Ко всему прочему, сегодня был канун Дня Предназначения, и до рассвета нам было запрещено видеться с другими людьми. Каппи могла и пренебречь законом, если он ее не устраивал, но я хотел, чтобы все было как положено. Сейчас она наверняка затаилась где-нибудь в темноте, ожидая моего ответа. Спеть мне не хватало духу, но почему бы не сыграть на скрипке – и тогда не пришлось бы беспокоиться о том, что Каппи не услышит в моем голосе особого восторга. Вполне хватило бы простой мелодии, и мне пришла в голову песня «Звезды на черном небе», мечтательная и романтичная, хотя в ней ни разу не упоминалось слово «любовь». Кроме того, она была как раз к месту – звезды в изобилии рассыпались по летнему небу, словно жемчужины, брошенные Госпожой Ночью. Я поднял смычок, глубоко вздохнул и…
… услышал другую скрипку, игравшую где-то далеко на болоте.
Скрипач, вне всякого сомнения, был хорошим музыкантом. От удивления я даже выронил смычок, который с легким звоном задел струны и упал в грязь у моих ног. Я поспешно поднял его.
Скрипка – инструмент с Юга. Мне она досталась от покойной матери, которая, в свою очередь, унаследовала ее после смерти отца… и так далее в течение семи поколений. Ни у кого на полуострове больше не было скрипки, не говоря уже о том, чтобы кто-либо умел с таким совершенством на ней играть. «Возможно, – подумал я, – это какой-нибудь заблудившийся южанин, странствующий музыкант, который сбился с дороги и расположился на ночь на болоте». Но мелодия была местная – популярная в Тобер-Коуве баллада о вероломном любовнике под названием «Не заставляй меня выбирать». Откуда она известна чужестранцу?
Я громко выругался, спугнув несколько лягушек, поспешно попрыгавших в воду. Ни одна мелодия в мире не могла бы заставить Каппи бежать быстрее. И помчалась бы она прямо ко мне, а не в другую сторону – она прекрасно знала, где я нахожусь, и ей бы и в голову никогда не пришло, что в ночи играет еще один скрипач. Нужно было сматываться, пока она не появилась. Собственно говоря, следовало найти этого южанина – как доказательство того, что я не единственный, кто мог играть ту мелодию.
Несколько мгновений я размышлял, брать ли скрипку с собой. Мне не хотелось ее оставлять, но, если бы я поскользнулся, пробираясь в темноте по болоту, или упал в грязную лужу, инструмент мог серьезно пострадать. Поспешно убрав скрипку в футляр, я спрятал его в дупло на бревне, на котором сидел.
Вместо скрипки я взял с собой копье. Тобер-Коув не нуждался в других скрипачах, что я и намеревался как можно яснее объяснить незнакомцу.
С детства я проводил много времени на болоте, поэтому знал все самые короткие пути и самые надежные тропы, но все же несколько раз поскользнулся и намочил штаны по колено. Впрочем, это меня не особо беспокоило, однако меньше всего хотелось случайно наступить на камень, который на самом деле окажется каймановой черепахой, зарывшейся в грязь, чтобы отложить яйца. Вот почему я, приближаясь к каждому встречавшемуся у меня на пути булыжнику, начинал с того, что осторожно постукивал по его верхушке тупым концом копья, проверяя, не появится ли злобная маленькая головка, готовая отгрызть кусок древка.
Музыка продолжала играть – отчетливо и громко. «Не заставляй меня выбирать» – песня длинная, на дюжину куплетов, в которых описываются добродетели двух мужчин, пожелавших разделить постель со взбалмошной двадцатилетней особой. Близится день, когда она должна будет навсегда выбрать свой пол и в результате закроет дверь перед одним из них и соединится с другим – вот только кто из них предпочтет остаться мужчиной? Подобная дилемма часто возникает в Тобер-Коуве, и потому песня пользуется популярностью среди его жителей, хотя Каппи принимает ее слишком близко к сердцу.
Вскоре я понял, что музыка доносится с середины болота, судя по всему, с небольшого островка, известного как Утиная отмель. Несмотря на название, уток там можно встретить редко – они избегают этих мест, потому что, согласно традиции, каждый год в канун Предназначения молодые люди ставят на отмели силки. Если богам угодно, чтобы вы выбрали конкретный пол, они пошлют вам утку соответствующего пола. Если же у богов нет в вашем отношении определенных планов, сетка останется пустой и вы можете выбрать тот пол, какой вам нравится. Прошло двадцать лет с тех пор, как в сетке последний раз запуталась посланная богами утка. Смеющаяся жрица приписала этот факт возросшей сообразительности уток. Впрочем, говорить подобное – ее работа.
Уже у самой Утиной отмели я вдруг сообразил, что готов нарушить правило, требующее полного уединения. Мне не положено было видеть других людей до восхода солнца, а неизвестный южанин, скорее всего, считался человеком, даже если Патриарший Закон не давал на этот вопрос прямого ответа.
Каким будет наказание за подобный проступок? Я не мог этого вспомнить, но старейшины постоянно искали повод, чтобы наложить лапу на большую часть моих доходов от музыки. Еще сегодня служитель Патриарха оштрафовал меня за то, что я предложил построить в нашем поселке крытый танцевальный павильон, такой же, как в Вайртауне. Можно подумать, я – единственный тобер, который считал, что нет ничего зазорного в заимствовании идей с материковой части полуострова. И все-таки я оказался единственным тобером, кто был наказан за подобное, – поэтому сейчас должен тщательно соблюдать любые, даже самые незначительные правила, в том числе и то, согласно которому запрещалось видеть кого-либо в канун Предназначения. Поэтому вместо того, чтобы прямо подойти к чужаку, я приблизился к нему так, что нас разделяли лишь заросли камыша, и крикнул:
– Эй!
Музыка прекратилась.
– Это земля тоберов, – сказал я. А дальше, надеясь, что это придаст мне уверенности, решил воспользоваться словами Патриарха, который с их помощью изгнал язычников, и процитировал: – «Очисти ее от своего присутствия и изыди в бездну вселенского зла. Будь ты проклят и знай, что даже твой запах меня оскорбляет».
– Что ж, более любезного приветствия я и не ожидал, – послышался насмешливый голос. – Спасибо.
Я не мог понять, мужчина со мной разговаривает или женщина, к тому же без малейших признаков гортанного южного акцента.
– Кто ты? – спросил я.
Единственным ответом был громкий шорох тростника. Я быстро прикрыл глаза рукой, ожидая, что сейчас кто-то появится из стены камышей, но шум удалялся в противоположном направлении. Я затаил дыхание, прислушиваясь. Шорох становился все тише.
И снова наступила ночная тишина – если не считать стрекотания сверчков, кваканья лягушек и жужжания сотен стрекоз, летающих над отмелью. Я осторожно раздвинул камыши, готовый сразу же отвести взгляд, если чужак вернулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});