- Ты ведь вроде фантастикой интересовался?
В глазах Жукова вспыхнули злые огоньки.
- Вот на днях Азимова получили. Хотя, признаться, я твоего интереса к фантастике не разделяю. Особенно вот такого рода,- я деликатно кивнул в сторону этажерки. .
Жуков меня не перебивал.
- Конечно, от Уэллса до Азимова расстояние такое же, как, скажем, от телеги до электровоза. Но, по-моему, разница все-таки внешняя. Потому что передвигаться во времени принципиально невозможно ни на уэллсовской машине, ни в азимовских капсулах.
- Как знать... - неожиданно сказал Иван. Я опешил:
-Ты считаешь, что путешествия во времени возможны?
- Уеду я отсюда... - вдруг сказал он.
- Что так? - удивился я неожиданному повороту. - Куда уедешь?
- А куда-нибудь... - обронил Иван и замолчал. Видно было, что продолжать об этом ему не хочется.
Взглянув на часы, я решил, что пора собираться восвояси и самый раз опросить Жукова о монетах.
- Слушай, Иван, в газете о тебе сегодня заметка есть. Видел?
- Еще чего? - удивился он. - Какая заметка? Я полез в карман, достал специально захваченный на этот случай номер. Иван прочитал внимательно, усмехнулся. И тут я спросил его напрямик:
- Слушай, а откуда у тебя эти монеты? Иван помолчал, потом встал, прошелся тяжело по комнате и, резко обернувшись, спросил:
- Погулять не хочешь?
- Пройтись, что ли?
- Ну, не на свадьбе же, - усмехнулся он. - Так пройдемся?
-Чего ж...
Жуков вышел в сени, копался там минут пять.
Вернувшись в комнату, достал из шкафчика электрический фонарик, оказал:
- Пошли...
В сенях он взял прислоненный к стенке небольшой сверток и пропустил меня вперед.
Уже совсем стемнело. Иван шагал быстро и уверенно, я едва поспевал за ним. Все это было мало похоже на прогулку.
- Куда это мы летим? - спросил я его в спину.
- Сейчас придем, - бросил он, не оборачиваясь, но скорость все же сбавил.
К Соборному парку мы подошли с нижнего конца - вход был с противоположной стороны. Жуков огляделся - в чахлом свете редких фонарей улица была пустынной - местный "бродвей" лежал в двух кварталах отсюда, вся толкотня сейчас там.
- Лезем здесь, - скомандовал Иван, бросил через ограду свой сверток и полез следом. Стараясь не зацепиться за декоративные пики, которые ничем не уступали своим недекоративным родичам, я перелез через ограду и оказал Ивану:
- Хороша прогулочка. На любителя. Жуков промолчал, посветил фонариком: здесь, под кронами, темнота сгустилась до осязаемой плотности. Он еще раз посветил, буркнул: - Сюда...
И, продравшись через кусты, мы оказались на крохотной полянке.
- На, свети, - ткнул он мне в руки фонарик и, присев на корточки, стал разворачивать свой сверток. В желтом пятне света остро сверкнула заточенная кромка маленькой саперной лопатки.
Иван взял лопатку, сказал снова: - Свети, - и, примерившись, очертил лопаткой неровный квадрат.
"Неужели у него здесь монеты закопаны?" - мелькнула мысль. - Часть отдал в музей, а часть оставил здесь и сейчас забрать решил?"
Тем временем Жуков аккуратно поддел лопаткой дерн толщиной пальца в два и отвалил пласт в сторону.
- Ну, а теперь гляди, - сказал он, отложив лопатку.
Я всмотрелся в черный квадрат свежей земли, и вдруг - я не поверил глазам - чуть в стороне от центра квадрата в луче фонарика тускло блеснула большая монета. Секунду назад ее не было!
"Когда же он успел подбросить ее?" - пронеслась нелепая мысль и тут же исчезла: прямо на моих глазах из земли высунулась наполовину вторая монета с тонкой насечкой по бортику.
- Слушай, что же это такое? - спросил я неожиданно осевшим голосом.
- Смотри, смотри, - ответил Жуков, осторожно высвободил застрявшую в земле монету, положил ее рядом на траву, туда же небрежно бросил вторую.
Мы просидели на корточках полчаса, и за это время из земли - именно из земли, потому что больше им взяться было неоткуда, вынырнули еще семнадцать монет - маленьких и больших, блестящих и тусклых, с понятными и непонятными надписями. Потом они перестали появляться, и минут через пять Иван сказал:
- Все, сегодня больше не будет... - и аккуратно взяв пласт дерна, положил его на место и притоптал. - Пошли...
- Слушай, что же это такое? Ты толком мне сказать можешь?
-Могу, - ответил Жук. - Потом.
- Ну, а те, что ты в музей сдал, здесь нашел?
- Нет.
-А где?
-Пошли, - вместо ответа сказал Иван и, не дожидаясь нового вопроса, поднял снова увязанную в тряпку лопатку и зашагал к выходу из парка. Сообразив, что пока Жуков сам не решит рассказать, слова из него не вытянешь, я замолчал. А предчувствие, что мне предстоит услышать нечто невероятное, крепло с каждой минутой, пока мы выбирались из кустов на освещенную аллею к выходу. Иначе на кой черт было показывать мне это поразительное место?
Выйдя из парка, мы свернули на улицу Танкистов и через квартал Иван облегченно сказал:
- Открыто...
"ЗэЗэ" была набита битком. Иван помрачнел, но поужинать где-то нужно было. Мы кое-как протиснулись к угловому столику, который, судя по всему, вот-вот должен был освободиться. Два осоловевших приятеля с надеждой пересчитывали медяки, так и сяк раскладывая их на скользкой пластмассе стола. Судя по их осанке, надежда отыскать в кармане завалявшийся рубль была несбыточной. И все-таки, чтобы уразуметь это, им понадобилось минут пятнадцать. Шашлычная гудела, в полной мере оправдывая свое неофициальное название "Зеленый Змий". Иван еще раз огляделся и, нахмурясь, сказал:
.-Ладно, завтра мы сюда с нашими ребятами заглянем. Давно эту рыгаловку прикрыть пора...
Первый мыслью было: разыгрывает!
Но Жуков, машинально тыкая вилкой, рассказывал ровно, неторопливо, и только в глазах его, когда он взглядывал прямо, появлялось какое-то беспомощное выражение.
- Не веришь? - вдруг вскидывался он. - Думаешь, вру?
- Верю, - как можно спокойнее отвечал я, хотя в голове колотилась мысль: да может ли быть такое?
Когда мы вышли из "ЗэЗэ" - перед самым уже закрытием, Иван сказал:
-Ты только не трепись об этом. Все равно никто не поверит...
Я кивнул и, ошалелый от двухчасового рассказа, побрел домой.
Ночью мне снились рыцари, давящиеся джемом, огромные трехкопеечные монеты, резиновые пружанки, некто по прозвищу Собака и самая обыкновенная желтая собака. Кот натягивал огромные сапоги и рассуждал об экзистенциализме...
Проснулся наутро я совершенно разбитым и, хотя накануне кроме чаю я не пил ничего - с тем самым ощущением, которое знакомо каждому, кто накануне несколько переборщил в соревновании с Бахусом. Встав, я принялся лечиться по системе йогов. Системе этой меня обучил еще в студенческие времена Сережка Андреев. Правда, насчет принадлежности этой системы йогам я еще тогда сомневался, поскольку, как известно, йоги водки не пьют, так что система такая им вроде ни к чему. Но так или иначе, Сережкий способ помогал хорошо, и через полчаса я чувствовал себя вполне сносно. И все-таки что-то мешало. Это "что-то" была пугающая уверенность, возникшая на грани сна и пробуждения и крепнувшая с каждой минутой: Жуков не врал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});