Читать интересную книгу Дураки и умники - Светлана Шипунова

В тот день у него был запланирован музей Шагала и Свято-Николаевский собор, о котором ему говорили еще в Москве, что «это надо видеть». В последние годы он стал бывать в церквях, но всегда испытывал неловкость, не зная, где надо стать, куда деть руки, как реагировать на происходящее. Многое приходится теперь делать не потому, что этого хочется, что есть в этом какая-то внутренняя потребность, а потому только, что уже вошли в обиход некие ритуалы, и они должны соблюдаться всеми, кто причисляет себя к новой общественной элите.

В музее Шагала было просторно и пусто, еще двое русских медленно ходили от стены к стене, разглядывая огромные полотна, на которых согласно подписям изображены были сюжеты из Библии, но, судя по выражению лиц этой парочки, то, что они видели перед собой, с трудом отождествлялось ими с Библией, которую, впрочем, они могли и не читать. «Смотри, у него на всех картинах — козел, — сказала женщина своему спутнику и засмеялась. — Вот видишь? И здесь тоже». Обнаружив очередного козла, женщина радостно хихикала и переходила к следующей картине. Парочка раздражала его своими разговорами и он поспешил уйти, тем более что картины, которую он ожидал здесь увидеть, в музее не оказалось.

…Там летела по воздуху, над улицей с маленькими одноэтажными домиками и длинным извилистым забором пара влюбленных молодых людей, а за забором на зеленой траве понуро стоял маленький синий козел. Эту картину он видел лет шесть назад в Манеже и почему-то запомнил, может, потому, что на выставку его затащила Майя, и картина сначала понравилась Майе, а уж потом ему.

А Свято-Николаевский собор оказался закрыт. На массивных воротах висел изнутри большой замок, какие в России называют амбарными. Он походил вдоль высокой чугунной ограды, подивился нарядной красоте строения, делающей его отдаленно похожим на Василия Блаженного, ухоженности довольно большой церковной территории, но в глубине души был даже рад, что закрыто, не придется изображать постную мину и благоговение перед алтарем. И снова какие-то русские — мужчина и женщина — попались ему на обратном пути в небольшом переулке, ведущем от собора к бульвару с неожиданным названием «Царевич». Юная женщина в накинутом на голову тонком платке шла, завороженно глядя на церковь, и уже издали часто и истово крестилась, лицо ее показалось ему мимолетно знакомым. Разминувшись с ними, он сообразил, что именно эту женщину он вчера разглядывал тайком на пляже в лучах заходящего солнца, у нее была эстетически безупречная грудь — одна такая на всем пляже. Зачем-то он обернулся и сказал им в спину: «Сегодня закрыто». Мужчина и женщина тоже обернулись, и она сказала: «Как жалко». Он тут же подосадовал, что окликнул их, это было совершенно против его правил, но поздно; они подошли, и женщина заговорила с ним.

— Вы тоже из Москвы?

Втроем они свернули из переулка на бульвар. Она еще что-то спрашивала, он коротко, сдержанно отвечал, а ее спутник, как раз из тех, кто не вызывал у него никакого доверия — вальяжный здоровяк с лицом автомобильного «кидалы», молчал, искоса разглядывая нечаянного собеседника. Так они прошли квартала три, было время обеда, и неожиданно этот ее спутник, до тех пор молчавший, предложил пообедать где-нибудь вместе, «раз уж так получилось». Сам не понимая, почему, он согласился. За обедом в маленьком уютном ресторанчике, выпив по бокалу вина, они наконец познакомились.

— А вы случайно не депутат Госдумы? Мне ваше лицо знакомо, — сказал здоровяк, за минуту до этого представившись одним из учредителей известного в Москве банка.

— Вообще-то я журналист, — помедлив, ответил он, польщенный, что его узнали. — Но был депутатом, только не Думы, а того еще Верховного Совета, хасбулатовского…

Знакомство вышло не слишком обременительным, а благодаря юной красивой женщине — даже приятным. Они тоже жили в «Негреско». Вечером, за ужином встретились уже как старые знакомые, а днем, на пляже они сами окликнули его и пригласили под свой зонтик. Оставшиеся дни он провел в компании этой пары, оказавшейся, как он и предполагал с самого начала, отнюдь не супружеской — женщина была слишком молода и хороша собой, чтобы быть чьей-то законной женой. Она по-прежнему загорала без лифчика, отчего в первый момент он испытал некоторое волнение, но потом привык и старался не обращать внимания, тем более что подолгу разговаривал теперь с ее спутником, с которым у них постепенно обнаружились общие знакомые и даже кое-какие общие интересы. Малый оказался человеком, хорошо осведомленным в московских делах, и, судя по всему, принадлежал к одной из влиятельных в столице финансовых группировок. Везде он рассчитывался исключительно пластиковыми карточками, которых у него было много, все разных цветов — голубые, розовые, золотистые — и нигде ни разу даже не доставал наличных денег.

В воскресенье банкир пригласил его съездить в Монте-Карло. Взяли машину и поехали вдоль моря, разглядывая по пути роскошные виллы, нависшие прямо над водой, и белые яхты под ними. Один вид этих вилл и яхт заставил его молча затосковать по несбыточно красивой жизни — такой близкой, но чужой и для него недоступной. Втроем они провели чудный день, бродя по маленькому, тесному городку, переполненному туристами, а вечером, после сытного неторопливого ужина новый знакомец позвал его в знаменитое казино на набережной, сказав, что все расходы берет на себя. Этот вечер окончательно соединил их отношениями того типа, которые трудно назвать дружбой, но которые в одночасье делают одного человека зависимым от другого, связанным с ним еще неясными и не проговоренными, но уже само собой разумеющимися обязательствами на будущее.

В один из последних вечеров, после ужина мужчины уединились в укромном углу большого холла гостиницы и долго о чем-то говорили. Подругу свою, несколько раз подходившую к ним с капризно надутой мордочкой, банкир каждый раз отсылал погулять еще немного. Судя по выражению их лиц, разговор был о серьезном. Девушка успевала ухватить обрывки фраз, но смысла не понимала. Говорили что-то о губернаторских выборах, о стоимости кампании и шансах на победу, о каком-то морском порте и почему-то о ценах на землю, которые, как настойчиво повторял ее друг, «будут расти». Похоже было на то, что один что-то предлагает другому, а тот выражает какие-то сомнения, потом они меняются ролями, и уже тот вроде бы согласен, но теперь этот сомневается и качает в раздумье головой. В конце концов они договорились и даже по рукам ударили, и парочка вышла на набережную прогуляться перед сном, тогда как их новый знакомый от прогулки отказался и поднялся к себе в номер. Там он долго лежал, не раздеваясь, поверх роскошного покрывала, смотрел в потолок и думал. Идея, которую он только что обсуждал с банкиром, была не просто заманчивой, но удивительным образом совпадала с его давешними планами всерьез заняться устройством своего будущего. Теперь эти планы приобретали совершенно определенные очертания и уже не казались ему неосуществимыми. Конечно, он рискует, они оба рискуют, причем его новый друг даже больше — деньгами. Но зато, если все получится, оба они выиграют, еще как выиграют!

В этот вечер он принял очень важное для себя решение: у него остается две недели отпуска, и он полетит отсюда не в Москву, а прямо в Благополученск, пока только на разведку, посмотреть, что и как, а там видно будет.

…В самолете было душно, вентиляцию не включали до взлета, и сидевшая слева дама яростно обмахивалась газетой «Анти-СПИД», оставленной в кармашке переднего сиденья предыдущими пассажирами. Прямо перед носом у него мелькало изображение голой задницы какого-то известного российского артиста, но он не мог сообразить, кто это. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Вдруг забегали стюардессы, вышел и снова зашел в кабину один из пилотов, и начавшие было гудеть моторы вырубились, затихли, в окно он увидел, как выталкивающая самолет машина остановилась и отъехала.

— Почему мы не летим? — нервно спросила дама.

«Частная авиакомпания называется, — подумал он с раздражением. — Никакого порядка, хуже, чем в Аэрофлоте…»

— Уважаемые дамы и господа, — раздалось над головой, — говорит командир корабля, пилот первого класса Маркин. К сожалению, наш полет задерживается на неопределенное время по техническим причинам, которые руководство авиакомпании «Южные авиалинии» пытается сейчас устранить. Прошу всех оставаться на своих местах и не волноваться.

— Вентиляцию включите! — истерически крикнула дама слева.

А дама сзади плаксивым голосом спросила неизвестно кого:

— Может, бомбу подложили?

Ей тут же возразили откуда-то сбоку:

— Если бы бомбу, нас бы сейчас всех из самолета эвакуировали, а командир сказал: сидеть.

Он потянулся и ухватил за рукав пробегавшую мимо стюардессу: