Рудошан некоторое время собирался с мыслями, потом неопределенно промычал, благо рот сам собой открылся:
- А-а-а... Дорогу бы освободить!
Лесовик повел рукой-веткой и ствол старой сосны рассыпался в пыль, а сучья, шурша, упали наземь.
- Еще?
Рудошан вновь отвесил челюсть.
- Кто ты? - нетвердо спросил Выр. Чувствовалось, что ему очень хочется залезть под телегу. Вообще Рудошан знал, что Выр далеко не трус, на медведя мог в одиночку выйти, но как только дело касалось нечисти, вся его храбрость вмиг улетучивалась. Странно, но это так.
- Я - душа чащобы. Приказывай, хозяин!
Лесовик обращался к Рудошану, несмотря на то, что клин держал в руках Выр.
- Я твой хозяин? - уточнил Рудошан.
- Да. Ты меня вызвал.
"Наверное, когда сказал: Выдь немедля, - догадался Рудошан. - Ну и дела!"
- Ты всегда придешь на помощь? - спросил он.
- Тебе - да. До тех пор, пока ты будешь в Черном.
- А за пределами Черного? - Ты не вынесешь меня отсюда. Смертному это не под силу.
"Клин, - понял Рудошан. - Он имеет в виду клин. Пока он у меня будет слушаться. Но вынести клин из Черного нельзя. Интересно, почему?"
- Когда будешь нужен, я позову! - сказал Рудошан, отбирая клин у Выра и пряча его за пазуху. Железо было теплое.
С тем же порывом ветра лесовик отступил за стволы. Подобрав топорик, Рудошан стегнул лошадь.
- Н-но, милая!
Выра не нужно было уговаривать - семенил рядом с телегой. Рудошан задумчиво гладил железку за пазухой. Было до странности увлекательно и одновременно жутко.
В глубине леса вновь завыли, на этот раз ближе. Выр тихо выругался.
Близился полдень. Если все пойдет гладко, они успеют миновать Черное задолго до темноты.
Первое время все шло как нельзя лучше, лошадка бодро трусила по тропе, раздвигая колючие ветви. Рудошан зыркал направо-налево, а Выр, то ли умаявшись, то ли еще почему, сидел на тюках и глядел назад.
Волка первым почуял конь. Всхрапнул и замер. Выр схватился за лук.
Зверь стоял у ствола сосны и мрачно глядел на телегу. Глаза его горели, ровно угли, даже в свете дня.
- Громадный какой, - побормотал Рудошан, тоже берясь за лук. И, с замиранием в сердце, позвал:
- Душа чащобы, выдь немедля!
Порыв ветра, упругий, как железная пружина, и глухой голос:
- Приказывай, хозяин...
Бочонок возник совсем рядом с волком, который сразу стал казаться мельче и даже хвост поджал.
- Вели этому, чтоб не чинил нам зла! - потребовал Рудошан.
Лесовик повернулся к зверю.
- Уходи!
Волк послушно канул вглубь бора.
- Пока все, - отпустил лесовика Рудошан, удивляясь своей уверенности.
Порыв ветра был уже привычен.
- Холера! - не своим голосом сказал Выр. - Это был вовкулак, ты заметил?
- Еще бы не заметить! - отмахнулся Рудошан. Железка за пазухой жгла ему грудь. - Н-но, милая!
Телега сдвинулась с места.
До вечера душа чащобы отогнала от тропы двух тупых упырей, голодного грида. Выр как стал белым еще при виде вовкулака, так и сидел мышкой на шкурках. Рудошан, обливаясь потом, призывал нового слугу и отдавал короткие приказы. Нечисть убиралась с дороги, повинуясь лесовику-бочонку беспрекословно. Но нервы натянулись до предела.
А потом тропа вновь обратилась в дорогу, и впереди показался долгожданный просвет. Черное осталось позади.
Рудошан остановил коня и потянулся к топору.
- Чего? - забеспокоился Выр. Последние несколько минут он заметно оживился, вновь обрел нормальный цвет лица и перестал напоминать покойника с отчетливо-черной бородой на молочно-белом подбородке.
Рудошан не ответил. Извлек клин из-за пазухи и прыгнул с телеги. Выбрал сосну потолще, обошел кругом и вставил клин в трещину ствола. Обух звякнул, вгоняя железку в плоть дерева.
Сосны дружно зашумели на ветру. Выр, глянув вверх, спросил Рудошана:
- Зачем?
А тот не останавливался, пока не вбил клин полностью. Перебросил топорик в левую руку и обернулся к приятелю.
- Зачем? А тебе бы хотелось расстаться с душой, друже?
Выр непонимающе глядел на него. Но не стал возражать.
В самом сердце старого бора тоскливо завыл вовкулак, но Рудошан даже не обернулся. Впереди виднелось житнее поле и стены большого селения Андоги.
А над Черным гулял ветер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});