— Придется отменить и приготовить ужин.
— Мам, я не голодная. Готовь для себя! А если ты устала, закажи что-нибудь готовое в «Самокате».
Злость набирает обороты, я выхватываю из рук дочери сумочки.
— Эй! — повышает голос. — Ты че такая нервная сегодня?!
— Ты как с матерью разговариваешь?!
— Я уже большая девочка, и не обязана тебя слушаться, как пятилетка. Сумочку отдай.
— Извинись, приготовь ужин и выгуляй собаку. Потом получишь свою сумочку.
— Еще чего! Знаешь… Я… Я… Александру пожалуюсь!
Дочь ссылается на отчима, произносит его имя уверенно и с каким-то особенным выражением.
— Мне уже надоело! Ты пилишь меня, как рабыню.
— Давай, — киваю. — Позвони отчиму. Думаешь, он встанет на твою сторону?
Наглая ухмылка появляется на губах дочери.
— На твою сторону он точно не встанет, ма-ма.
Этот дерзкий тон, странный блеск в глазах, снисходительное выражение.
Взгляд сверху-вниз и обратно.
— Я хотела, чтобы мы рассказали тебе об этом вместе, но если ты так настаиваешь…
В груди внезапно холодеет, сердце сжимается от нехорошего предчувствия.
— Мам, я беременна! — заявляет дочь, опустив ладонь на живот с пирсингом в пупке. — От твоего мужа беременна. И ты… Ты нам мешаешь!
Глава 2
Она
— Совсем обалдела?! — кричит дочь, схватившись за щеку.
Я в каком-то ступоре.
Просто отмечаю, как на ее щеке проступают отпечатки моих пальцев, а еще у меня сильно горит ладонь.
Невероятно сильно горит!
Я влепила дочери пощечину и сама не поняла, как это произошло.
Просто… влепила!
Потому что не могу поверить.
Потому что ее хамство перешло все границы.
Потому что в последнее время она совсем берегов не видит, и с этим надо что-то делать.
Серьезно.
Прямо сейчас!
И лучшим выходом я автоматически посчитала залепить ей по лицу хорошенько?!
Наверное, чтобы она очухалась, пришла в себя и извинилась за все сказанное и сделанное. Не только сегодня, но вообще, в целом.
Я за последнее время дочь совсем не узнаю, она подзабила на учебу, то горела желанием поступать в мед, то сказала, что у нее другие планы на эту жизнь и пошла на курсы маникюрщицы. Нет, я не против, пусть идет, пусть учится и работает, если есть желание. В этой жизни не все так просто, иногда лучше устраиваются те, кто не грызут гранит науки сразу же…
— Извинись! — требую я. — Забери свои слова обратно!
— Какие?! Какие, блин, слова забрать?! Я беременна! Это правда! Я сплю с твоим мужем! Это тоже правда. Хотя…
Дочь трет ушибленную щеку, в глазах — злые слезы.
Она отступает обратно в свою комнату и выплевывает:
— С ним я как раз не сплю! У нас нет времени спать! И я… Я ненавижу, когда ты его лапаешь… Лапаешь моего любимого мужчину!
Ах ты дрянь!
Милана отскакивает в комнату и запирается на замок.
— Думаешь, спряталась от меня за этой дверью и все? Разговора не будет? Еще чего! — стучу по двери. — Открывай немедленно или я сейчас защелку инструментом прокручу и сама открою!
— Отвали! Отстань! Ненавижу… Надоела уже. Просто отстань от него! Он мой! Мы любим друг друга, а ему тебя… тупо жаль бросить! — вопит дочка в ответ.
Кричит, как будто ее режут, а потом… потом она звонит и жалуется со слезами:
— Саш, Сашенька, я больше так не могу! Не могу, слышишь! Нет, не потерплю! Нет, до завтра не получится… Эта грымза достала. Она меня бьет! Я… Все сказала ей о нас. Все сказала… Она сейчас меня убьет! Уже ударила… Приезжай, Сашенька!
У меня все кипит от этих ее слов — Сашенька, Сашенька!
Да как она могла?!
Боже, такой спектакль закатила! Не верю я ей… Что за наговоры глупые на своего отчима?!
Мой первый брак случился ранним и по залету. Летом, после выпускного, у меня случился бурный, но короткий роман с другом одноклассника, отпетым хулиганом. Когда все мои одноклассники переступали пороги вузов и колледжей, мы с Кириллом отправились в загс, нас поженили, не спрашивая, хотим ли мы этого или не хотим.
Родила я рано, мне тогда было почти девятнадцать, брак развалился почти сразу же: у Кирилла были приводы в полицию, а потом — срок за кражу. Ни я, ни он не расстроились, когда его осудили, а я подала заявление на развод. Развели нас быстро…
С тех пор я жила у родителей, постоянно работала, хотела вырваться из душной опеки с нотками вечного осуждения. Потом, когда дочери было уже одиннадцать, я встретила Александра, мы понравились друг другу. Но я долго сомневалась, даже удивительно, как только ему хватило терпения дождаться. Потом еще полгода я его мурыжила, не отвечая согласием на предложение руки и сердца.
Было много страхов, в том числе, я переживала, примет ли дочь моего мужчину, подружатся ли они, не станет ли колючий подросток, каким Милана была тогда, еще более невыносимым? Но все как-то наладилось…
Несколько лет мы жили в согласии, и вот — пожалуйста!
С нашей семьей что-то творится… Невообразимое!
Еще раз стукнув кулаком по двери, я отхожу, пригладив волосы.
— Так, спокойно… — шепчу. — Спокойно. Милана просто наговорила гадостей. С парнем своим поругалась или что-то еще стряслось… Ну, конечно! Я заставила ее убираться, она со зла решила мне насолить, оговорила Сашу!
Эти выводы объясняют многое.
Объясняют же?
Сейчас позвоню Саше, и мы вместе посмеемся над этим и придумаем, как приструнить мою дочь.
Однако сердце падает в пятки, когда я звоню. Вдоль позвоночника ползут ледяные мурашки…
— Алло, Саш.
Господи, как же начать разговор?
Мне даже повторять противно все то, что наговорила дочь. Не знаю, как у нее язык повернулся.
— Вик… — вздыхает муж.
Тишина говорящая. Молчание мужа полно вины.
Снова вздох.
— Вик, ты только руки не распускай, хорошо? Я еду. Скоро буду. Поговорим… Давно нужно было поговорить.
Гудки.
Я медленно сползаю по стене на пол, даже не могу опереться ни на что, просто вниз ползу, в немом ужасе распахнув рот.