Tua S».
– Как странно, я и подумать не мог, что кто-то еще пишет письма на латыни! – раздался грубый мужской голос у нее за спиной.
Она испуганно дернулась и посмотрела на источник голоса. У нее за спиной стоял их врач Филимон Филиппов.
Княгиня сделала возмущенное лицо и резко встала, от чего голова снова немного закружилась.
– Господин Филиппов, не думала я, что Вы способны на такую невоспитанность и дерзость!
– Я ничего не сделал такого, моя госпожа, – ответил Филимон и из его рук выпал цилиндр.
– Вы осмелились читать мое письмо! Это неслыханно! – продолжала возмущаться Аполлинария.
– Приношу свои извинения. Но в свою защиту замечу, что Вы не понимаете латыни, – произнес доктор.
Почему-то лицо княгини покраснело. Ей стало стыдно. Она ненавидела, когда ей говорили, что она чего-то не знает. В такие моменты хочется провалиться сквозь землю, но уйти – значит признать поражение! А убегать она не привыкла. Нельзя потерять лицо! Вот и сейчас надо было что-то ответить, а вот что…
– Что ж, если Вы знаете латынь, тогда прочтите мне это письмо, – высокомерно подняв голову, сказала княгиня.
Филимон поднял с пола свой цилиндр, после чего взял письмо из рук Аполлинарии и зачитал:
– Дорогая Аполлинария. Если Вы читаете это письмо, значит, скоро все свершится. Вам грозит опасность. Вы срочно должны бежать из России. Назревает ужасное. Много крови и страданий. Вы не выживете. Вы еще можете спасти себя и свою семью. Единственный способ спастись – бегство. Ваш С2.
Она несколько секунд оставалась неподвижной, а потом, глупо спросила:
– Кто такой С.?
– Не имею ни малейшего представления, – отрицательно помотал головой Филиппов.
Она выхватила письмо у него из рук и капризно закричала:
– Эй, кто принес мне это письмо?!
К ней подбежала та самая служанка и снова раздался скрип ее голоса:
– Я, госпожа. Я принесла Вам письмо.
– Знаю я, тупица! – бросила Аполлинария. – Кто передал его тебе?!
– Почтальон, госпожа.
– А он не говорил, кто принес письмо?
– Нет.
Она, ничего более не сказав, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
* * *
Князь Савельев по буквам пытался сложить вразумительное пригласительное письмо. Но ничего не получалось. В его темный просторный кабинет влетела Аполлинария. В руках у нее было то самое письмо.
Он положил перо и провел рукой по бакенбардам, а потом и по волосам, приглаживая их, но кудрявые волосы не поддавались. Синий фрак со стояче-отложным воротником, с накрахмаленным стоячим воротничком, что полностью закрывал его шею, бежевая жилетка и брюки позволяли ему выглядеть моложе.
Савельевы занимаются изготовлением на заказ ювелирных украшений и их продажей.
– Что случилось? – спросил Александр.
– Дорогой, почтальон принес письмо.
Он хмыкнул, а потом усмехнулся.
– Что тут необычного?
– В письме говорилось о том, чтобы мы бежали из Российской империи, ведь скоро произойдет нечто страшное в государстве.
– Я уверен, не о чем волноваться. – После недолгой паузы сказал князь Александр. – Сдается мне, это не более чем чья-то злая шутка.
– При всем уважении, я с Вами не согласна, – начала отрицать Аполлинария, – кому нужно так шутить? И почему это письмо на мертвом языке?
Александр встал и выхватил у нее из рук слегка помятое письмо. Затем он его несколько секунд рассматривал, будто понимая, что там говорится. Он откинул листок на стол, на котором педантично были разложены многочисленные бумаги и документы.
– Но я остаюсь при своем мнении. Это чья-то плохая шутка. Все врачи знают латынь, у всех наших знакомых есть доктор. Они могли попросить врача перевести послание на мертвый язык, – ответил Александр и посмотрел в ее глаза.
Аполлинария же обиженно повернулась в сторону арочного окна, из которого в темный мрачный кабинет врывались теплые солнечные лучи. Они светили ей прямо в глаза, но княгиня терпела, ведь если она отвернется от солнца, то придется смотреть на него, а этого Аполлинария Савельева сделать ни как не могла, ведь она на него злится.
Но Александр знал, за внешней коварностью его жены скрывается добрая, всепрощающая женщина.
Он прикоснулся к ее ладони, и она обиженно, что-то неразборчиво приговаривая, покинула кабинет князя.
А Александр сел за стол и думал продолжить писать письма, но из головы у него не выходило то странное письмо. Может, автор послания прав? Или это всего-навсего чей-то неуместный розыгрыш?
* * *
Нужно спускаться к завтраку. Она надела нежно-голубое платье, красиво уложила волосы и пошла к лестнице. Были слышны какие-то голоса из холла. Она ускорила шаг и вскоре увидела тех, кто так оживленно говорил. Это была служанка, имя которой Аполлинария не знала, и Дмитрий Савельев – младший брат князя Александра.
Сердце громко застучало, все снова покрылось каким-то туманом.
«Только не это!»
Тогда ей хотелось думать, что все это не более чем кошмарный сон.
Окончательно миновав лестницу, она остановилась и устремила свой растерянный взгляд на Дмитрия.
– Ты, что, забыла где твое место?! – злостно обратилась Аполлинария к служанке. – Немедля ступай на кухню!
Служанка поклонилась Аполлинарии и спешно убежала. Когда крестьянка покинула холл, Аполлинария чуть ближе подошла к нежданному гостю и, собрав всю свою смелость и терпение, произнесла:
– Могу ли узнать, какова цель Вашего визита?
Он хитро улыбнулся.
– В Алмазное меня пригласил Александр. Полагаю, Вы не осведомлены об этом, – сказал он тихим, но зловещим голосом, и, сняв цилиндр, склонился перед Аполлинарией.
– Если Вы ждете от меня реверанса, Вы не дождетесь его, – с трудом сдерживая подступающие эмоции, ответила княгиня.
Он усмехнулся.
– Так зачем Вы приехали в Алмазное?
– На прием, что устраивает Ваш муж. – Он опять хитро засмеялся. – Надеюсь, о бале Вы хоть знаете?
Она бросила на него безразличный взгляд и улыбнулась подобно волчице, которая через мгновение нападет на кролика.
– Я имею смелость и наглость просить Вас о непринужденной беседе, – сказал он, когда она уже отвернулась от него и поставила ногу на первую ступень.
На сей раз она уже сухо улыбнулась.
– Вы совершенно правы, Вы имеете редкий запас наглости для одного человека.
– Госпожа, смогу ли я хоть когда-то заслужить Ваше бесценное для меня прощение?
Княгиня резко повернулась и быстрым шагом приблизилась к нему.
– Мое прощение для Вас ничего не значит. А если бы Вы хоть на самую малость имели уважение к нашей семье, Вы бы не явились сюда!
– Но прошу заметить, что я пришел сюда не без приглашения.
Она звонко рассмеялась.
– Вы должны были отказаться. Мой муж крайне добрый и хороший человек, он простил Вас, но я Ваших действий не понимаю и поэтому простить не могу! Для Вас нет ничего ценного!
– Я прибыл сюда исключительно ради брата. Он пригласил меня, значит хотел видеть здесь. Кто я такой, чтобы огорчать его своим отказом.
– Огорчать его? Можете не притворяться! Я ни за что не поверю в Ваши слова, ведь каждая буква, сказанная Вами это не более чем очередной обман! Вы приехали сюда не ради моего мужа, а исключительно ради собственной выгоды. Признаюсь, мне не ясна причина Вашего прибытия сюда, но я буду следить за Вами, и лучше бы Вам меня не огорчать.
Она уверенным шагом поднялась по лестнице.
«Каков мерзавец! Он осмелился обмануть меня! Будь ты проклят», – вертелось в ее голове, пока она поднималась по лестнице.
К завтраку княгиня так и не спустилась. Она сидела в удобном кресле, читала сборник стихов и пыталась понять, зачем Александр пригласил на бал того, кто не так давно пытался их всех убить…
* * *
Ева прошла по столовой вдоль стола и села напротив Аполлинарии. Подали обед. За большим овальным столом восседало все семейство Савельевых. Во главе стола сидел Александр, возле него с двух сторон сидели Аполлинария – его жена и Ева – его мать. За Евой сидели дети Александра и Аполлинарии: Анастасия, Петр и Мария. А за Аполлинарией сидели Роман и Екатерина – их младшие дети. Напротив Александра сидел отец Аполлинарии Семен Березин, а между ним и Марией расположилась жена Семена Анна Березина.
Солнце освещало просторную столовую, пожалуй, столовая была самым светлым помещением со всего имении.
Мирное молчание прервала мать Аполлинарии Анна:
– О, Ева, Вы, как я посмотрю, охотно следуете моде.
Ева улыбнулась Анне. Для нее Березины не были людьми, достойными с ней общаться и надменное выражение лица, которое никогда и не исчезало с лица матери князя, при виде Семена и Анны только становилось более явным. Так случилось и сейчас.
– А Вы, что, отрицаете моду? – самодовольно улыбаясь, спросила Ева.