Читать интересную книгу Путеводитель по стране сионских мудрецов - Александр Окунь

Все разнообразие различных этнических групп, составляющих то, что называется евреями, сводится к двум основным: ашкеназы (немецкие) и сефарды (испанцы), плюс итальянские евреи, которые упорно не желают соотнестись ни с одной из них. Так же, как к ашкеназам относятся американские, украинские, польские, белорусские, русские евреи, – в сефарды записаны иракские, йеменские, иранские и прочие евреи. Еще гуляют сами по себе эфиопские, горские, индийские, грузинские и курдские евреи. Этот этнический винегрет создает невероятную разноголосицу обычаев, ценностей, привычек, традиций, предпочтений и всего того, что называется культурными кодами. Что, в свою очередь, приводит не только к появлению анекдотов про марокканцев, русских, курдов, поляков и всех прочих, но и к напряженности, чреватой столкновениями и взрывами. Удивительно не то, что они время от времени происходят, а то, что эти группы все-таки находят путь к существованию. Но если напряженности этнической вам мало, то хватает и всяких других – подумайте о любой, и она непременно найдется в этой стране.

В частности – отношения между светской и религиозной публикой. Понятия эти тоже достаточно условны, ибо и та, и другая группы состоят из более мелких групп, а те, в свою очередь, из еще более мелких, ну и так далее. В черно-белом варианте для религиозной публики евреи нерелигиозные – и вовсе никакие не евреи, а для человека светского еврей религиозный – это паразит и бездельник. Тем не менее даже они находят путь к добрососедству и взаимной терпимости.

Однажды Вим ван Лир, уроженец Бельгии, бывший летчик, увлекшийся кинематографом, собрался делать документальный фильм о Всемирном потопе. А чтобы не попасть впросак, обратился за консультацией к раввину Штейнзальцу, справедливо полагая его одним из наиболее сведущих в мире специалистов в области Библии и вокруг. При этом ван Лир, человек весьма порядочный и щепетильный, явившись к прославленному раввину, первым делом сообщил о своем неверии и, чтобы у того не оставалось никаких сомнений в атеизме посетителя, признался, что каждую субботу собственноручно готовит себе на завтрак яичницу с беконом. Внимательно, как и подобает раввину, Штейнзальц выслушал взъерошенного кинематографиста и поинтересовался:

– А отчего вы, уважаемый, именно в субботу готовите себе яичницу и именно с беконом?

– Видите ли, – с чувством сказал Вим ван Лир, – я очень люблю готовить. Но на неделе я так задерган и забеган, что до готовки руки не доходят, и ем я урывками и что попало. А в субботу я наконец-то могу позволить себе любимое блюдо.

– Ну что ж, – сказал ученый раввин, – вы, конечно же, знаете, что суббота – величайший праздник и его непременно надо отмечать. Ваш способ празднования субботы несколько отличается от моего, но это тоже путь, продолжайте!

В результате ван Лир записался в ученики к Штейнзальцу. Верующим он так и не стал, но утверждал, что многому научился.

Остается с сожалением заметить, что таких людей, как Штейнзальц и ван Лир, где ни поищи, не так уж и много…

И не случайно Голда Меир на слова Ричарда Никсона о том, как тяжело быть президентом ста пятидесяти миллионов граждан, ответила: «Ах, господин президент, поверьте, что быть премьер-министром пяти миллионов президентов еще труднее».

Индивидуализм, нелюбовь к любой власти – древняя традиция Израиля. В Библии приводится история о том, как деревья искали себе царя. Сперва обратились к оливе. «Нет, не до того мне, – сказала олива, – я выращиваю плоды, дающие масло». Обратились к пальме, и она ответила отказом: «Я занята важным делом – произвожу финики». И только терновник – растение, неспособное приносить плоды, – охотно согласился принять корону. При таком отношении к властным структурам понятно, что от своих соотечественников политикам не приходится ожидать большой любви, да, честно говоря, подавляющее их большинство ее не заслуживает.

А еще евреи – весьма нетерпеливый народ: все подавай немедленно, желательно еще вчера. Как-то двоюродный брат одного из нас остановился в своей машине перед красным светом светофора. Тут надо отметить, что в тот день приключился хамсин. Хамсин – это такое состояние атмосферы, при котором все становятся нервными, раздражительными, дергаными. Существует неписаный закон: за убийство, совершенное в хамсин, срок дают поменьше. Так это или не так, мы точно не знаем, но что закон неписаный – не сомневаемся. Итак, стоит наш братец на светофоре. Жарко. Пыльно. Потно. Красный свет.

И вдруг раздается оглушительное, истерическое бибиканье, которого как раз и не хватало, чтобы довести нашего достойного родича до состояния, близкого к человекоубийству. Выскочил он из своей машины, рванул дверь стоявшей за ним машины и рявкнул:

– Ну что ты сигналишь? Ты что, не видишь, что красный?

– Вижу, – ответил удивленный водитель, – вижу. Но ведь скоро будет зеленый!..

Раз уж мы упомянули про автомобиль, то сразу хотим предупредить любого, кто приехал сюда: израильтяне – не водители, а автогонщики. Красноречивее всего об этом говорит сухая и холодная статистика: за те шестьдесят с лишним лет, что существует государство, здесь в автомобильных авариях погибли тридцать тысяч человек, в то время как за шесть (!) пережитых Израилем войн – на шесть тысяч меньше. Ну, тут нужны еще какие-то слова?

Решительно отказываясь рассматривать жизнь как богатую гамму серого цвета, израильтянин мечется между двумя крайностями, возносясь на вершину эйфории и тут же свергаясь в пучину депрессии. От ничем не обоснованного утверждения, что прекраснее израильского ландшафта нет ничего в мире, и до утверждения, что жить в этой стране абсолютно невозможно. Если разбилась чашка, это катастрофа, если хумус хороший, то он потрясающий.

Не ждите от израильтянина взвешенного отношения к происходящему. За те тридцать лет, что мы имеем счастье проживать на Земле обетованной, мы более чем привыкли слышать вокруг вопль, что так плохо, как сейчас, не было никогда. Но проходит год-другой, и выясняется, что это сейчас «так плохо, как никогда», а тогда было совсем даже хорошо…

Нет здесь, увы, ни латинской традиции выпивать за трапезой бутыль вина на человека, ни российской – раздавить бутылку водки на троих, а потом проложить пивом и отлакировать портвейном. Израильтяне практически не пьют. Субботнее вино, употребляемое для благословения, в счет не идет, тем паче оно такого вкуса, что его более одной капли не выпьешь.

Так вот, увидев однажды спящего в саду на скамеечке выходца из России и обнаружив рядом с ним бутылку пива, незамедлительно развязали на всю страну истеричную антиалкогольную кампанию.

Приняв закон об ответственности за преследования на сексуальной почве, довели дело до того, что мужик отправляется в постель с микрофоном и кинокамерой, дабы на всякий случай иметь доказательства добровольного согласия дамы.

Ни одному занятию не предаются израильтяне с большей страстью, чем поношению собственной страны, в которой ни в чем нет ну совсем ничего хорошего. Однако делом этим разрешается заниматься исключительно самим гражданам Израиля: услышав любое критическое замечание в адрес страны (неважно, справедливое или нет), израильтянин немедленно превращается в пламенного патриота.

Понятия дистанции в Израиле не существует. Нам пришлось общаться с четырьмя премьер-министрами, и каждый из них после естественного обращения «господин премьер-министр» морщился и напоминал свое имя. Возможно, такая короткость заложена не только в самоощущении каждого отдельного израильтянина, не только сформирована армией, где все слои населения перемешиваются, но обусловлена самим языком.

В отличие от английского, где не только кошка говорит с королевой на «вы», но и королева на «вы» обращается к кошке, в иврите обращения на «вы» не существует. Иврит, язык пастухов и царей, признает только «ты».

И вот на этом самом иврите все кругом кричат, причем одновременно. Одно из объяснений повышенному количеству децибелов дал художник Борис Карафелов в ответ на усталое замечание супруги своей, писательницы Дины Рубиной, натуры музыкальной и чувствительной.

– Ну что они так вопят? – спросила Дина раздраженно.

– Должно быть, намолчались там, откуда приехали, – пожал плечами Боря.

А теперь несколько слов об израильской манере одеваться и вести себя на людях. Начнем с последнего: манер в Израиле не существует, каждый ведет себя так, как находит нужным. Таких глупостей, как пропустить женщину вперед или уступить ей место, делать не следует: вас просто не поймут (или изрядно удивятся). Если нужно что-либо сообщить своему знакомому, находящемуся от вас метрах в пятидесяти, вовсе не следует преодолевать это пространство (вне зависимости от того, где это происходит – на улице, в ресторане, на пляже или в концертном зале). Надо просто напрячь голосовые связки и во всеуслышание изложить все, что вы имеете сказать.