Читать интересную книгу Оле Бинкоп - Эрвин Штритматтер

Но в драматизме финала этой книги заложена мысль о будущем. В той же «Меркише фольксштимме», в которой с продолжениями печатался «Погонщик волов», Эрвин Штритматтер объяснял свой замысел: «Роман говорит о земельной реформе, хотя пока о ней не сказано ни слова. Когда автор пытался в художественной форме осмыслить земельную реформу, он увидел, что ее необходимость можно гораздо нагляднее доказать, обратившись к тем временам, когда для людей, населяющих роман „Погонщик волов“, она была еще мечтой».[4]

Период ученичества у Эрвина Штритматтера был очень короток, или, может быть, правильнее сказать, его и вовсе не было. «Погонщик волов» написан уже рукой вполне зрелой и уверенной, в том стиле, который позднее будут называть «штритматтеровским». Ему свойственны драматическая напряженность, сжатость, стремительность. Повествование идет в настоящем времени (излюбленный прием Эрвина Штритматтера), небольшие главки чередуются друг с другом без видимой связи, по «принципу монтажа», большое пересекается с малым, короткие фразы полны экспрессии, словно рядом друг с другом на полотно ложатся контрастные мазки кистью, которой владеет художник, не боящийся резкой смены света и тени. Существенную составную часть этого «штритматтеровского стиля» образует тот особый повествовательный тон, который сам автор определил как «некую наивную точку зрения»[5] и носителем которой в романе «Погонщик волов» был маленький Лопе.

Язык его произведений близок крестьянской речи, образность — народному мышлению. Некоторых читателей его книг, начиная с «Погонщика волов», напугала «грубость» и «откровенность» описаний. Это мнение могло родиться только у тех, кто привык к «дистиллированной», «очищенной» от реальности литературе. Он вовсе не сторонник эпатирования читателей грубостью, никогда не играет в «натуральность», не бывает склонен к «жесткой» манере письма; но его книги свободны от жеманства и ложной утонченности, он враг умолчаний в большом и в малом. Штритматтер-писатель идет от жизни, но он и философ, постоянно задумывающийся над смыслом жизни. Все эти элементы, подчас в противоречивом единстве, и составляют неповторимость его стиля.

Конечно, многое будет еще меняться и совершенствоваться в манере Эрвина Штритматтера, и он сам не раз будет говорить об этом; в частности, будет заметно усиливаться аналитическая функция «наивной точки зрения», позволяющей «привычное» увидеть в неожиданном, «свежем» ракурсе. Но все же общее впечатление останется неизменным. Как бы он ни менялся, по двум-трем фразам его можно узнать в каждом романе.

Годы вступления Эрвина Штритматтера в литературу были освещены его дружбой с Брехтом. История этой дружбы поучительна. Брехт заинтересовался небольшой пьесой о проблемах и конфликтах новой действительности, которую Эрвин Штритматтер написал для любительского театра в дни Третьего фестиваля молодежи и студентов в Берлине. Пьеса не была поставлена, но Ганс Мархвица, старший друг Эрвина Штритматтера (Мархвицу он называет «вторым отцом»), обратил на нее внимание Брехта, и тот уговорил молодого писателя не отказываться от своего замысла. Это привело к длительной совместной работе, которая завершилась постановкой в 1953 году пьесы «Кацграбен» на сцене брехтовского театра «Берлинер ансамбль».

Знакомство с Эрвином Штритматтером и работа над пьесой имели немалое значение и для самого Брехта. В эти годы, вскоре после своего возвращения на освобожденную родину, Брехт остро интересовался проблемой нового героя (сохранился сделанный им драматический набросок, посвященный Гансу Гарбе, известному в ГДР герою труда); занимала его и проблема нового зрителя, к которому он обращался теперь со сцены театра «Берлинер ансамбль». Во время репетиций пьесы Брехт вел записи, которые были опубликованы под названием «Заметки к „Кацграбену“»; они представляют собой важный документ литературной и театральной жизни ГДР и свидетельствуют о том, что Брехт в ходе работы пришел к новым взглядам на принципы воплощения современной темы в искусстве.

Для Эрвина Штритматтера годы, как он говорил, «рабочей дружбы» с Брехтом были огромной школой; десять лет спустя он назвал их «самым богатым с точки зрения развития временем всей моей предыдущей жизни».[6] Об этом он писал не раз; в ряде его книг появляются сделанные с натуры зарисовки, показывающие «живого» Брехта — как художника острого и своенравного, человека сильного и независимого характера. В этих зарисовках нет хрестоматийного глянца, иногда проскальзывает даже ирония (причем с годами Эрвин Штритматтер стал больше подчеркивать свои расхождения с Брехтом), но всегда есть восхищение его творческим даром и чувство благодарности за то, что Брехт, как говорит Эрвин Штритматтер, «некоторое время воспитывал меня». В передаче Эрвина Штритматтера мы знаем известные слова Брехта: «Реализм не в том, каковы действительные вещи, а в том, каковы вещи в действительности».[7]

В то же время непосредственные параллели между ними как художниками провести было бы не так легко. И темы, и сюжеты, и способы обработки материала у них очень различны. Надо думать, что в начинающем писателе, обладающем огромным жизненным опытом, Брехта привлекла не только несомненная сила самобытного таланта, но и смелость воссоздания полноты жизненных противоречий, идущая у Эрвина Штритматтера от народных, фольклорных истоков и близкая беспощадной революционной диалектике самого Брехта. В «наивной точке зрения» Эрвина Штритматтера Брехт не мог не увидеть функциональной близости к своей технике «остранения». Характерно, что в «Заметки к „Кацграбену“» Брехт внес, изложенную в виде диалога, такую мысль:

«Б. Мы теперь заострили все конфликты, углубили все кризисы: я даже употребил выражение «вплоть до трагизма». А теперь надо все перевернуть в комедию, остроту соединить с легкостью, развлекать.

Гнаусс. Значит — лезь в картошку, вон из картошки?

Б. Да».[8]

Бесстрашное столкновение трагического и комического, героики и буффонады принадлежит к характерным особенностям «штритматтеровского стиля» с самого начала его творческого пути.

В последующие годы Эрвин Штритматтер, став писателем-профессионалом, много работает и много печатается. Он продолжает пробовать свои силы в разных жанрах — драматургии, «большой» и «малой» прозе, быстро становится одной из ведущих фигур литературной жизни ГДР. Обширное его творчество этих лет можно, очень условно, разделить тематически на посвященное прошлому Германии и на посвященное настоящему дню ГДР. Всю жизнь двадцатого века охватывал большой романный замысел о становлении человека искусства, своего рода «роман воспитания» писателя, творца; в 1957 году вышла первая часть этой книги, названной «Чудодей». О современности, вслед за «Кацграбеном» (в 1958 году появился новый вариант пьесы), говорил роман «Тинко», появившийся в 1954 году. Роман имел огромный успех и не раз назывался лучшим произведением прозы ГДР тех лет.

Герой этого романа, как и «Погонщика волов», деревенский мальчик, повествование идет от его имени. Действие происходит в 1948–1949 годах, в то время, когда в немецкой деревне совершались огромные, исторического значения перемены. Конфликт, однако, не сосредоточен, как в большинстве других книг о земельной реформе, созданных в те годы писателями ГДР, на противоречиях между помещиками-латифундистами и крестьянами, справедливо получающими в свое владение землю, на которой они батраками трудились из поколения в поколение; в центр действия выдвигается психология «нового крестьянина» (то есть бедняка, впервые получившего землю). Август Краске (дед маленького Тинко), ставший наконец обладателем земельного надела, хочет быть «крепким хозяином», отказывается вступить в общество взаимопомощи и пойти тем путем, которым в новых условиях идет вся деревня. Его упорство приводит к трагедии, ибо его покидают, один за другим, все родные и близкие, в том числе и любимый внук Тинко, и он умирает в одиночестве. Фигура старого Краске выписана Эрвином Штритматтером с большой силой. Книга говорила о том, как нелегко менялась старая психология и с какими трудностями было связано справедливое и неизбежное утверждение нового.

«Тинко» был задуман писателем как книга для молодого читателя (хотя сам Эрвин Штритматтер, как и многие другие писатели ГДР, возражает против «возрастного» деления его книг), но значение ее оказалось шире и глубже. Несомненно, однако, что определенная склонность к молодой аудитории заложена в Штритматтере-писателе и, надо думать, сказана с «наивным взглядом» как компонентом его стиля. Во всяком случае, повесть «Пони Педро» (1959), рассказывающая о дружбе человека с лошадью, учащая пониманию животных и любви к ним, имела огромный успех именно прежде всего как книга для детского и юношеского чтения.