Мне, по своей совиной природе экономящему каждую минуту утреннего сна, ничуть не улыбалось жертвовать сразу десятью, перейдя на пешие марши. Ломать табу всей жизни, обзаводясь машиной и вливаясь в монументально стоящие ряды на Проспекте, решением не было тем более. Вот издевательством над собой, здравым смыслом и согражданами в этих рядах заодно - еще как.
Поэтому альтернативе, подвернувшейся быстро и удачно, честь и слава, переходящие в аллилуйю.
Наш квартал застраивался в два такта. В подавляющей части - в порядке формирования материалов к отчетному докладу лично дорогого Леонида Ильича как бы не двадцать пятому съезду родной партии.
Бесчеловечные тоталитарные бесы от градостроительства не посчитались с неотъемлемым правом трудящихся дышать выхлопом хорошо если не полутысячи машин, ежечасно истиравших шины об асфальт Проспекта. Линию застройки отнесли за сотню метров от обочины. Получившийся пустырь приспособился под высаживание чахлых древес, удобрение собаками и оглашение ночных окрестностей нетрезвыми воплями.
Четверть века спустя до строительного хозяйства добрались последствия победы сил апостольского добра над бесовским разумом.
Пустырь по всей длине превратился в стапель и оброс угловатыми конструкциями. В положенный срок на нем испеклась флотилия из четырех дредноутов, о двадцати трех этажах каждый, и эскадренного танкера. Роль последнего с режущим глаза блеском исполняла густо занавешенная неоном бензоколонка, что приткнулась в пугающей столкновением близости к самой корме замыкающего колонну монолитных левиафанов. До Проспекта же (с верхних этажей и при известной сноровке) не представлялось невозможным доплюнуть.
Граница эпох пролегла по параллельному Проспекту проезду, ныне внутриквартальному, длинному, как пятиминутки по понедельникам в управлении, и колдобистому, как большинство жующихся там мыслеформ. В тупике на дальнем от метро конце проезда и гнездится тридцать третья, избавительница наша ежеутренняя.
Проколдобившись по квартальным внутренностям (одна, одна она такая в городе! и сугубая хвала бытию, что здесь, а не где-то!), вязью туннелей и путепроводов маршрутка вливается в Проспект. И сразу же, если абрек за баранкой не вовсе дурной, сворачивает во дворы, которыми до пункта назначения и добирается. Итого те же минут десять на все про все.
Когда - когда, не если - пробки начнут закупоривать своими истоками дворовые капилляры, насчет города не знаю, а сам на грани кондратия окажусь точно. Немного, подозреваю, и надо: дополнить реализацию машин в кредит продажей прав на тех же началах.
В видах профилактики придется выучиться на мегаполисного карлсона или переселяться в первый попавшийся райцентр. Решения друг друга стоят - что духоподъемностью, что сбыточностью.
И с чего мысли в эту степь потянуло?
Ну да. Десятое мая на дворе. В свое время ровно в этот день Проспект и встал. Глубинная память просыпается первой.
Недопроснувшееся же, что по утрам в будни неизбежно, сознание обязательно найдет, к чему бы такому пооптимистичнее подверстать мысли. Наипаче - если разевающий пасть рабдень будет первым за полторы недели, что, собственно, и имеем.
Рабдень, ага, и никак по-иному. После теплого-то моря да незамутненной беззаботности.
Мать честная, четверть девятого. Медитировать приспичило, так на ходу это делай, на хо-ду, а не поперек койки.
Ополоснуть скобленую с вечера (мне, по своей совиной природе экономящему каждую минуту…) рожу, в три минуты поглотить два йогурта (смотри там же), нацепить галстук, совершить рывок маршрутке наперерез, выудить двадцать семь рублей без сдачи.
Без десяти. В графике?
Ща-зз.
- Управление внутренних дел по охране московского метрополитена, дежурный милиционер старший сержант Глушко. Документы у вас при себе имеются?
А чтоб тебя.
Шевелит губами, как же без этого-то. Что угодно тебе, человече, и не проглотишь ли ты свои законные требования?
- Ага…Валерий Дмитриевич?
Он самый, весь тут. Зарегистрирован по месту жительства в столице нашей Родины, тридцать два года, русский, беспартийный, высшее, скорее холост, не был, не состоял, не имею и не привлекался, старший лейтенант запаса (кэ-эк перед офицером стоишь!), жизнью удовлетворен умеренно или несколько больше, три с половиной тысячи гросс, две комнаты в шаговой доступности от МКАДа, четыре с половиной года до изничтожения ипотечного кредита, очевидные двадцать восемь до пенсии и квадратный корень минус единицы до мемуаров - за заведомой их неинтересностью читательской массе.
- Он самый.
- Я извиняюсь, вы не очень торопитесь?
Что в общем предполагать и требовалось. В "обезьяннике" имеется гражданин с залитыми спозаранку очами, протокол гражданину оформлен, направлению по месту принудительного вытрезвления повинен предшествовать личный досмотр, понятых же, чтоб с паспортом, из часа пик выдернуть задача нетривиальная. От отчаяния сержант клянется выписать на работу справку (это сколько минут моей жизни он провоюет с русским языком - пятнадцать, двадцать?) и чуть ли не объявить благодарность в приказе по подземному околотку.
Спасибо, в другой раз.
- Извините. Именно что очень тороплюсь. Могу идти?
Таки в графике.
Боевой листок болельщика, что с петушиным логотипом, вечно некомплектные почтальоны доносят до ящика не раньше полудня, поэтому изучается он за ужином. Время в метро приходится убивать переплетенной полиграфпродукцией.
Вчера я почти рефлекторно прихватил в Шереметьево мягко переплетенный плод совместного творчества питерского стратега-многогранца Недодрынова и красноярского юмориста Сретенского. Мыслимо ли не полюбопытствовать, как оно получилось с сопряжением першерона и грациозной антилопки.
Опрометчивые похвальбы, гласила аннотация к роману "Одно место в пространстве решений", могут не довести до добра. На богатырском пиру витязь Ухарь поклялся до гроба НЕ БРАТЬ В РОТ ХМЕЛЬНОГО, если не сможет совершить подвиг, который ему не сходя с места изобретет гуляющая братия. И лег путь Ухаря за тридевять земель - в ОДНО МЕСТО, над жителями которого долгие годы жестоко куражится Генерал-генератор, бряцающий ДЕТОРОДНОЙ БОМБОЙ. Освобождение от неосторожного обета, любовь прекрасной Аскариды и даже благосклонность умелой Трехдюймовочки - в Одном месте героя ждет ВСЕ…
Кому попадья, кому попова дочка, мои же ожидания первые десятки страничек начали оправдывать, и полагайте о моем вкусе что хотите. В детали вдаваться не буду, найдете на любом лотке за сто двадцать рублей, а мое дело отрекомендовать.
Одна пересадка, полкилометра иноходью, девять двадцать семь. Охране здрасте, ветровку на крючок, коллегам здрасте-здрасте-здрасте, портфель под стол, пиджак на кресло, сам в кресло, в системный блок тык не глядя. Что было, то и будет, и нет ничего нового под солнцем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});