с высокими «суворовскими» барабанами – юная и отважная гвардия отряда» – на построении выдвигались в передние шеренги. Чаще всего такое бывало на сборах, после которых начинались какие-то интересные дела. А самым интересным были плавания во время парусной практики. «Внимание, экипажи! Пошел все стакселя и гроты ставить!»
Там, на балконе, меня вдруг охватило ощущение несправедливости. Почему я з д е с ь, а мои ребята там, далеко, среди ноябрьской слякоти и снега? Они тоже имеют право видеть пальмовые рощи, бастионы пиратских времен, тропические волны Атлантики и Карибского моря… Если бы можно было притащить их сюда, как таскал в Севастополь и в Ленинград! Ну, пусть не всех, а хотя бы несколько лихих штурманов и матросов из первой «барабанной» шеренги: Сережку Сомова, Сашку Шильникова, Максимку Языкова, своего верного друга и адъютанта Альку со звучной, как у греческого контрабандиста, фамилией Сидоропуло. И самого юного барабанщика – моего первоклассника Пашку…
Да, свободные ассоциации – штука все-таки рискованная. Разве о Кубе я собирался писать, когда сел за компьютер? А повело вдруг от звездочек на погонах до штормовой ночи в Гаване…
Кстати, наутро мне сказали, что ветер был не столь уж силен. По крайней мере, не из тех, что раскачивают небоскребы…
А испанские слова «Tamborileros, adelante!» я привез ребятам в «Каравеллу», и они написали их на эмблеме отряда, сделали своим девизом. Ничего удивительного, кубинская романтика была тогда еще сильна и горяча. К тому же, слово «Каравелла» тоже испанское. Пишется: «Саrаbеlа». Так и вышито на шевронах флотилии. По-моему, именно от этого слова пошло русское «корабль». Некоторые филологи (я читал) объясняют, что «корабль» – от славянского «короб», но это кажется мне притянутым за уши. Тем более, что в допетровские времена слово «корабль» использовалось редко, говорили «ладья», «судно». А при Петре иногда так и писали – «карабель». Почти что испанская «карабела»… Кстати, какой повод для ура-патриотов обвинить меня в низкопоклонстве перед заграницей!
Но опять же понесло меня в сторону, в филологию. А о чем я хотел?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});